Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес" (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
— Но, сударь, князь занят, а вы не представились.
— У него военный совет, я знаю. И тем не менее…
— Вам придется подождать.
— Хорошо, я подожду.
— И представиться.
— А вот это ни к чему. Я пришел сюда с новостями, а не для знакомства, тем более, что мы с князем давние знакомые. Зовите меня Снег, если хотите.
В углу зала, возле горящего, несмотря на позднее, но все еще теплое лето, очага, в кресле сидел и никак не мог согреться низенький сморщенный человечек, едва ли трех локтей росту. Это был шут старого князя, верный его слуга уже сотню лет, его соглядатай и наперсник многих секретов. Шуту всякое позволялось при дворе князя, такое, отчего и княжескому сыну бы не поздоровилось, но с военных советов шута неизменно изгоняли, ибо иногда князь очень плохо и превратно понимал шутки, а рука у него — хоть в гневе, хоть в радости — всегда тяжелая.
— Сударь, я с уважением отношусь к праву дворянина прятать свое имя, либо носить его открыто, но здесь особый случай, и вы…
— Я его знаю! Знаю! Это он! Заклятый враг нашего господина, это Санги Бо!!!
Воздух завизжал, вспоротый лезвиями секир и клинками мечей, шестеро воинов лязгнули, перестраиваясь в боевой порядок, латами… и зубами. Санги Бо. Все шестеро хорошо понимали, что через несколько мгновений падут в неравной сече, но они были дворяне, воины, и они презирали смерть. Сам Ларро, бог войны, не мог бы рассчитывать, что они забудут присягу и отступят перед ним, дабы избегнуть последней битвы.
Снег на лету перехватил нож, свистнувший из кресла в углу, но остался неподвижен. Замерли и воины… Предсмертная тишина дрожала, в радостном предвкушении: ну, кто первый ее тронет!..
— Я не с войной пришел, судари. Вы видите: я неподвижен.
Судари видели, но и сама неподвижность, в исполнении таких, как Санги Бо, вполне возможное оружие, которое недооценивать смерти подобно.
Шут исчез из приемной, наверное, быстрее, чем его нож долетел до Снега… Вдруг одна дверная створка заскрежетала и стала медленно открываться… Из полураскрытой двери пришел голос, низкий и хриплый, принадлежащий князю Та-Микол и никому иному.
— Пусть войдет. Пусть войдет беспрепятственно, как есть и в чем есть.
Прямой приказ князя, сюзерена и командующего войсками, в условиях войны, для подчиненных иной раз мог быть весомее даже, чем голос чести и совести; тот, кого опознали как Санги Бо, беспрепятственно вошел в зал. Меч его по-прежнему покоился в ножнах, рыло секиры — в чехле. Вслед за ним в зал, где проходил военный совет, без спросу ввалились воины княжеской охраны. Изгнать их из помещения мог только прямой приказ князя, или того, кто выше его, то есть самого императора. Ну, может быть, еще приказ канцлера, окажись он здесь. Охрана по-прежнему была нацелена атаковать пришельца, буде тот поведет себя угрожающе. Но князь такой приказ не отдал.
— А… точно. Санги Бо. Долгонько же мы не виделись. — Князь не сделал попытки ни встать, ни улыбнуться, ни даже положить здоровую руку на рукоять меча.
— Изрядно, да.
— Ты отвлек меня от важных государственных дел и тем самым поступил бесцеремонно.
— Я хотел подождать в приемной…
— Но не подождал. Выкладывай, с чем пришел.
За время этого короткого разговора, никто из присутствующих ни словом, ни жестом не осмелился вмешаться в странную эту беседу, беседу людей, каждый из которых был живой легендой Империи. Бывшие друзья, ныне смертельные и непримиримые враги…
— Дело у меня чрезвычайной важности, но оно не касается данной войны, оно, скорее, твое семейное. И я предпочел бы, когда ты найдешь для этого время, обсудить его с тобою. С глазу на глаз.
Князь молча и холодно оглядел присутствующих. Его положение при дворе и в глазах Императора — прочное, как всегда, но ему бы не бывать прочным, ни ранее, ни сейчас, если не соблюдать неукоснительные меры предосторожности и вести себя опрометчиво, то, бишь, самонадеянно. Тайны должны храниться в тиши, обнаруженные — они еще опаснее, чем раскрытые.
