В страну волхвов (СИ) - Скипа Нина (прочитать книгу .TXT) 📗

     Мальчик повернулся к ним, Милан на мгновенье встретился с его глазами — серо-голубыми глазами, пожалуй, чуть желтее, чем у Вацлава, и еще сильнее сжал пальцы мага. Тот высвободил руку и растер пальцы другой рукой.

     — Простите, — смущенно пробормотал Милан.

     — Не извиняйся, мой мальчик, — ласково возразил Вацлав.

     Володимир встал за креслом мальчика.

     — Я выполнил твою просьбу.

     Милан снова, притягиваемый каким-то ужасом, уставился в глаза Души Трехречья. Стас говорил, что они вобрали в себя мудрость столетий. Может быть и так. Но Милан видел лишь боль. Боль столетий. Взгляд ребенка выражал больше боли, чем было доступно человеку.

     На этот раз маг сам взял Милана за руку и ободряюще сжал.

     — Да, — согласился Вацлав. — Теперь мы можем поговорить.

     — Ты ни о чем меня не спросил, путник, — произнес мальчик детским голосом с недетскими интонациями.

     — Мне кажется, я уже получил ответ.

     — Но ты отправлялся в путь не для этого. Ты хотел избавить от страданий брата. Разве ты не знаешь, что от страданий может избавить только смерть?

     — Безусловно, — согласился Вацлав. — Но она избавляет и от радостей.

     — Всегда приходится чем-то жертвовать.

     — Но всегда ли мы получаем то, что хотим?

     Теперь Вацлав смотрел на воспреемника и, казалось, обращался к нему.

     Мальчик вздохнул.

     — Как давно это было... Подойди ближе, — неожиданно добавил он.

     Вацлав не шелохнулся.

     — Сожалею, Володимир, но нам пора. Володимир, — Милану показалось, что он обращается к двум разным Володимирам, — поговорим позже. Нас проводят?

     Воспреемник кивнул, от стены отделился инок и пошел к двери.

     Выйдя на улицу, Милан перевел дух.

     — Простите, что я так сжал вашу руку, Вацлав, и спасибо, что вы не отняли ее. Это было жутко.

     — Не извиняйся и не благодари, — Вацлав отключил переводящую горошинку и заговорил на родном языке. — Наоборот, прими мою благодарность. Ты снова спас мне жизнь.

     — Как? — удивился Милан.

     — Потом поговорим. Пойдем к резиденции воспреемника. Наш провожатый уже заждался.

     Милан пошел вперед.

     — И все же Вацлав?..

     — Темные глаза прячут мудрость, — печально отозвался маг.

     — Да, но не мои!

     — Я и не говорил, что твои.

     Их привели в просторные покои в противоположном конце монастыря. Иноки подали на стол еду и питье, через несколько минут вошел Володимир.

     — Пообедаете со мной, господа? Уверяю вас, я не питаюсь телами невинных жертв.

     — Сочтем за честь, — отозвался Вацлав.

     Володимир принялся за еду. Милан вдруг понял, что зверски проголодался и взялся за ложку. Его спутники тоже не заставили себя упрашивать.

     Володимир поднял бокал вина.

     — Итак, ты тоже не одобряешь меня, — проговорил он, глядя на Вацлава, и отпил из бокала.

     — Я? Как я могу одобрять или не одобрять тебя? Для этого я пришел в неподходящее время.

     — Пустое, — отмахнулся воспреемник.

     — Отнюдь. Ведь ты бываешь сам собой только во время очередной инициации.

     — Ты слишком похож на меня, — вздохнул Володимир.

     — Да, слишком. Когда состоялась инициация, глаза у мальчишки были голубые.

     — Как у тебя.

     — Они уже начали темнеть.

     — Прошло три года.

     — А ты? Ты тоже родился с голубыми глазами?

     — Нет. Глаза у меня были карие. Они потемнели со временем.

     — Темные глаза прячут мудрость. Порой даже мудрость веков. Я прав?

     — Прав.

     — Раздвоение личности, как путь к бессмертию. А твое второе я хочет отдохнуть.

     — Я тоже хочу. И боюсь, что рано или поздно, это все же случится. Как ты думаешь, волхв?

     — Зови меня Вацлав. Так проще.

     — Ты думаешь, я умру, Вацлав?

     Вацлав задумчиво разглядывал вино на свет. Судя по всему, оно ему чем-то не понравилось, и он поставил стакан на стол.

