Клинок предателя - де Кастелл Себастьян (читаем книги txt) 📗
Мы с Алиной затерялись в толпе, внимавшей герцогу. Речь удалась на славу: он долго и витиевато рассуждал о долге и чести, так что к концу оказалось, что эти два понятия означают одно и то же. Все свелось к тому, что нужно исполнять законы и повиноваться дворянам.
Герцог стоял на широком помосте, справа от него расположился Шивалль с сыном, слева — мальчик, помогавший Балу Армидору. Помост охраняли стражники, окружившие его со всех сторон и грозно глядевшие на толпу. Мы стояли почти у самого края, как можно дальше от герцога и его верных слуг.
— А теперь, добрые жители Рижу, — торжественно провозгласил герцог, — городской мудрец зачитает имена благородных домов, чтобы вы не забывали своего долга перед вельможами.
Городской мудрец оказался подслеповатым дряхлым стариком. Его работа состояла в том, чтобы называть имена знатных семейств. Чем благороднее ваша кровь в глазах богов, тем выше находится ваше имя в списке и тем позже его назовут.
— Зачитай имена, — приказал старику герцог. — Зачитай имена, и пусть все узнают, что городской мудрец вещает от имени богов и слово его не подлежит сомнению.
— Калабриан, — промолвил мудрец сиплым голосом, едва лишь герцог закончил.
Мужчина в синих одеждах поднял кулак вверх.
— Иробель Калабриан постоит за Рижу! — воскликнул он.
Раздались аплодисменты.
— Олдет.
Встала женщина с детьми и подняла кулак.
— Маллия Олдет постоит за Рижу! — прокричала она.
Снова захлопали.
Так продолжалось некоторое время, пока от мелких дворян не перешли к крупным. Я спрашивал себя, какова роль городского мудреца: неужели боги в самом деле различают людей по крови и считают одних более важными, чем других? Есть ли у них предпочтения, и если да, то на чем они основаны? Ответов я не знал, потому что жизненный опыт говорил мне, что боги с удовольствием проливают любую кровь, и чем больше, тем лучше.
— Хамбер, — молвил мудрец.
Ришель Хамбер. Очередной дворянин, клятва верности, ликование.
Вряд ли простолюдинов это действо развлекало. Но дворяне были их хозяевами, покровителями и покупателями — наверное, так бедняки могли проследить за тем, кто еще жив, а кто уже умер, чей род возвысился, а чей пал.
— Баррет.
— Перрен.
— Квистеллиос.
— Зьерри.
Мудрец все продолжал перечислять знатные семейства, но фамилию Тиаррен так и не назвал.
— Лучше уйти, — сказал я, взяв Алину за руку. — Ничего не выйдет.
Она освободилась.
— Он еще не закончил!
— Слушай, — рассердился я и ткнул пальцем в помост, на который поднимался герцог, чтобы сказать очередную речь, — мудрец уже перечислил все семейства в списке. Имя герцога идет последним, потому что у него самая благородная кровь.
— Джиллард, — произнес мудрец точно таким же голосом, каким вызывал остальных.
— Андреас Джиллард постоит за Рижу! — с облегчением выкрикнул герцог. Он поднял кулак вверх, и толпа радостно заревела. Постепенно ликование начало угасать, но он снова ткнул кулаком в небо и вызвал новый прилив радости. Герцог проделал это еще три раза и лишь тогда успокоился. — А теперь, — сказал он, — я провозглашаю…
— Алина, — послышался сиплый голос.
Все начали оглядываться, чтобы понять, кто это произнес. Это был городской мудрец, подслеповатыми глазами смотревший куда–то вдаль; он словно не сказал ничего важного и даже не осознавал, что внимание всех собравшихся устремлено на него.
— Что? — взревел герцог.
Шивалль подошел к городскому мудрецу и потряс его за плечо, явно сказав что–то не слишком любезное, но старик даже ухом не повел.
— Алина, — проскрипел он, словно ничего особенного не произошло.
Наступила гробовая тишина, герцог рыскал глазами по толпе. Даже я смутился. Городской мудрец назвал ее по имени, а не по фамилии. Но почему?
— Алина, дочь леди Тиаррен, постоит за Рижу! — крикнула девочка.
По толпе пронесся шелест — герцог жестом приказал всем молчать.
— Алина, дочь леди Тиаррен, постоит за Рижу, — повторила она так, словно всю жизнь готовилась к этому моменту.
Я все еще не мог понять, что происходит. Почему мудрец назвал ее, да еще самой последней? Почему по имени, а не по родовой фамилии?