— Положение дел в моей семье мне известно лучше всех на свете, кроме разве что богов, и у меня нет никаких тайн от людей, с которыми я поровну делю походную жизнь, хлеб и войну. Сомневаюсь также, что у меня найдется время и желание беседовать с тобою еще раз. Отсюда вывод: говори сейчас или убирайся прочь. Выбрал?
— Да. — Снег помолчал, словно бы собираясь с духом. — Нашелся твой второй сын, Докари Та-Микол.
Гробовая тишина в зале не нарушилась ни единым вздохом, все взоры были прикованы к князю, но тот оставался хмур и совершенно спокоен.
— Вот как? Продолжай.
— Он у меня.
— В плену? Давно ли? — Князь впервые за время разговора поглядел в глаза Снегу, это был холодный и безразличный взгляд… для любого, пусть даже самого пристального наблюдателя, но Снег гораздо лучше всех присутствующих знал бывшего друга и он увидел истинное в его глазах: звериную ярость, муку… и надежду.
— Нет. Не в плену. Уже пять лет, шестой.
Князь качнул головой, словно бы собираясь с мыслями для нового вопроса, но Снег видел, что у старого друга, бывшего друга, просто перехватило горло, и он не в силах издать ни одного связного слова. Поэтому Снег продолжил говорить, не громко и не спеша.
— Я привез его к тебе, и он находится недалеко, в одном придорожном трактире, где я оставил его на попечение двоих стражников из имперской стражи. Впрочем, он уже вырос и способен сам постоять за себя.
Князь наконец собрался с силами, и голос его зазвучал по-прежнему, холодно и мощно.
— Он знает истину? И истина ли сие?
— Знает, я ему рассказал. Сама же истина была исторгнута из его сердца прямо мне в руки. Вот она. — Снег вытянул вперед правую руку и разжал ее.
Повинуясь знаку, сделанному князем, его шут подбежал к Снегу и бережно снял с раскрытой ладони медальон. И тут же осмотрел его, даже обнюхал. Морщинистое лицо его разъехалось в счастливой улыбке:
— Повелитель… это… он.
— Сюда подай. Скорее, пока я не содрал с тебя шкуру!!!
Шут понимал толк во внезапных приступах княжеской ярости и побежал к хозяину с медальоном в вытянутой ручке, чтобы тот скорее оказался в отцовских ладонях.
Присутствующие были так захвачены происходящим, что даже забывали дышать, а поскольку в большинстве своем это были крупные полнокровные люди, то когда, во время заминок в беседе, они все же вспоминали о дыхании, по залу разносилось бульканье и фырканье, словно от стада ящерных коров, ныряющих за озерными водорослями.
— Да. Это подлинный знак. Ты утверждаешь, что он жив и не в неволе? И здоров?
— И жив, и здоров, разумом и телом, и свободен, как я и ты.
— Сие главное. Теперь рассказывай подробнее. Господа военный совет. — Князь встал с кресла и медленно поклонился присутствующим. — Я был не прав, позволив занять ваше внимание событиями, не имеющими отношения к делу, ради которого мы с вами здесь находимся. Я был не прав и прошу за это прощения…
Протестующие голоса членов совета дали ему больше чем прощение: никто не согласился с его неправотой. Все горели нетерпением узнать дальнейшее.
— Благодарю вас, друзья мои. И прошу не покидать меня, но остаться, ибо нечестным поступком было бы утаить от вас продолжение начала, невольно услышанного вами, благодаря моей незадачливости. Касается также и верных стражей моих. Им всем — выскажу благодарность позднее. — Князь сел. — Продолжайте, сударь Санги Бо. — Он повел рукой в его сторону, и эта учтивость — была самое невозможное из того, что бы могли вообразить люди, помнящие историю их вражды.
Снег знаком отказался от предложенного стула и повел рассказ с того дня, как неизвестный ратник, едущий по своим делам в далекие края, случайно забрел к его пещере и упросил приютить на некоторое время мальчика, которого сам случайно забрал из придорожного трактира на северном морском побережье….
— И все эти пять лет он, не ведая имени своего, не помня раннего детства, неотлучно был при вас?
