Изнанка судьбы - Лис Алина (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
Наверное, я это заслужил. Когда-то давно сеньорита так и не предъявила счета. Зато теперь придется заплатить по полной.
— К брату, — поправил я.
Она нахмурилась:
— К брату?
— Твой отец умер. Риккардо уже пять лет как правитель вольного герцогства Рино, — я вздохнул. — Возможно, навестить его — хороший выход. Нужно время… Риккардо будет рад тебя видеть, Фран. И он, и Габриэла.
— Кто?!
— Его жена, Габриэла Альварес. Камилла и Алессандро тоже, наверное, соскучились по тете.
Она поникла, и я обозвал себя бессердечным ослом. Не стоило так вываливать на нее все сразу.
Парадоксально, но меня за ту сделку Франческа простила. А отца при жизни так и не смогла. Она не виделась с ним ни разу за эти годы. И на похоронах стояла прямо — гордая и равнодушная…
…а потом вечером плакала в моих объятиях. Плакала и говорила, говорила, выплескивая накопившуюся за годы обиду.
Я снова вздохнул и подошел к ней. Поддержать, если она позволит.
— Фран, прошло двадцать лет. Многое изменилось…
— Ты украл мою жизнь! — выкрикнула она звенящим от слез голосом. — Ненавижу тебя!
И выбежала из комнаты.
Глава 4. Поступь рока
Элисон
Я проснулась от запаха еды. Прямо передо мной на огне бурлил котелок, распространяя по комнате божественный аромат. Над ним с ложкой в руке сидел фэйри, помешивал и следил, чтобы варево не убежало.
— Доброе утро!
Я буркнула что-то неопределенное в ответ. При виде Рэндольфа неожиданно накатило смущение. Вчера, в темноте, после лютой метели, все казалось таким естественным и правильным, а сегодня я не знала, как себя вести.
То есть я по-прежнему ни о чем не жалела. И с удовольствием повторила бы, хотя низ живота слегка побаливал. Но вести себя как ни в чем не бывало не получалось, хоть тресни.
— Ты голодная?
— Немного.
На самом деле я была жутко голодной. Кажется, коня готова съесть. Сырым. Но мужчинам нравятся воздушные и нежные девушки-птички, которые питаются светом и музыкой. А я хотела нравиться Рэндольфу. Так что делала вид, будто совсем не интересуюсь содержимым котелка. И Рэндольфом тоже не интересуюсь.
Он попробовал получившееся варево, одобрительно кивнул «Готово», и на следующие пятнадцать минут для меня перестало существовать что-либо, кроме миски со щербатыми краями, до краев наполненной кашей. Будь моя воля, я бы в нее целиком залезла. Расправившись с порцией, я затосковала. Хотелось вылизать тарелку, но останавливало присутствие фэйри. Маменька всегда очень ругалась, когда замечала меня за этим занятием, и говорила, что делать так — страшное плебейство и бескультурье.
После завтрака затосковала еще сильнее. Надо было как-то говорить с Рэндольфом, а я не знала как.
Он прихватил котелок и открыл дверь, впустив в дом мороз и крупные снежинки. Поставил полную снега посудину снова на огонь.
— Зачем?
— Мыть посуду.
— Я помою. — Никогда в жизни этого не делала. Но занятие вроде нехитрое.
— Лучше оденься.
— Ой… — я стала совсем пунцовой, сообразив, что так и завтракала голышом, завернувшись в одеяло. Метелью последние мозги выдуло.
И вот смысл стесняться после вчерашнего? А я стеснялась. Я как-то неправильно устроена.
Рэндольф не обращал на меня внимания. Его больше волновала ерунда вроде мытья посуды, чем вопрос, как нам смотреть друг другу в глаза. Не похоже, чтобы он вообще хотел смотреть на меня. Ну правильно: он же мне ничего не обещал. Я сама захотела, так что нечего теперь ныть.
Я уползла в угол, отвернулась, натянула грязное и до сих пор сырое платье, чувствуя себя некрасивой и ненужной. Подступали слезы. Почему все так неправильно?
Фэйри заплетал косы и следил за пузырьками, медленно вскипавшими на водной глади. Опять весь отстраненный и чужой. Осколок другого мира. Что я для него?
— И что дальше? — выдавила я, садясь рядом.
— Метель продолжается. Придется провести здесь еще сутки, — вроде бы ответил, да я не о том спрашивала. Не понял или сделал вид?
Рэндольф снял котелок с огня, взял миски.
