Синие лампы темного мира (СИ) - Нартова Татьяна (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Иногда всех новичков сгоняли на лекции. Кроме хорошей физической подготовки охотник должен был обладать немалым багажом знаний. Именно тогда, впервые сидя в душной и темной аудитории, Сан поняла, сколько же всего от них утаивали. И задалась вопросом: а что, она, собственно знает о пожирателях? Ничего – таков был ответ. Знанием всем гражданским служил страх, он был их «Анатомией в двух томах» и «Общей историей для специальных военных подразделений».
Карпатова как раз готовилась к очередному занятию, когда в спальню вошла Екатерина. На цыпочках, крадучись, прошла к своей койке, опустилась на краешек. Достала из-под нее чемоданчик. Несколько секунд просто смотрела на него, потом отщелкнула замочки, извлекая на синюшный свет потрепанную книжечку. Настоящую, бумажную. Сан видела такие в дорогущем магазине. То есть, не совсем такие, а новенькие, дурманяще пахнущие свежими типографскими чернилами и белоснежными станицами.
- Круто, - помимо воли вырвалось у девушки.
- А? – Кажется, Дроздова зачиталась.
- Я говорю: это большая редкость – настоящие книги.
- От дедушки достались. Он тоже агрономом был. Ну, я-то не агроном… в смысле, не выучилась. Мама передала. Товарищ капитан сказал, нас теперь только в начале ноября отпустят. Тогда, наверное, надо будет что-нибудь другое взять. А хочешь, - вдруг оживилась Катя, - я и тебе тогда захвачу чего-нибудь? Ты читать любишь?
- Ага, - впервые за долгое время Сан почувствовала теплоту внутри. И благодарность к этой девчонке «сто оттенков красного». – Да, люблю. А у тебя дома большая библиотека?
- Не очень, - кажется, этот факт смутил Дроздову, так что следующая фраза больше походила на оправдание: - Но все книги замечательные. Детективы, приключения. Есть даже поэзия. Ты к стихам как относишься?
- Хорошо. Из меня, правда, так себе ценитель.
- Это ничего. Мой папа говорит, главное – собственные ощущения от прочитанного. Искусство должно задевать что-то внутри, даже если от этого становится страшно или грустно. Нет ничего хуже вердикта: «Хорошо написано». Как жевать пустую гороховую кашу: сытно, но не вкусно.
Они помолчали. О чем думала Катя, было непонятно, она просто уткнулась в книгу и заскользила глазами по строчкам. А вот Сан почему-то вспомнила о маминых оладушках, которые та всегда пекла по выходным, пока отец был жив. Пока его не разорвали твари.
«Хватит! – оборвала себя Карпатова. – Только не об этом. Все было так хорошо, так волшебно. Зачем снова бередить рану?»
Не сразу, но мысли ее вновь вернулись к приятному. Опять пришла на ум дурацкая песенка об одиночестве: «Пять минут одиночества – это время без слез и лжи». Нет, сейчас точно не подходящий момент для уединения. Наоборот, нестерпимо хотелось, чтобы в спальню вошли остальные охотники. Чтобы Захар бесцеремонно приземлился рядом, чуть не отдавив Сан ноги, и начал выкладывать очередную порцию местных баек. Чтобы Ванятка при этом закатывал глаза и неодобрительно качал головой, а затем предложил бы всем готовиться ко сну. А потом бы они, смеясь, еще долго переговаривались в темноте. Может, Косликов вспомнил бы детскую страшилку: в одном черном-черном городе… И Сан не представляла бы при этом свой родной городишко – похожий на мертвое и холодное ночное небо с тусклыми лампочками-звездами. А потом, на последних словах Владлена: «Отдай свое сердце!» - Дроздова бы нырнула с тихим вскриком под одеяло.
Сан тряхнула головой, возвращаясь к реальности. Потом собрала остатки того тепла, что давали последние угольки в ее груди, и подсела к Кате.
- Надо же, тут картинки, - заглянув через плечо, зачем-то сказала Карпатова. А то и так было не понятно. – Это что?
- Схема водного транспорта в растении. Не самая интригующая тема. Мне больше нравится каталог в конце. – Дроздова открыла книгу в другом месте. – Тут основные сельскохозяйственные культуры нашей полосы. Пшеница, рожь, гречиха… Жаль, нет нормального освещения. Я как-то видела эти рисунки под обычной лампой.
