Таэ эккейр! - Раткевич Элеонора Генриховна (е книги TXT) 📗
Долг благодарности существует, и его пока никто не отменял. Предубеждение – предубеждением, а спасителя собственного сына оскорблениями осыпать невозможно. И гнать прочь прямо от порога – тоже. Если бы Эннеари хоть слово молвить удалось, пусть не сразу, пусть не поначалу… но потом все рухнуло разом. Легко ли тут не растеряться? Легко ли, когда здание рушится, не камни, что падают тебе на голову, на лету по одному перехватывать, а хладнокровно, не обращая на них никакого внимания, укреплять фундамент?
Именно это Эннеари и чувствовал, когда два самых дорогих его сердцу существа схлестнулись в противоборстве. Он все никак не мог поверить, что схватка происходит нешуточная, что это всерьез и на самом деле – а когда понял, вмешаться в поединок так и не сумел. Ведь когда поединщики сшибаются мечом к мечу, и сталь сыплет свирепые искры, безоружному обезумевших бойцов не разнять. А Эннеари и был безоружен – потому что те, кто сражался, были ему не чужими. Как легко и просто разнять сражающихся, когда свару затеяли случайные знакомцы, а то и вовсе сторонние – хватаешь меч и разбрасываешь их по сторонам, не заботясь о том, кто из них подвернулся тебе под горячую руку. И как же тяжко, почти невозможно поднять оружие против своих – а что, если ранишь кого ненароком, желая спасти? А если насмерть? А если вдобавок выхода иного нет, и ранить нужно не случайно, а намеренно? Будь проклята минута, когда взяться за оружие необходимо – и невозможно! Когда сражаться гибельно, а не сражаться смертельно. Когда две ослепленные своей правотой правды бьются насмерть, и за которую ни встань, все едино ты низкий подлец. И от меньшего, бывало, сходили с ума. Чего ждешь? Давай же, выбирай между невозможным и немыслимым!
Нет, в этом поединке Эннеари был непоправимо, безнадежно безоружным – еще и потому, что он был и целью схватки, и полем боя. И Лерметт, отказавшись от сражения, оказал ему единственно оставшееся, хоть и беспощадное милосердие.
Вот только тяжесть от этого милосердия на душе совершенно неподъемная.
Эннеари не знал, долго ли он просидел на камне, глядя пустыми безразличными глазами в пустое безразличное небо. Рядом по-прежнему совещались вполголоса целители. Взгляд Эннеари бесцельно выхватывал то одно лицо, то другое – пока не натолкнулся на встречный взгляд, проницательный и ясный.
Илери! Конечно, в такой беде без нее не обойтись. Эннеари всегда гордился младшей сестрой – одной из лучших, несмотря на юные годы, целительниц Долины. Когда бы не потрясение, Эннеари сообразил, что уж кого-кого, а Илери кликнут на помощь в первую очередь. А сообразив, нашел бы в себе силы скрыться с ее глаз подальше. Старшего брата Илери знает насквозь – потому что любит… а вот видеть его оцепеневшим от ярости и стыда не любит. И пребывать в оцепенении не дозволит. Неважно, каким способом, но не дозволит, и все тут. Будет ли она браниться или сострадать… и еще неизвестно, что окажется для Эннеари более мучительно…
Торопливо махнув рукой остальным целителям – дескать, обождите меня – Илери подошла к брату почти вплотную. Эннеари устало посмотрел ей в глаза.
– Ты уже решил, что тебе теперь делать? – напрямик спросила Илери. И от этого простого вопроса давящая тяжесть исчезла, словно ее и не было никогда.
Все-таки Илери была одной из лучших целительниц. И самой лучшей на свете сестрой! Вовсе она не собиралась ни бранить Эннеари, ни жалеть. Она просто-напросто напомнила ему, что свершившееся хотя и невозвратимо – зато поправимо.
– Да, – твердо ответил Эннеари.
Стыд отхлынул, ярость улеглась совершенно – не потому, чтобы повод для нее исчез. Просто Илери права – а значит, времени у него нет яриться. Умница сестренка. Когда Эннеари все уладит, непременно надо будет их с Лерметтом познакомить. Быть того не может, чтобы эти двое не пришлись друг другу по душе. А уж тогда Илери наверняка поможет объяснить отцу – так объяснить, чтобы он понял, а не просто согласился. Илери замечательно умеет всем все объяснять. Или делать так, чтобы ее собеседник сам все себе объяснил. Вот как сейчас. Много ли она Эннеари сказала? Один-единственный вопрос задала, и только.
