Врата Атлантиды - Николаев Андрей (книга регистрации .TXT) 📗
Под окном послышался негромкий разговор, потом донеслась возня, сдавленное хрипенье. Игорь насторожился.
В дверь негромко постучали. Он, стараясь не шуметь, спустился по лестнице.
— Игорь! Корсаков! Это я, Славич, — раздался за дверью негромкий шепот.
Корсаков поморщился. Не ко времени Виталик решил к нему заглянуть. Славич был одним из типичных представителей арбатского дна; пропойца, каких мало, он ночевал где придется, летом — под открытым небом, причем был настолько неприятен в общении, что даже бомжи его шугались. Раньше он торговал на Арбате гжелью и глиняными свистульками, пытался прибиться к компании художников — бегал за водкой по первому требованию, всегда был готов рассмеяться своим жиденьким тенорком на любую, даже самую неудачную шутку. Относились к нему с брезгливой жалостью и только из жалости не гнали из компании.
Год назад Славич исчез на несколько месяцев и, появившись, поразил всех своим изменившимся видом. Он теперь ходил в широкой, подпоясанной кушаком рубахе, длинные волосы подвязывал ремешком и активно проповедовал славянское язычество. Торговал он теперь исключительно изделиями народного промысла — поделками из бересты, лыка и дикого вида деревянных скульптурок. Пить он перестал вовсе, а при первой же драке, завязавшейся с пьяной шпаной, применил пару приемов из славяно-горицкой борьбы и оказался на удивление жилистым и крепким. Относились к Славичу по-прежнему с прохладцей, тем более, что теперь вместо водки, он сдвинулся на почве единения всех славян перед засильем Запада, жидов и кавказских иноверцев.
— Чего тебе? — спросил Корсаков из-за двери.
— Разговор есть, — коротко и весомо сказал Славич. Получилось у него не очень уверенно, потому как писклявый голос не соответствовал тону.
Корсаков открыл дверь. У порога, кроме Славича, стояли, освещенные со спины, двое парней в таких же, как у него широких рубахах и кожаных ремешках на голове.
— А где этот… что тут стоял? — Корсаков выглянул, осмотрел переулок.
— Там, во дворе лежит, отдыхает, — осклабившись, сказал Славич. — Ну что, пустишь?
— Я звонка жду, — неуверенно сказал Корсаков.
— А мы мешать не будем. Посидим тихонько, поговорим.
— Ладно, заходите, — Игорь распахнул пошире дверь, пропуская незваных гостей.
Парни затопали вверх по лестнице, Славич остался с Корсаковым, подождал, пока тот запрет двери. Игорю даже показалось, что незваный гость остался присмотреть за ним.
Наверху Славич уселся на стул, Корсаков опустился в кресло, парни, обойдя холл и заглянув в спальню, встали возле лестницы.
— Так о чем ты поговорить хотел? — спросил Корсаков.
— Поговорить-то?… Найдем тему, Игорь Алексеич, найдем. Неплохо ты устроился, да, совсем неплохо, — Славич обвел комнату взглядом, деланно всплеснул руками, восхищаясь хрустальной люстрой. — И хозяйка, говорят, у тебя молодая.
— Молодая, — согласился Корсаков.
— Да вот, слышал я, пропала она, — Славич искоса быстро глянул на Игоря.
— А ты не слушай… — начал было Корсаков и осекся.
Славич ухмыльнулся. Парни возле лестницы переглянулись, усмехаясь. Корсаков помолчал, унимая некстати возникшую дрожь в голосе, скрестил руки на груди, откинулся в кресле.
— Кто ж это тебе такое наплел, Виталик? — равнодушно спросил он.
— Слушок пошел, — гаденькая ухмылка опять скривила Славичу рот. — Сам знаешь — на каждый роток не накинешь платок. Народ все знает…
— Не заводи старую песню, Виталик. Про народ будешь на митингах вещать. Откуда узнал, что девушка пропала?
— А браслетик у тебя ничего, — словно не слыша вопроса, проскрипел Славич. — Дорогая вещь, древняя. Где взял?
— Нашел. Не продается, — отрезал Корсаков, краем глаза наблюдая за парнями.
— Догадываюсь. Такие вещи либо дарят, либо снимают с мертвого, — Славич помолчал, надеясь, видимо, что пауза выйдет зловещей.
Корсаков хмыкнул, подался вперед и заговорил, глядя ему в глаза, которые тотчас забегали, как мыши возле замурованной норы.
