Всадники смерти - Абнетт Дэн (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
— Полагаю, теперь Тзинтч будет благоволить тебе.
Слезы заволокли карие глаза Броки, он склонился и поцеловал сапог Карла, а потом поспешил прочь.
Служители храма продолжали обносить столы вином и подавали еду тем, кто еще не насытился. Жрецы-воины покинули зал, остались только служительницы храма… самые молодые и миловидные.
— Они пытаются нас соблазнить? — спросил Карл.
— Естественно, — промычал Эфгул. — Они здесь не размножаются с себе подобными. Это святое. Они поддерживают свой род, рожая от лучших воинов, из тех, что посещают Чамон Дарек.
— Вот как.
— Еще одно удовольствие и утешение, которое можно получить в этом святом месте, — хохотнул Барлас.
— Я намерен дать жизнь самому великолепному воину-жрецу! — заявил Эфгул. — Что скажете?
— Я скажу, — отвечал Диормак, — что ты дашь жизнь самому волосатому воину-жрецу в этом мире, Эфгул, сех.
Курганцы взвыли.
— Это было бы здорово, — заключил Эфгул и выпил.
— Для начала, Эфгул, сех, ты должен получить шанс, — хитро заметил Ускел. — Они выбирают лучших. Я так думаю, одного из нас они уже выбрали.
Карл понимал, что речь идет о нем.
Он извинился и встал из-за стола. Не то чтобы идея развлечься с жрицами его не привлекала, просто в пьяном состоянии все слишком упрощалось, и ему захотелось встряхнуться на свежем морозном воздухе. Карл, то и дело переступая через тела отключившихся варваров, пошел через задымленный зал к выходу. Играла музыка, некоторые варвары танцевали со служительницами храма, пока их собратья по оружию напевали и отбивали ритм, стуча кулаками по столам.
Проходя по залу, Карл обратил внимание на курганца, одного из отряда Блейды, который сидел, опершись спиной о столб, подпирающий крышу. На воине были вымазанные дегтем доспехи с выгравированными на них завитками и спиралями, такими же, как у его вождя. Карл вдруг понял, что знает этого человека.
— Сир? Сир? Это я!
— Я знаю, Карл Райнер Воллен, — сказал фон Маргур. — Я наблюдал за тобой.
Карл присел рядом с рыцарем. Фон Маргур поправился и выглядел намного лучше, чем когда Карл видел его в последний раз. Но зрение к рыцарю не вернулось, глаза его по-прежнему смотрели в пустоту. Фон Маргур улыбнулся.
— Похоже, мы оба изменили свою судьбу и переделали себя.
— Ты теперь состоишь в отряде зара Блейды, фон Маргур, сех? — спросил Карл.
— Он увидел во мне знак благословения, так же как Улдин увидел его в тебе. Предложил мне изменить свои взгляды на верность и мужество. Или изменить, или умереть. Теперь я знаю, Чар упрощает проблему выбора.
— Я рад видеть тебя, фон Маргур, сех, — сказал Карл.
— Да уж. Карл, будь добр, не употребляй при мне эти собачьи словечки… сех. Наша родина — Рейк, и мы должны говорить как граждане Рейка.
— Извини…
— Ха, ха, — усмехнулся фон Маргур. — Слышал бы ты себя, Карл. Эти грубые звуки — гортанный язык курганцев. Ты теперь говоришь на их языке, как на родном.
Карл вскочил на ноги.
— Я говорю на языке моего любимого Рейка, сир… — начал он.
Фон Маргур покачал головой и рассмеялся, глаза его закатились.
— Нет, Карл. Это я говорю на рейкском. Ты же, боюсь, отлично изъясняешься на диалекте курганцев.
Ошеломленный Карл снова сел рядом с рыцарем.
— Ты думал бежать? — спросил фон Маргур.
— Я… — Карл подался вперед, опасаясь, что их кто-нибудь услышит.
— Конечно нет. Глупый вопрос, — сказал фон Маргур. — Чар слишком глубоко забрался в тебя. Этот глаз. Это действительно — нечто.
— Как ты… — начал Карл. — Я думаю, Чар и тебя изменил, сир, — закончил он.
— О да, Карл, изменил, — вздохнул слепой рыцарь. — Еще как изменил.
Карл встал и попрощался. Ему надо было глотнуть свежего воздуха.
— Рад был с тобой повидаться, Карл, — сказал фон Маргур.