– Спасибо, – тихо добавил Эннеари.
Сестра окинула его испытующим взглядом.
– Вот теперь верю, – кивнула она, повернулась и ушла обратно к телеге, машинально накручивая на палец прядь волос – непреложный знак того, что поверила брату все-таки не до конца, но решила не обижать его лишним присмотром. И напрасно: Эннеари ей не солгал – да он и вообще практически не умел лгать. Он и в самом деле уже решил, что станет делать.
Решение снизошло на него мгновенно. Именно поэтому Эннеари и не сомневался в том, что оно верное. Он решил, что последует за Лерметтом – хоть бы и без дозволения отца. Но это во-вторых. А во-первых, он сначала отыщет Лоайре. Ведь если Лерметт прав – а в словах друга Эннеари и не сомневался – то Лоайре уже полтора года провел в плену. А еще он больше двух недель ничего не пил и не ел – разве что вывертень оставил пленнику съестной припас: ведь смерть Лоайре никак уж не была магу на руку. Что ж… может, и оставил. Но даже и в этом случае заставлять Лоайре ждать избавления хоть один лишний день, хоть один час – мерзость неискупимая, и Эннеари ее на душу не примет. И того уже времени довольно, что он потерял, рассевшись на камне – ни дать ни взять, ящерка погреться на солнышке пристроилась. Сперва растерялся, потом раздумался… нет уж, хватит. Лоайре надо найти, и как можно скорее, а уже потом отправляться вдогонку за принцем. Никуда Лерметт не денется на своей Мышке. Черный Ветер эту невзрачную лошаденку шутя догонит. Конечно, выносливости у нее не отнять, что правда, то правда, но и только. Черный Ветер ее полудневный путь за три часа перекроет с избытком. Может, и того скорее. Да и дорога конная через левую седловину одна, свернуть с нее некуда.
Одним словом, незачем торопиться седлать коня. Сейчас черед Лоайре, а не Лерметта. Ему покуда помощь нужнее.
Эннеари поднялся с камня, заложил руки за спину и побрел через луг, в раздумье уставясь себе под ноги. Он шел, не оглядываясь, и потому не видел, что отец шагнул было вслед за ним и едва не попытался окликнуть, но все же смолчал и опустил голову, словно бы непроизнесенный оклик все же сорвался с его уст, а сын и не подумал ответить.
Где искать Лоайре, Эннеари знал очень даже хорошо. Где же, как не у него дома! Беда в том, что знание это не давало Эннеари ровным счетом ничего… ну, или почти ничего.
Лоайре недаром носил прозвание Веселый Отшельник. Он действительно любил повеселиться в хорошей компании, и ни одна авантюра без него не обходилась: где куролесят, там и Лоайре. Но одиночество Отшельник любил с неменьшей силой страсти и предавался ему ничуть не реже, чем разудалым выходкам, причем не где-нибудь, а у себя дома. Любитель почудесить, он и дом соорудил себе под стать. Более невозможного строения свет не видывал. Уж на что гномов ничем не удивишь, а Илмерран, когда еще обитал в Долине, в бытность свою наставником Эннеари и других юных эльфов, при виде дома Лоайре только крякал. Ох, как же Эннеари не хватает сейчас старого гнома! Если кто и понимал, как устроен дом Лоайре, так только он… разумеется, при условии, что это устройство и вообще способен понять хоть кто-нибудь помимо его создателя. Впрочем, гномы и не такое могут понять. Тем более что именно у Илмеррана Лоайре и увидел впервые шкатулку с секретом. Гномы обожают подобные забавы. Вытесать из камня хитромудрые детали, приладить их друг к другу так, чтобы и следа видно не было, замочек ложный навесить – поди, открой, если времени не жаль. У Илмеррана было восемь таких ларчиков-головоломок – одна красивее другой, и все открываются по-разному. Поначалу они стояли без дела, но со временем Лоайре повадился таскать у гнома свитки с заклятиями для стрел. Илмерран искренне полагал, что для оружейника Лоайре еще молод, а потому упрятал свитки по шкатулкам, о чем и сообщил нахальному ученику с подобающей случаю назидательностью. Дескать, не старайся, дружок, не созревши да с ветки упасть. Погоди, пока до подобных познаний дорастешь, а тогда уж за них и хватайся. А до той поры свитки полежат в полной безопасности. Нечего малолеткам, еще первую сотню годов не отсчитавшим, за взрослые чары приниматься.
