Цитадель души моей (СИ) - Саитов Вадим (читать полную версию книги TXT) 📗
Ну, я и вылил все содержимое миски в помойный угол — что я им, Сократ [22], что ли?
Разумеется, насмерть травить меня никто не собирался — в небольших дозах настой листьев болиголова на винных парах человека воли лишает и превращает его в эдакую живую куклу. Рефлексы все при этом сохраняются, поэтому мечом отмахнуться, связку ударов провести — еще как-то выходит, а вот инициативу какую проявить — это уже нет.
Вергов, случись им на арене драться, завсегда болиголовом опаивают, чтобы они чего лишнего не учудили. Ну и меня, стало быть, к вергам приравняли. Стражники наверху разорались, когда я от еды отказался — дескать, они еще и первый круг не разыграли, а потом как-то вдруг резко притихли. Я поначалу напрягся — не иначе пакость какую удумали, а потом расслышал нотки подобострастия в притихших говорках стражников, различил знакомое пыхтящее дыхание и напрягся вдвое прежнего — Пларк!
Недолго мне пришлось гадать, что он мне приготовил. Минут через пять щелкнул замок, послышалась возня в коридоре за решеткой, короткий разговор стражника с десятником (стражник к нему обращался всё время «господин десятник», вот я и догадался), но был там еще один человек. Который в ответ на фразу «пять минут, не больше», ответил «да» — и я этот голос сразу узнал. Гез.
Проклятье! Я вскочил, шагнул к решетке, потом отпрянул, развернулся, сел на корточки, снова вскочил. Затрещал за спиной разгорающийся факел, сполохи красного света, пройдя через решетку, нарисовали на досках двери передо мной колышущийся, как будто корчащийся от боли, силуэт человека, пронзённого множеством кольев. Я медленно обернулся.
Гез с легким недоверием — словно до последнего момента не верил, что обнаружит в камере именно меня — заглянул мне в лицо, криво усмехнулся.
— Салют, Шелест… — поперхнулся и закашлялся. Снял с пояса глухо булькнувшую флягу, протянул мне, — я вот тут принёс… вино это.
Я молча взял.
Гез отвел взгляд в сторону, вздохнул, потом спросил глухо.
— Шелест, скажи… даже можешь не говорить, просто кивни… я же всё понимаю, это же обстоятельства так сложились, что тебе вину на себя пришлось взять? Я не собираюсь искать правды и никому ничего доказывать, мне просто знать надо. А, Шелест?
И снова заглянул мне в лицо, взглядом упрашивая: «Соври! Соври!»
— Нет, — качнул я головой, — нет, Гез. Вергов выпустил я. И стражника убил — тоже я.
— Но тогда… почему?!
Я вздохнул.
— Ты не поймешь. Десять лет назад я бы тоже не понял.
— Ты всё-таки скажи. А я попробую понять, — холодом и спокойствием вдруг повеяло от его взгляда, словно глянул его глазами опытный и мудрый боец, и я вдруг ясно увидел — вот он — тот человек, что однажды подхватит штандарт регимента. Если доживет.
— Ладно. Я не сразу решился на это. Я прекрасно понимал: освободив ту вергу, что спасла меня в верховьях Фатума, я предам егерей. Но, если бы я поступил иначе, я бы предал себя самого.
— Верги — враги. Все бестии — враги и против них все средства хороши! Ты сам это нам говорил!
— Это я говорил, как егерь. Вчера я им быть перестал. Если хочешь быть хорошим егерем, тебе следует плюнуть мне в лицо и забыть обо мне, как о предателе.
Гез опустил голову, задумался. Хмыкнул недобро.
— Но почему? Что случилось? Ты сам говоришь, что десять лет назад ты бы это не сделал.
Так что изменилось за это время?
— Я сам изменился. Тогда я был моложе и злее. Тогда я верил, что мы сможем очистить наш мир от бестий. Теперь — не верю.
— Почему?! Очищенных территорий с каждым днём всё больше! Империя постоянно растет — сравни карты столетней давности с сегодняшними!
— Так и есть. И на этом основании многие приходят к выводу, что мы уже победили. А это не так. Если поднимутся одновременно все замиренные кланы Империи, они вырежут регимент за неделю, а армия серьезным противником против вергов никогда и не являлась.