Медленно тянулись зимние месяцы. В короткие зимние дни варвары отсыпались, мерились друг с другом силой и посещали храм. Но ночам они пировали и буянили.
Чегрум почти не показывался в зале. Казалось, молодой шаман поселился в храме.
Карл проводил время в разговорах с варварами, практиковался в стрельбе из лука в ясные дни. Барлас дал ему замечательный лук, один из тех, что они собирали под Вольфенбургом. На закате Карл присоединялся к пирующим и слушал их истории. Однажды Улдин привлек внимание всего зала, описывая битву древних курганцев, конец его истории вызвал шквал аплодисментов и грохот сотен кулаков по столам. Эслинги распевали свои грустные, пронзительные саги. Долганы танцевали смертоносные танцы с мечами.
Временами, чаще уже разогревшись самогоном, Карл откликался на бессловесные приглашения жриц храма. Он не знал их имен и никогда не видел их лиц — в комнатах, куда его уводили жрицы, было темно и густо пахло сожженными семенами, такими же, какие жег Хинн в зале мертвого города кислевитов, имени которого Карл так и не узнал. Утром Карл просыпался в одиночестве, вдыхал холодный мускусный воздух, в голове у него были лишь смутные обрывки воспоминаний о проведенной со жрицей ночи.
Иногда он пировал за одним столом с долганами. Он был для них как брат… Даже больше чем брат, потому что они относились к нему с благоговением. Долганы рассказали ему о своем боге Тзинтче, о том, как он правит миром, изменяя его. Карл пытался им объяснить, насколько все это для него странно и непривычно, ведь он родился в другом мире. Казалось, никого из долганов не настораживало то, что он сын врага.
— Все меняется, — сказал ему Брока. — Все, Карл-Азитзин. Наша правда зависит от того, что с нами в этот момент происходит. Мы никогда не цепляемся за правду или какие-то там ценности, потому что это может затмить для нас образ Тзинтча. Только то, что меняется, становится больше и сильнее в этом мире. То, что не изменяется, разрушается и не может существовать вечно.
Это была подходящая философия для кочевников, которые всегда находятся в движении и не порождают ничего постоянного. Карлу нравился Брока и компания долганов, они были щедрыми и открытыми к общению. Однако он напрягся, когда заметил — это было во второй половине зимы, — что карие глаза Броки стали голубыми.
Когда Карл уходил из зала, чтобы попрактиковаться в стрельбе из лука, его всегда сопровождал кто-нибудь из отряда Улдина. Обычно это был Эфгул со своей неизменной флягой самогона, или Барлас, или Хзаер. Видимо, они всерьез решили охранять Карла.
Никакой угрозы от Онса Олкера не исходило, правда, воины отряда Улдина почти не общались с воинами Блейды. После первой ночи в зале Карл больше ни разу не разговаривал с фон Маргуром. Иногда он замечал рыцаря, тот всегда держался особняком.
Улдин укорял Карла за то, что он не посещает храм. Хитвождя это всерьез раздражало, словно из-за отказа Карла удача отвернется от его отряда. Карл пообещал пойти в храм с наступлением оттепели, когда придет время покинуть Чамон Дарек.
Год завершился. Дни стали длиннее, в небе над негаснущим синим огнем на вершине кургана сверкало и переливалось северное сияние. В заснеженных лесах вокруг Чамон Дарека выли волки.
Карл сознавал, что должен посетить храм до того, как покинет святое место курганцев. Жрицы нашептывали ему об этом, когда он спал.
Варвары не переставали пировать. Сытная еда и обильная выпивка уже не радовали, как в первые дни, и Карл заскучал по суровой жизни всадника. Лир и Хзаер, сидя за столом, спорили, сколько они еще пробудут в Чамон Дареке. Лир утверждал, что неделю. Хзаер настаивал, что две. Ускел и Эфгул сообща решили, что до наступления оттепели, когда можно будет отправиться в путь, луна еще один раз станет полной и один раз превратится в тонкий серп.
— Карл-Азитзин! — шепнул кто-то за спиной Карла. Это был Чегрум. Шаман исхудал и был болезненно-бледен. Он старался не смотреть Карлу в глаза.
— Чего тебе?
— Будет лучше, если ты сейчас пойдешь со мной, — сказал Чегрум.
— Я ем, шаман-недоумок. Подождать нельзя?
