Великий магистр (СИ) - Грушковская Елена (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Вы, как допьёте, бутылочку потом… Можно вашу бутылочку?..
В мятом пакете у него звякал сегодняшний улов. К потёртому пальто пристали нитки, а стоптанным ботинком он наступил в собачье дерьмо. Из-под вязаной шапочки торчали седые пряди, нездоровая бледность покрывала одутловатое лицо с набрякшими мешками под глазами, нос…
Сальный нос с расширенными порами.
— Ну, здравствуй… папа.
Он уставился на меня, моргая заплывшими глазами и щурясь под больным осенним солнцем.
— Юля?..
Подслеповато улыбаясь, отчим смущённо теребил пакет с бутылками: неловко… в таком виде.
— Какая ты стала… Не узнать. Бизнес-леди! А ребятки… — Он с опаской глянул на Люка и Маркуса.
— Моя охрана.
— О как… Важная ты стала, с охраной ходишь… А я вот… Побила меня жизнь, да.
При этом в глубине его мутных кроличьих глаз отъявленного алконавта тлела искорка… Нет, не раскаяния — опаски. Зачем я пришла? С какой радости мне отыскивать его? Явно же не для того, чтобы поплакать в объятиях, предаваясь воспоминаниям. Особенно, если эти воспоминания… М-да.
— Ну что, трубы горят?
Отчим смущённо усмехнулся, звякнул стеклотарой в пакете.
— Да вот… Пытаюсь собрать на опохмел.
— Брось это, я куплю тебе.
Недоверчивость проступила в его взгляде: в подарки судьбы он не верил. Всё никак не решался расстаться со звякающим сокровищем, на сбор которого он потратил столько времени и за которое даже вступил в схватку с тремя конкурентами. Вышел победителем, хотя и не без потерь… Пара бутылок разбилось, да рукав пальто надорван.
— Правда купишь?..
— Правда. Идём.
Мы молча пошли по аллее парка. Люк и Маркус следовали на некотором расстоянии. Бутылки раздражающе позвякивали в пакете, и я сказала:
— Брось! Они не понадобятся.
— Ну, как это не понадобятся, — забубнил отчим. — Не сейчас, так потом… Не каждый же день ты собираешься мне благодетельствовать…
Я поморщилась и не ответила. На сколько там у него? На бутылку пива и то не хватит.
Когда мы подошли к магазину элитного алкоголя, он затоптался на пороге, с безнадёжностью махнув рукой.
— Ууу… — уныло проскулил он. — Не, доча, меня сюда даже не пустят… Рожей не вышел…
— Не беспокойся, со мной — пустят, — усмехнулась я.
Когда мы вошли, мой неприглядный спутник тут же приковал к себе тяжёлые взгляды охраны. Я сказала:
— Спокойно, это — со мной.
«Это», впрочем, не преминуло опозориться, сунув под пальто бутылку виски «Баллантайнс», пока я выбирала для него коньяк. Стоило ли так разоряться? Ему хватило бы и пузыря дешёвой водяры… Но нет, мне хотелось подчеркнуть разницу между нами, чтоб он, пьянь подзадборная, прочувствовал, кто теперь он, и кто я!..
Деньги тратить на разруливание ситуации с администрацией магазина мне не хотелось — обошлась психическим воздействием. Когда мы вышли, я окинула отчима презрительным взглядом.
— Без этого никак было нельзя?
Он виновато моргал.
— Прости, доча… Как-то само получилось… Соблазн… Впал в искушение…
— «Искушение», — хмыкнула я. — Эх, ты… Ворюга супермаркетный.
9.5. Точка невозврата
Обретался отчим уже не там, где мы когда-то жили. Он разорился, пришлось нашу большую и дорогую квартиру продавать и покупать вместо неё малогабаритную двушку у чёрта на куличках.
— Фу, — поморщилась я, осматриваясь. — Не квартира, а бомжатник.
— Уж прости, доча, гостей я сегодня не ждал, — оправдывался отчим, торопливо убирая с кухонного стола грязную посуду с объедками и пустые бутылки. — Если бы ты предупредила, что хочешь меня, так сказать, навестить, я бы хоть прибрался маленько…
Он выкладывал и выставлял на стол содержимое нового хрустящего пакета.
— Ох, доча, зачем такая роскошь? Напоминание о лучших временах, которые давно минули… Когда-то я мог себе позволить всё это, да, мог… «Хеннесси Гранд Шампань»… Душу только растравить. И закусь тоже под стать выпивке… Ну, Юленька, ты даёшь!