То, что верги никогда так не делали, не значит, что они не могут этого сделать — бестии умнеют с каждым поколением. Они меняются. А мы — егеря — нет! Мы до сих пор придерживаемся устава, которому скоро двести лет! Весь наш успех стоит на том, что верги до сих пор не видят в нас смертельных врагов, которых нужно уничтожать любой ценой. Мы-то деремся с ними всерьез, а они — понарошку. Отчего недобитый клан вдвое опасней становится? Оттого, что они людей всерьез воспринимать и ненавидеть начинают.
— Раньше ты так не говорил, — медленно сказал Гез.
— Говорил, — я махнул рукой, — только не тебе. Но у нас преобладает мнение, что проблемы надо решать по мере их поступления.
— И ты решил… ладно! — он мотнул головой, — я узнал, что хотел. Мне действительно не всё понятно, но я запомню, что ты говорил.
Он поднял на меня взгляд, полный злой горечи, пошевелил губами, явно собираясь что-то сказать, но в последний момент передумал и отвел глаза в сторону.
— Жаль… — сказал он внезапно охрипшим голосом, — прощай.
Повернулся и ушёл быстрым шагом. Я перевёл дух, сел на влажный каменный и прислонился к стене. Встряхнул в руке фляжку. Очень кстати. Потянулся рукой к пробке и замер. Что-то не так. Тихо больно. Потрескивает факел, шипят на влажных камнях срывающиеся с него капли горящей смолы — и всё. Не шевелится стражник за решеткой — а пора бы ему уже факел потушить. Притихли стражники наверху — хотя никуда они не делись, я слышу их, нарочито сдерживаемое, дыхание и даже астматическое шипение Пларка из их хора выделяю.
Что бы это значило? Я еще раз встряхнул бутылку, осторожно открыл пробку, понюхал. И сразу всё понял.
Надеюсь, со стороны моей короткой заминки видно не было. Я быстро поднес горлышко к губам и принялся, запрокинув голову, обливаясь и пуская пузыри, большими глотками пить вино, даже не чувствуя его вкуса. Не до вкуса мне было — одна только надежда, что Пларк не станет долго наблюдать за мной после того, как поймёт, что его план сработал. Так оно, к моему счастью, и вышло — я еще допить до дна не успел, как он уже фыркнул и завозился. А когда я фляжку опустошил, его грузные шаги уже затихали вдали. Завозились и загомонили стражники наверху, а через пару минут за решёткой появился и мой меченый — стрельнул в меня осторожным взглядом, снял со стены факел и шмыгнул с ним в сторону. Послышалось шипение, потянуло влажным дымом и в камере враз стало намного темней. Этого момента я и ждал — бросился в угол, согнулся и сунул два пальца в горло до упора.
Стал бы Пларк ко мне Геза допускать, если бы своих целей не преследовал. Еду его, болиголовом приправленную, я есть не стал и он другой способ удумал — понадеялся, что взбудораженный разговором с Гезом, я про осторожность забуду и вино, не пробуя и не принюхиваясь, выпью. Можно было бы, конечно, и от вина отказаться, так ведь Пларк на этом не остановится — полный сил и в своем уме я ему на арене не нужен. Скорее всего он тогда поступит со мной так же, как с вергами обычно поступают — оглушают деревянной пулей из арбалета, связывают и в рот настой вливают. Тогда-то у меня уже не выйдет желудок прочистить. Обо всём этом я подумал за то мгновение, после того, как запах мышиный опять учуял. И выпил — стараясь побольше пролить при этом. А потом — пока глаза стражников к темноте привыкали, постарался все из себя извергнуть, да потише.
Болиголов не сразу действовать начинает — минут через десять после приёма. Тогда и ясно станет — удалась мне моя выходка или я сам себя перехитрил.
Удалась. Голова только слегка кружиться начала, да сердцебиение участилось. Но я, конечно, и виду не подавал — наоборот, забился в угол и сидел там, скрючившись, мелко трясясь и часто дыша. Как выглядит человек, болиголова попробовавший, я пару раз видел. Вскоре и Пларк появился — вполз, пыхтя на площадку, факел горящий аж ко мне в камеру засунул, меня разглядывая. Хмыкнул удовлетворённо.
— Таким ты мне больше нравишься.
Я, ясное дело, промолчал.
— Да, совсем забыл тебе сказать, — толстяк поднес лицо к самым прутьям, пристально наблюдая за мной своими маленькими глазками, — так вышло, что никого, кроме тебя, не было, когда мы контракт молодого егеря обсуждали. А тебе теперь веры никакой нету. Так что сопляк этот мой с потрохами, тем более что обе руки у него, как я уже заметил, чудесным образом зажили.
