Кровь на мечах. Нас рассудят боги - Гаврилов Дмитрий Анатольевич "Иггельд" (читать книги онлайн без txt) 📗
– Не иначе, князь достоверно знает, где хазары вырыснут на берег. Вещий, одно слово. Ишь, рассветает!
– С-следопытов еще Хорнимир н-на то-от берег за-асылал. Дали зна-ать, – пояснил Живач.
Добродей улыбнулся посрамлению Вещего Олега, но промолчал, не желая новой ссоры с Розмичем и другими новгородцами. Они за князя горой.
Розмич на замечание Живача тоже не ответил. И хотя он уже в Новгороде о многом догадался, сопровождая к Олегу по нескольку раз доверенных Яроока и купцов, язык держал за зубами.
– Да чего тут думать! – откликнулся Златан. – Вон у Ореховки, верстой выше, Днипрó всего-ничего.
– Одно дело, когда под тобой три или четыре сажени, а другое – когда всего по шею, – вставил свое слово кормщик. – Да и где там, на левом-то бреге, плоты соорудить. Ниже они будут переправляться, камыш рубить, вязанки вязать…
– Так-то оно так, да коли степняки все разом в Днепр войдут – он из берегов выйдет, – пошутил Златан.
– Главное, нам к переправе вовремя поспеть, – вымолвил Добродей.
– Поспеем, хазаров не одна и не две тысячи будет. Может, все десять. Пока перетекать станут, мы тут как тут. Они версту пройдут поперек при боковом течении, мы же все пятнадцать по воде вниз, – разъяснил Розмич с важным видом. – А мы не поспеем, другие начнут, а мы – закончим.
Островки и отмели тянулись вдоль левого берега на несколько верст, зато с правого, высокого и крутого, Днепр был как на ладони. Конные дозорные отряды, расставленные через каждые полверсты, углядев неприятеля, должны были известить князя. Он же единственный мог приказать поднять один за другим дымы, чтобы с точностью до сотен саженей обозначить направление схоронившимся на кораблях воинам. Флотилия была поделена Олегом на четыре части, чтобы перекрыть все добрых тридцать поприщ от устья Роси до самого Долгуна [30].
Добродей уже представлял, как, со всех сторон устремившись к переправе, варяги, словене, поляне и другие союзники пускают кровь степняку, как добрый новгородский топор раскалывает голову то одному, то другому хазарину.
– Глядите! – сидевший на носу привстал и указал на черные клубы, возносившиеся к небесам.
– Налегли, други! По дыму правь! Хазары к югу вышли. Боги с нами, и ветер и течение попутны! – воскликнул Розмич и сам взялся за весло, его примеру последовали все, изнемогшие от долгого ожидания.
Прочие новгородцы ставили парус. По Днепру без ветрила, как по степи без коня [31].
Лодьи, долбленки, струги выдвинулись лавой. Веслами работали бойко. Шли волна за волной. Первые, достигнув хазарской переправы, старались заякориться подалее друг от друга, давая проход настигавшим передовые суда главным силам.
Подходящие долбленки на полном ходу проскакивали между вырвавшимися было вперед лодьями. Давили и погребали под собой и полуголых пловцов, и лошадей, рассекая вражий брод поперек на сотню или две саженей.
Добродей глянул направо, прищурился, и у самой воды и на склоне уж кипела сеча, там не разглядеть ни лиц, ни стягов. Свою бы жатву поскорей начать. Он посмотрел на юг. Медленно, но неуклонно к переправе на веслах приближалась где-то треть флотилии. Хазарские плоты как раз сносило ей навстречу.
– Не зевай! Парус убрать, весла сушить! Стрелки – к бою! – проорал Розмич, обнажая меч.
– За Новгород! За князя! – грянули ильменцы.
– За Киев! – завопили Златан и Добродей.
Лодья врубилась в стремнину конских и людских тел. Навалилась на них, подминая и уродуя.
Мигом побросали якоря. Судно круто развернуло. Добродей едва успел уцепиться за мачту.
Лучники тут же взялись за дело, опустошая колчаны в беспомощных степняков. Можно было и не целиться, любая стрела настигала ворога или кобылицу. Стрелков оберегали остальные, держа наготове короткие копья.
Хазарин, сжимая в зубах нож, подтянулся, ухватившись за борт. Добродей не медлил, отсеченные пальцы полетели под ноги. Еще одного ловкача Живач поддел на рогатину – насадил по самое яблоко.
