Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр (книги онлайн полностью .txt) 📗
— Бардак, прости господи, — угрюмо ругался ветеран, смотря, как похожие на мокрых куриц "орлы" выталкивают из грязи очередную тяжелую повозку. А в середине обоза золотым видением плыла карета, почему-то не ломаясь и не застревая в грязи — их светлость решила проехать остаток пути вместе с ротой.
— Дороги, капитан, нынче опасны, — с улыбкой пояснила Якову она.
— Как будто, ей может что-то угрожать, — угрюмо подумал про себя Яков, но вслух ничего не сказал. Просто принял за данность присутствие в обозе их непростой светлости. Как будто мало других забот. К счастью, через пару дней подморозило, в камень застыла под ногами грязь. Идти стало легче, люди повеселели. Вокруг чернел лес, шумели зелеными ветками ёлки. Вокруг никого. Напрасно Рейнеке в лохматом образе кружил вокруг лагеря ночами. Зайцев на кухню вдоволь натаскал, но ничего крупнее не обнаружил. Яков успокоился, снизил темп — малые переходы, длинные остановки. Все было нормально — как утром очередного дня убедился он, обходя лагерь с проверкой. Очередного, бог знает какого по счету, дня. На востоке играло в прятки с темными кронами зимнее солнце, ветер стих. Лагерь просыпался, неспешно собираясь для нового марша. Что-то где-то звенело и брякало, за палатками кто-то невидимый ругался — лениво, правда, больше для порядка. Яков интереса ради подошёл, прислушался. И беззвучно согнулся от хохота. За палатками Анна и майстер — сержант выясняли насущные вопросы провиантского ведомства.
— Непорядок у тебя, девка. Не сходится, — сержант говорил, степенно загибая пальцы.
— Обижаете, господин сержант. Где ж это у меня непорядок? — всплескивала Анна руками и смущалась, так что старый сержант невольно улыбался. Но продолжал:
— По продовольствию. То есть по выдаче оного. Вот смотри — зверюга наша лохматая. Есть. Кормим. Это один, — и сержант разогнул первый палец.
— Точно так, господин сержант, точно. Сам капитан приказал, — улыбнулась рыжая в ответ, с видом, самым невинным из всех возможных.
— И Рейнеке, юнкер еще есть, — разогнул второй палец сержант, — этот тоже на хлебном довольствии состоит. Ты за него и получаешь.
— Точно так, — Анна хлопнула глазами. Потом, для верности, еще раз. Талантливо, однако. Будто не на ее глазах оборачивался зверем оный Рейнеке.
— Тогда не скажешь ли, какого черта? — начал было сержант и вдруг замолчал, осекся. Анна уже поняла, что про оборотня посреди лагеря сержант кричать не будет, опустила лукавые глаза и ответила четко:
— Так приказ же. Простите, господин сержант, но все четко. Рейнеке, юнкер. Один человек То есть одна пика, как в бумагах пишут. И зверь, хищный. Это будет еще одна
— Пика?
— Пасть ... А всего две, получается, точно.
Тут Яков не выдержал, засмеялся. Сержант дернул бородой, открыл было рот, но капитан махнул ему рукой, примиряюще:
— Оставь, старина, начнем людей на души считать — добрую половину списать придется. А генералов и вообще не останется…
Сержант тоже улыбнулся в ответ. За компанию. Хитро так. Разжал пальцы. Но он был бы не он, если бы не оставил за собой последнего слова.
— Ну, девка, хорошо. Одна пика, одна пасть. Хотя пасть такая, что и пику сжует, не поморщившись. Ну, будем считать, что две. Тут правильно. Но, — тут ветеран торжественно поднял вверх палец, — если по обычаю, ещё добавка солдату положена. В две ложки на пику. Одну на себя, другую на жену аль ещё на кого, короне без разницы. И тут за юнкера занято, а за зверя — нет. А вот тут у тебя, девка, непорядок, исправить надобно. По исполнению — доложить.
Так сказал сержант гадость, усмехнулся, почесав бороду, и ушёл, оставив рыжую в недоумении. В легком, правда. Ни тебе отвисшей челюсти, ни удивленных, ни, слава богу, заплаканных глаз. Тоже улыбнулась чему-то своему, подобрала юбки и ушла, куда — то к лесу. А капитан продолжил обход, гадая — это солнце на небе забавно светит или просто развеселил его шутливый разговор.