     — Сделки такого рода обычно подписывают кровью. Правда, обычно, чужой.

     Володимир вздохнул.

     — Боюсь, что ты прав.

     Вацлав вдруг встал и подошел к воспреемнику.

     — Ну и как оно, жить семьсот лет?

     — Почти восемьсот. Я устал, Вацлав. Но... Я буду тянуть это сколько смогу. Я боюсь умереть.

     Вацлав придвинул стул и сел.

     — Тебе не понять. Ты молод. А я... Во время войны я уже был достаточно стар. Мне было под шестьдесят. Не старость, конечно, но и не молодость.

     — Тебе было под шестьдесят в начале войны, — проговорил Вацлав. — И ты был одним из тех, кто разрушил старый мир. Кажется, в те годы говорили, нажал на красную кнопку. Так?

     — Да. А потом, когда весь мир сошел с ума, и чужие измерения проникли в наше, часть спецов установила границы — о, совершенно произвольно, они почти не совпадали со старыми, а я нашел способ продлить жизнь и обрести душевное здоровье. Вот только который я настоящий?

     — Еще поймешь. Какие твои годы? Думается мне, что настоящий Володимир еще не сложился. — Несмотря на ядовитые слова, голос Вацлава звучал скорее печально, чем насмешливо.

     Володимир понимающе принял и насмешку и сочувствие.

     — Почему ты так решил?

     — Не возьмусь утверждать наверное, я не врач, но мне кажется, что у той твоей личности, с которой я сейчас веду беседу, началось раздвоение. Прошлый раз ты отделил от себя боль, этот раз отсечешь страх, если сможешь. Что у тебя останется? Скука и целесообразность?

     — Разве это так плохо?

     — Это рационально. А жизнь не рациональна по природе. Всегда есть место неожиданности и случаю. А если убрать из жизни эмоции можно, то скуку нельзя. Сколько не загружай себя работой, сколько не строй стен между душой и телом.

     — Ты ошибаешься, Вацлав. Всегда останется страх. Страх смерти. Церковники говорят о рае и аде. В твои годы я не верил в эти сказки. А сейчас... Я не то, что верю, я боюсь, что это правда. И после смерти меня ждет не чистилище — ад.

     — Вы забываете о промысле божьем, — робко вставил Милан.

     — Как о нем забудешь, если с амвона каждый день твердят, что только благодаря ему я и живу. Вам не понять меня. Вы молоды. Какие у вас могут быть грехи? Так, смех один. А сколько грехов можно накопить за восемь столетий? Мне и красную кнопку никогда не искупить...

     Володимир позвал слуг и приказал внести свечи.

     — Сейчас рано темнеет. Останетесь на ночь?

     — Мы лучше пойдем, — улыбнулся Вацлав. — Я должен вернуться как можно скорее. Спасибо за приют.

     — Володимир, — несмело проговорил Милан. — Вацлав очень похож на вас, вы назвали его родственником...

     — Хочешь спросить, нет ли у меня родственников за границей? — неожиданно усмехнулся воспреемник. — Отвечу сразу — не знаю. Когда-то давно у меня был племянник. Его звали Мечислав. Что с ним сталось во время войны — не знаю.

     — Прощайте, Володимир, — твердо проговорил Вацлав, поклонился и направился к выходу. Верхневолынцы торопливо устремились за ним.

     Вацлав быстро вышел из резиденции воспреемника и остановился, поджидая своих спутников.

     — Все на месте? Идем.

     Милан увидел, что Вацлав очень печален. В его глазах отражалась боль. Словно душа Трехречья оставила отпечаток на душе мага.

     — Вацлав, вы уверены, что с вами все в порядке?

     — Да, мой мальчик, благодаря тебе. Я слишком похож на Володимира, его душа, вернее будет сказать, его второе я, захотело слиться со мной. Здесь говорят, темные глаза прячут мудрость. А светлые не умеют ее прятать. Они открыты для эмоций, для жизни.

     Милан поежился. У него-то глаза карие.

     Вацлав заметил реакцию своего секретаря и улыбнулся.

     — Мой мальчик, не сравнивай свои глаза с глазами воспреемника. У тебя живые глаза, в них отражаются твои эмоции, твой характер, твоя душа. А воспреемник хранит свою душу отдельно. Но я говорил не об этом. Помнишь того человека, с которым мы буквально столкнулись в резиденции Души? Вспомни его глаза.