— Ты мне грозить пришел, Виталик? Ты же шестерка как был, так и остался. Забыл, как за полстакана за водкой бегал, хранитель традиций? Как за кришнаитами барабаны носил за червонец в час? Если дело есть — говори, если нет — выматывайся, пока не помог. Только прежде не забудь сказать, откуда про девушку узнал.
Парни недовольно заворчали, Славич поднял руку, успокаивая их.
— И до этого дойдем, Игорь Алексеич, а пока позволь тебя на наш праздник пригласить. Праздник единения славян, возрождения традиций предков наших, забытых ныне, но не сгинувших под пятой чужого бога.
— В гробу я видал ваши праздники. И не раз, причем. Соберетесь, бывшие хиппи, алкоголики закодированные, толкиенисты из совсем отмороженных и будете играть в славян «а ля Берендеево царство». А в завершение — групповуха вокруг костра. Неинтересно мне, Виталик, возле костра трахаться. Даже не столько возле костра неинтересно, сколько рядом с тобой.
— А зря ты меня обижаешь, — снова, как ему показалось, зловеще, усмехнулся Славич. — Поедешь — может, и шепну тебе, где девка твоя. Ну, как, договоримся?
— Вот теперь договоримся.
Парням возле лестницы показалось, что Корсаков пропал на мгновение и проявился уже возле стула, на котором сидел Славич. Захватив пальцами кадык Славича, Игорь рванул его со стула. Глаза «хранителя традиций» полезли из орбит, лицо побагровело.
— Если захочешь что дельное сказать, мигни, — шепнул Корсаков в выпученные глаза.
— Захочу… скажу… — прохрипел Славич, дергаясь, как марионетка с запутавшимися нитями.
— Так говори, — Корсаков слегка ослабил хватку, — я внимательно тебя слушаю.
Славич вдруг странно взмахнул руками, расслабленно, будто плетьми и костяшками пальцев левой руки ударил Корсакова в висок. Удар был настолько неожиданным, что Игорь выпустил его тощую шею и попятился. Тут же на него насели парни: один с короткой дубинкой, вырвав ее из рукава, второй — с кистенем на тонкой цепи. Славич отскочил назад, оставляя между собой и Корсаковым кресло.
Боль от удара сковала правую половину лица, но странным образом успокоила Корсакова. Он знал, на что способен, кроме того, он был нужен Славичу и тем, кто его послал, живым. Как бы в подтверждение его мыслей, Славич крикнул:
— Не убивать!
Игорь уже понял, как они будут действовать: тот, что с кистенем, постарается отключить ему руки или ноги, а второй будет глушить дубинкой, как глушат вытащенную на берег рыбу.
Время замедлилось.
Парни двигались со своеобразной грацией: тела гнулись, как стволы деревьев под ветром, руки, будто ветви, гибкие, хлесткие, мелькали, угрожая обрушиться на Корсакова. Они были очень опасны. Были бы, не будь столь медлительны. Сам Игорь двигался с такой скоростью, что движения противников напоминали танец под водой — медленный и плавный.
Парень с кистенем присел, повел рукой, разгоняя стальной шарик на конце цепи, целя Корсакову в колено. Игорь подскочил и стопой ноги ударил его в лоб. На лице парня отразилось непонимание, обида, затем зрачки его сбежались к переносице, и он, опрокинувшись на спину, врезался в кресло.
Дубинка пошла вниз. На ее вершине Корсаков приметил обгорелое отверстие — видимо в дубинку заливали свинец. Игорь зашел сбоку, поймал дубинку и встречным движением вырвал ее из рук нападавшего. Перехватив дубинку за рукоять, он коротко взмахнул и впечатал ее в лоб парню. Ноги того подогнулись, и он мешком осел на пол.
Корсаков расслабился, взглянул на Славича. Тот стоял за креслом, с нелепо раскрытым ртом, явно не понимая, что произошло. Продев в петлю кисть левой руки, Игорь направился к нему, покручивая дубинкой, как постовой ГИБДД полосатым жезлом.
Славич сунул руку за спину и вырвал из-под рубашки нож с широким обоюдоострым лезвием.
— Так где, говоришь, девушку спрятали? — нехорошо улыбаясь, спросил Корсаков.
— Уйди, сволочь… Все равно, если один приедешь, ее зарежут. Как овцу зарежут, так и знай!