Лагерь вокруг собирался. Дрожали и хлопали тканью палатки, словно птицы, складывая холщовые белые крылья. Стучали колья — деревом о мерзлую землю, трещали смоляным пламенем, курились сизым дымом костры. От закипающих на огне котелков вкусно тянуло дымком немудрящего походного варева. От края долетел звонкий голос — такой залихватский, что капитан невольно ускорил шаг. Рядовой, мать его, Майер со своей, мать ее дважды, кудрявой. Будят всю роту скандалами регулярно, по графику, хоть вообще подъём не играй.
Лязг железа и тяжелые шаги впереди — с постов в лесу возвращались сменившиеся часовые. Один, другой, третий. Красные, с недосыпа, глаза, усталые лица, разбитые сапоги. Мушкет и сошка — на плече, фитиль намотан на руку и подожжен, согласно уставу. Сизый, щекочущий ноздри дымок от руки. Донахью, с северного поста. Короткий доклад:
— Все в порядке, герр капитан. Тихо, никого в лесу нет. Только Ваш зверь всю ночь рядом крутился.
Капитан кивнул, принимая рапорт. Зверь — это хорошо. Патрули — патрулями, но и Рейнеке с его нюхом в лесу будет далеко не лишним.
Опять заскрипел снег. Подошла ещё одна группа. Западный патруль — тоже из леса. Такой же короткий, сжатый доклад охрипшим на морозе голосом.
— Все в порядке, герр капитан. Никого в лесу нет, только зверь ваш за зайцами гоняется.
Капитан кивнул. Восточный пост. Потом южный. Усталые люди, обветренные, красные с холода лица, короткие доклады. Все в порядке, не видели. Не слышали. Ничего. Только зверь в лесу крутится.
По земле пробежала серая тень. В небе шли тучи, толпой, затягивая пеленой края синего неба.
Яков кивнул солдату — благодарю, мол, свободен. Можешь идти. Рядовой — рыжий, длинный, как жердь, ирландец Донахью на миг замялся, переступив с ноги на ногу. Якову было не до него.
"Это наш Рейнеке, конечно, молодец, — плыла в капитанской голова мысль. Как и туча на небе, неспешно, — Не помешает. Только не загонял бы парень себя раньше времени. Все — таки от южного поста до северного далековато. А кругом, по лесу — тем более. Надо будет парня предупредить, чтобы не увлекался".
Заскрипел снег. Опять. Яков поднял голову — рыжий Донахью никуда не ушёл, стоял рядом, переминался. Потом спросил:
— Герр капитан, а с вашей собачкой все в порядке?
"Ничего себе собачка", — подумал Яков, пожал плечами, но вслух лишь сказал:
— Вроде, да.
Рядовой еще раз переступил с ноги на ногу, сказал протяжно.
— Тогда странно что-то. Зима на исходе, а линять она только сейчас собралась. Вчера ещё серая была, а сегодня мимо бежит, гляжу — уже зимний окрас.
— Какой окрас? О чем вы, рядовой?
— Белая. Словно полиняла за ночь...
— Благодарю вас, рядовой. Разберемся, — кивнул ему Яков и пошел. Разбираться. «Дожил на старости лет, мало того, что под командой — обалдуй, так еще и линяет. А как в генералы выйдет? Им же линять по уставу не положено», — озорной белкой прыгнула в голове мысль. Рванул кромку плаща зимний ветер. Рядовые о чем-то спорили у костра — лениво, разводя руками. Рыжий Донахью с приятелями.
— Белый весь, всклокоченный, зубищи — во, — говорил ирландец, широко разводя руки. Судя по размаху — клыки у зверя были длинные, навроде слоновьих.
— Да путаешь ты, серый у нас, — скалили зубы приятели. Донахью хлопал себя в грудь, горячась.
"Зачем спорить, узнаю сейчас", — подумал про себя капитан, сворачивая меж палаток, — щас юнкера поймаю, да спрошу, что к чему.
Небо закрыла серая хмарь, хрустел и крошился снег под ногами. Тоже серый, истоптанный снег. С елей вокруг посыпалась вниз трепещущая на ветру чёрная, зимняя хвоя. Луч солнца в глаза. И сверху хлестнул по ушам, внезапно, женский, встревоженный голос:
Магда, солдатская жена окликнула Якова с козёл тяжёлой повозки:
— Добрый день, капитан. Вы Анну с Рейнеке не видели?
***
Анна на сержантскую подначку не отреагировала. То есть, совсем.
— И в самом деле, — думала она, пробираясь в снегу между кустами подлеска, — не ее это дело, в конце концов. Коли захочет, то и заведет. Хоть целую псарню, — жалобно затрещала сухая ветка под каблуком. Потом ещё раз, в ладонях.