Без пальто и шапочки он выглядел ещё более жалким: засаленное тряпьё болталось на нём, как на скелете, всклокоченные седые волосы давно не стрижены и не мыты. Порцию «Хеннесси» он в себя влил, как воду, и жадно набросился на еду.
— О, хорошо-то как… Просто к жизни возвращаюсь! Не ожидал, не ожидал, что ты вот так… А что ты, собственно, вдруг вспомнила про меня, а, Юль?
— Мама умерла, — сказала я.
Он на секунду перестал жевать, его взгляд потемнел и ожесточился.
— Туда ей и дорога, — сказал он, наливая себе ещё. — Всю жизнь мне искалечила… Я же так и не восстановил… мужскую функцию-то, да. Хоть и пришили мне его назад, а работать как раньше он уже не смог.
Жуя и запивая еду «Хеннесси», он расписывал мне свои болячки во всех неприятных подробностях. Потом спохватился:
— Юль, а ты чего не ешь, не пьёшь? Давай, а то мне одному как-то неудобно…
— Нет, спасибо, мне не хочется, — отказалась я. — Ты угощайся… Почувствуй себя человеком.
— Да уж, — хмыкнул он. — Ну… как знаешь. Было бы предложено.
Через минуту он спросил:
— Ну, а ты? Как сама? Хотя, чего спрашивать — и так видно…
— У меня всё отлично, — сказала я.
— Замужем?
— Вдова.
— А… сочувствую. Дети есть?
Сволочь. Какая же он сволочь. Это мне мерещилось, или у него ехидца блеснула в глазах?
— Был… пасынок. Погиб.
— А… М-да, печально. А своих, значит, нет?
Он это нарочно, да?
— У меня не может быть детей, и ты это знаешь, — процедила я.
Он шевельнул бровями.
— Не знал… Правда, не знал.
— Не прикидывайся.
— Ничуть не бывало. Значит, внучат мне не видать… Жаль, жаль… Сочувствую тебе, Юляша.
Зачем я его нашла? Зачем, купив ему дорогую выпивку и хорошую еду, сидела и выслушивала его лицемерные слова сочувствия? А он уже поплыл от выпитого, взгляд стал сальным — так и мазал по мне, какая мерзость…
— Юляш… — начал он пьяненьким, интимно-фамильярным тоном. — Может, мы… Того? Вспомним… тряхнём стариной?.. Ведь нам хорошо было… не отрицай, тебе нравилось. Ты одна, я один… Так чего ж ещё? Да, пусть я и не могу, как обычно, но я знаю и другие… ик! Другие способы доставить женщине удовольствие. А, Юль?.. Ты красивая баба, очень красивая… Раз уж ты устроила мне сегодня праздник… может, логически завершим его… а?..
— ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ, МРАЗЬ, СНОВА ПРЕДЛАГАТЬ МНЕ ЭТО?!!
«Хеннесси», тарелки с едой, стаканы — всё полетело на пол с опрокинутого стола, звериный рык вырвался из-за моих оскаленных клыков, глаза превратились в два адских уголька. Стискивая горло этой падали, я шипела ему в лицо:
— Уж прости, завершение будет не таким, как ты хотел, ничтожество! Сразу нужно было тебя раздавить, как таракана, ты мразь проклятая, недостойная топтать эту землю! Всё, на что ты пригоден — это кормить червей!
Хрупкая человеческая плоть сплющивалась под моей рукой, раздавливаемое горло хрипело и хлюпало, рвались хрящи и ломались кости. Я сжимала и сжимала, пока не выжала вон весь дух из этого ничтожного тела. А выжав, бросила на пол, в остатки его последнего в жизни ужина.
Облив его остатками коньяка, я зажгла спичку и бросила. Заплясали голубоватые язычки пламени. Подойдя к газовой плите, я самую малость отвернула ручку конфорки.
Rest in peace, Father note 5. requiem aeternam dona eis, domine.
Надо же, оказывается, я не разучилась плакать.
Серое небо сеяло еле ощутимый дождик, листья с сухим шорохом неслись по асфальту. Ядрёный дым тонкой сигары «Slim Panatela» защипал язык: алкоголя мы, хищники, не переносим, а вот табак почему-то — нормально. Дымим с удовольствием.
Грохнул взрыв.
— Люк, Маркус! Возвращаемся.
Что ж, дорогие родители, покойтесь с миром. Для вас уже всё закончилось, а для меня ещё продолжается.
Мне остаётся только идти до конца. Точку невозврата мы уже миновали.