— Дай я! Ты же готовил.
Он пожал плечами, подвинулся. Я мыла миски, и слезы капали в котелок с водой. Очень трудно плакать молча.
Закончила. Встала, чтобы отнести утварь, и наткнулась на Рэндольфа.
— Элисон, в чем дело?
Как объяснить, в чем дело, когда сама не до конца понимаешь?
— Ни в чем.
— Почему ты плачешь?
— Я не плачу. Просто… — тут я не выдержала и все-таки заплакала в голос. И стоило столько терпеть?
На лице фэйри застыло сосредоточенное выражение.
— Я не понимаю.
— И не надо!
Я отвернулась от него и уползла в дальний угол — рыдать и чувствовать себя несчастной. Терри больше нет, никто меня не утешит.
Он подошел, встал за спиной, сбивая весь настрой. Когда плачешь и кто-то смотрит, всегда плачется на публику.
— Я что-то сделал не так, или у тебя просто такое настроение?
— Настроение. Уйди отсюда! Оставь меня в покое!
Он и правда ушел. Совсем. Собрался и вышел.
Следующие несколько часов я металась по дому, сходя с ума от беспокойства. Даже не плакала — слишком переживала, что Рэндольф больше не вернется или что с ним что-то случится. Чудом удержалась, чтобы не побежать искать его в метели. Когда фэйри вернулся, весь в снегу, промерзший и мокрый, сначала обняла его, а потом накинулась с упреками. Как он посмел уйти и оставить меня одну?
Потом вспомнила, что он весь промок, и потащила к огню — греться, переодеваться. Рэндольф покорно подчинялся и молчал. С лица его не сходило выражение крайнего изумления и легкой опаски. Должно быть, в эти минуты он вспоминал все слухи, что ходили о безумной Элисон Майтлтон, и думал, что некоторые из них не были досужими сплетнями.
— Элисон, что происходит? — наконец спросил он. — Что с тобой? Ты на себя непохожа.
— А с тобой что? Почему ты с утра такой? Почему ты ушел? Почему тебя так долго не было? Ты на меня обиделся, да?
Фэйри хлопал глазами под градом вопросов. Последний его и вовсе ошарашил:
— Я? На тебя?
— Я для тебя вообще хоть что-то значу? — жалобно спросила я. И зажмурилась.
Он начал смеяться. Это было невыносимо. Я зажала руками уши и метнулась в сторону двери, но он был быстрее. Секундой позже меня впечатало спиной в стену. Справа и слева руки, не сбежать.
— Дурочка, — сказал он ласково. Совсем как Терри. — Ты даже не представляешь…
А потом мы опять целовались. Рыча, вгрызались друг в друга, не в силах оторваться, в каком-то безумном, лихорадочном желании. И вместе сдирали с меня это дурацкое платье.
Все было торопливо, без долгой прелюдии, на скомканных, кое-как брошенных у очага одеялах. Он вошел в меня так резко, что я вскрикнула. Даже слезы выступили. Все-таки больно не только в первый раз… или он просто был слишком большим для меня…
Полный раскаяния стон «Прости, Элли, пожалуйста, прости. Больно?».
— Все хорошо. Просто… не так быстро, ладно?
Было хорошо. Невероятно, мучительно хорошо. Сотни поцелуев, которыми он покрывал мое тело, искаженное страстью лицо, хриплый голос, повторяющий мое имя. Глубокие сильные толчки, белые костяшки вцепившихся в край одеяла пальцев.
И снова была жаркая, судорожная волна. Полет, падение, когда забываешь все в бездумном наслаждении. И ответный стон.
Рэндольф обнял меня, притянул к себе, обхватил так, словно пытался укрыть от всех невзгод этого мира. А я, дурочка, вдруг снова захлюпала носом. От облегчения. И от обиды, что я его совсем не понимаю.
— Не знаю, что на меня нашло, — пожаловалась я.
— Кажется, я знаю. Прости.
— За что?
— Я не сказал. Ты важна для меня. Важнее всего остального, что было или есть в моей жизни.
Я изумленно приподнялась, поймала взгляд Рэндольфа, и мне стало странно.
На меня никогда в жизни так не смотрели! Никто. В этом взгляде отражались и любовь, и восхищение, и забота, и нежность, и еще тысячи разных «и», выразить которые мне недостало бы слов. Так не смотрят на любимую женщину. Так смотрят на единственного, обожаемого ребенка. На статую божества. На что-то, что превыше жизни.