Добря глянул на левый берег Днепра. К тому уже приставали один за другим струги, чтобы отогнать степняков, зазевавшихся в самом конце хазарской колонны. Но далеко, не разглядеть. И то хорошо, стрела не достанет.
– Добря! Мать твою! – рявкнул Розмич, сбрасывая показавшегося над бортом хазарина в кровавые воды секущим ударом.
Лодью снова развернуло, лопнул перебитый канат. Повинуясь течению, корма начала описывать окружность, грозя столкновением с прочими судами.
– Плотник! Руби второй! Разумеешь?
Добродей кивнул и стал пробираться к носу. Новгородцы, избавившись от стрел, теперь уже все исправно орудовали копьями и топорами направо и налево. Стоны и крики, предсмертные хрипы хазаров тонули средь дикого ржания обезумевших лошадей и плеска взбешенных вод.
Наконец он добрался до цели:
– Держись, братва!
Изловчился и хватанул по другой якорной веревке. Лодью отпустило и стало сносить вниз, да так быстро, что следовало бы поторопиться:
– Весла на воду, к берегу править!
Отложив оружие, взялись за весла.
– Не к левому! К правому пойдем.
– Но на левом обоз хазарский! – возразил кто-то Розмичу.
– А на другом – князь. Он там первым бой принял. Слава князю Олегу!
– Слава! – грянули все, кроме Добри.
Теперь и течение, и ветер были против них. Но кормщик ловко вывернул лодью из-под надвигавшегося на нее судна. На весла налегли со всей силой и злостью, и чем ближе подходили к правому берегу, тем яростнее ими работали. Все же одной-другой тысяче степняков удалось переправиться без помех. И кровавая схватка там не утихала…
Из воды на прибрежный песок выбрались тяжело. Кабы без щитов и копий, то легче бы пришлось. Но супротив жгучих стрел хазарских броня не спасет, а всадника пеший мечом не достанет. Добродей оглянулся. Златан, Живач, Розмич… все здесь. Ни одного на Днепре не потеряли.
Не успел он о том подумать, Златан, пораженный точно в око, повалился назад. Живач успел прикрыться, выглядывая – откуда стрелы.
«Эх, Златан! Не целовать тебе боле Синеоку!» – с горечью подумал Добродей.
– Чего встали! А ну, все за мной! – крикнул Розмич, устремляясь туда, где еще кипела сеча.
Спешенные хазары, из тех, что потеряли скакунов, но на берег выбрались, ринулись навстречу. Сшиблись, первых насадили на копья. Со вторыми рубились не на жизнь, а на смерть, теряя лучших друзей и товарищей.
– Спина к спине! – прорычал Розмич Добродею, тот немедля прикрыл старшего и завидел новых набегавших с противоположной стороны врагов.
– С-спина к спи-ине! – задыхаясь, проговорил Живач, но упал, порубанный хазарскими саблями.
– Не выдай, плотник! – захохотал Розмич, принимая на щит хазарский клинок.
– Ты паши себе, а я уж не выдам! – откликнулся Добродей, поражая степняка в шею расчетливым ударом.
Тот повалился к ногам победителя, да наскочил еще один, за ним и третий. Добря снова рубанул, отсекая хазарину кисть, отводя выпад другого краем щита.
Мимо брел новгородец, через все лицо багровела кровью длинная рана от сулейманова железа. Вот он упал поверх степняка и затих.
– Сколько же вас наплодилось?! – воскликнул Розмич, отбрасывая в сторону иссеченный щит. – А ну, посторонись! – пригрозил он, подхватывая выщербленный меч павшего Живача.
– Мне тоже посторониться? – весело крикнул Добродей, укладывая на песок очередного хазарина широким ударом по хребту.
– Тебе особливо! Зашибу ненароком, – сообщил новгородец и тут же, приподнимаясь, вогнал хладное железо под ребра набежавшему степняку едва ли не на целую ладонь, второй меч Роськи описал красивую дугу, но рассек только воздух.
Добродей отскочил в сторону, дабы не попасть ненароком под удар соратника, затем клинок снова встретился с хазарской плотью. Враг каркнул что-то и повалился к ногам.
Обеирукий ратоборец врубается в наседающих степняков и проходит сквозь них, как раскаленный нож в масло, погружается в гущу схватки. Каждый его удар приносит смерть. Каждое движение сверкающего железа собирает жатву и справа, и слева.