- Да, - только и смогла выдать Сан.
- Я скучаю, - неожиданно призналась рыжая. – Здесь так пусто… Я не про меблировку. И людей в здании полно. А все равно ощущаешь себя в каком-то вакууме. Не знаю…
- Задыхаешься. Ждешь, когда ночь закончится, потом – когда вновь разбудят. И не покидает ощущение, что ты просто… - Сан хмыкнула: - жуешь безвкусную гороховую кашу. Пережевываешь один день за другим, складируешь их, не чувствуя ничего, кроме усталости. А самое гадкое во всем этом то, что у нас просто нет выхода. Мы навсегда заперты здесь.
- То есть нас не отпустят в ноябре? – встревожилась Катя.
- Отпустят. А потом вернут. А потом мы сами не заходим уходить. Наши души скупили по дешевке, а наши тела вскоре превратят в продолжение автомата. Вот все. Мы прокляты, Кать…
- Не говори так. Мы – ГМЛ, единственная надежда человечества на спасение от пожирателей, - затараторила Дроздова. – Мы… - всхлип, - никогда не вернемся домой, да?
У Сан хватило сил на один-единственный кивок. А потом она почувствовала, как теплые пальцы Дроздовой несмело касаются ее плеча. И сама первой обняла подругу по несчастью. Сан не плакала, нет, она только слушала придушенные рыдания Кати. Но почему-то от них ей самой стало немного легче.
После того утра между девушками протянулась тонкая ниточка взаимопонимания и сочувствия. До настоящей дружбы было, конечно, далеко, но все же сидеть в казарме и изучать параграфы учебников стало не так тоскливо. Вот только, когда Михайлов снова разносил в пух и прах старания рыжей, Сан ощущала то самое удовлетворение и, одновременно, гадливость по отношению к самой себе.
Дроздова держалась из последнего. Нос у нее стал похож на неспелую клубнику, щеки – на две половинки свеклы, а лоб, наоборот, побелел, как крахмалистая картошка. Почему-то, всякий раз, когда Катя нервничала, Карпатовой на ум приходили именно такие пищевые сравнения.
Они как раз окончили так называемую разминку: пробежку на два километра и отжимания («Дамам скидка, всего двадцать!» - заявило доброе начальство). К счастью, из-за погоды, которую паршивой признал даже сам капитан, тренировка проводилась в спортзале. Где-то там, за глухими стенами завывала самая настоящая вьюга. И это – в начале октября-месяца! Казалось, с каждым годом несчастная планета все больше превращается в покрытую толстым слоем льда пустыню. Последнее лето было дождливым, осень, едва успев начаться, тут же превратилась в зиму, а уж о весне и вспоминать было тяжко. До середины апреля лежал снег.
- Ладно, - махнул рукой Александр. – Авось, на сегодня мои мучения подошли к концу. Но предупреждаю, рядовая Дроздова, здесь вам не фитнес-центр. И если я говорю, что ты можешь лучше, значит, так оно и есть. И не надо тут мне глазами хлопать. Я морзянку не понимаю.
Дверь спортзала скрипнула, вынуждая всех охотников повернуться на звук. Щека Михайлова, так что была не обезображена шрамом, дернулась. Но затем он произнес самым будничным тоном:
- Знакомьтесь, салаги – это товарищ Николай Иванович Зимний. Я удаляюсь, а он займется вами.
- Э-ээ… капитан? – подал голос Жильцов.
- Чего?
- А какое звание у товарища Зимнего?
- Просто товарищ. Николай Иванович – гражданское лицо, - последнее прозвучало почти как оскорбление. – Он научит вас всяким кабетским премудростям. Надеюсь. В общем, оставляю этих обормотов на Ваше попечение. А у меня совещание.
Все это время Зимний держался на два шага позади капитана, давая тому выговориться и не издавая ни звука. Только галстучек поправил. На вид Николаю Ивановичу можно было бы дать лет пятьдесят пять-шестьдесят, только вот его шея, вся в складках, явно давала понять: ему намного больше. Она торчала из воротника, как из домика черепахи, да и напоминала больше черепашью, чем человеческую.
«Интересно, а сколько лет тому…?» - даже не смогла сформулировать, кому именно, Сан, имея в виду странного мужчину с крыши многоэтажки. Назвать его стариком язык не поворачивался, но девушка чувствовала: он намного старше Зимнего.