— Тишина! — крикнул герцог, когда по толпе вновь прокатилась волна бормотания. — Кто посмел нарушать священный обряд Ганат Калилы? — взревел он, озираясь и надеясь отыскать глазами девочку, которая скрывалась за спинами стоявших. — Кто посмел опозорить Утро милосердия?
— Кажется, это ваш собственный мудрец, ваша светлость! — выкрикнул кто–то из толпы, и покатилась волна смеха.
— Кто это сказал? Кто сказал? — в ярости закричал герцог и повернулся к Шиваллю. — Найти того, кто посмел перечить герцогу. Найти и убить.
Толпа затихла. Значит, пришло время взять слово мне. Я набрал в грудь воздуха и прокричал:
— Простите меня, ваша светлость, но сдается мне, что нельзя никого убивать в Утро милосердия, ибо в этом и состоит смысл праздника.
— Взять его! — закричал Шивалль стражникам, — Это беглый преступник, осужденный за измену!
Стражники смотрели растерянно, не в силах сообразить, как пробиться к нам сквозь толпу.
— Девчонка лжет, — заявил герцог. — Она… Мудрец просто ошибся…
— Мудрец не может ошибаться, — крикнул я в ответ. — Он же говорит от имени богов, так ведь?
— Девчонка лжет, — повторил он. — Такого рода нет. Ее дома не существует. Если раньше и существовал, то Тиаррены были жалким домом, не достойным даже упоминания. Каким образом ее имя могло быть названо последним, после всех самых знатных семейств в Рижу?
Представители других «жалких домов», стоявшие в толпе, выглядели обиженными, но не проронили ни слова.
— «Пусть все узнают, что городской мудрец вещает от имени богов и слово его не подлежит сомнению», — процитировал я. — Вы сами это сказали, ваша светлость.
— Я…
Шивалль что–то шепнул ему на ухо, и герцог пробормотал:
— Да–да, ты прав, я могу.
Он оглядел толпу и воскликнул с радостной улыбкой:
— Славные жители Рижу! Возрадуйтесь! Возрадуйтесь, ибо Ганат Калила укрепляла наш город в прошлом и сделает нас сильнее и в будущем. По праву герцога и лорда–правителя города Рижу я объявляю о продолжении Ганат Калилы. Сегодня последний день Кровавой недели. И пусть это станет для нас напоминанием, что мы всегда должны хранить бдительность и смело стоять против наших врагов. Завтра мы снова сойдемся здесь на… праздник. Пир! Пир милосердия! Вас всех ждут кушанья и…
— Слишком уж дорого, — крикнул я. — Ваш пир обходится нам слишком дорого!
Герцог с помоста посмотрел на меня через всю площадь.
— Шкурнику слова не давали, — издевательски сказал он. — Предателю с драной шкурой, не защитившему даже тирана, которому служил. Какой же мудростью ты можешь поделиться с жителями Рижу? Может, расскажешь о лживых законах своего короля–злодея?
— Мудрости у меня нет. Совсем никакой. И Рижу — последнее место, куда я хотел бы приехать, чтобы рассказать о королевских законах.
Согласный шепоток пробежал по толпе. Плащеносцев в Рижу никогда не жаловали, потому что здешний народ считал себя независимым городом–государством, им не хотелось подчиняться тому, кто жил на другом конце страны.
— Но если позволите, я расскажу вам о законах Рижу.
Герцог захохотал.
— Ты расскажешь нам о наших же законах, шкурник? Любой человек дорого заплатит, чтобы послушать твою ложь. А если кто и решит тебя послушаться, то и впрямь дорого заплатит, — открыто пригрозил герцог молчаливой толпе.
— Высокая цена за то, чтобы помнить ваши законы, — сказал я, обращаясь к собравшимся. — Его светлость прав. Но ту же самую цену платили и ваши предки, мужчины и женщины, которые построили этот город, сражались и умирали за него, проливали кровь на Валуне, где вы сейчас стоите. Их кровь веками пропитывала Тейяр Рижу, потому что они воевали с захватчиками с севера, юга, запада и востока, чтобы вы, их дети и внуки, могли сегодня стоять на этом месте и чувствовать под ногами то, что крепче любого камня. Жители Рижу, ваша кровь, ваша отвага сделали этот город сильными, они связывают вас с Валуном. Потому что Рижуйский валун — это вы. В течение тысячелетий вы побеждали врагов, и даже когда у вас не было совсем никаких законов, вы всегда придерживались одного закона. Вашего закона.
