Гимназия Царима - Сурикова Марьяна (книги полностью .TXT) 📗
— То есть они были напарницами?
— Скорее хранительницами.
— Почему?
— Кому еще под силу уберечь мужчину, чей долг охранять остальных, только женщине. — Олайош грустно улыбнулся. — Они и берегли, используя свой дар, и Кенигхэму стали не страшны любые твари.
— Значит, только хранительницы?
— Видишь ли, Маришка, я уже говорил о различии между совершенными воинами и обычными людьми. Мы сейчас не берем потомков, изменившихся с течением времени. Я имею в виду тех, кого ныне называют наследниками неизмененной крови, тех, к кому перешли все качества защитников в первоначальном виде.
— А у них есть крылья?
— И крылья, и умение управлять огнем. Вместе со всеми прочими чертами древних воинов они наследуют внутренний щит, он окружает сердце, словно крепкая броня. Долгое общение с человеком, но не с любым, а с тем, кто близок по духу, истончает его, и возникает привязанность. Отсюда их преданность родным и друзьям. Однако на возникновение и закрепление этой привязанности нужно время. В целом же они одинаково спокойно относятся ко всем, не ненавидят, но и не любят так, как доступно человеку.
— А со жрицами?
— Служительницы единственные, кому всегда удавалось вызвать нечто большее, чем просто привязанность. Ведь все мы увлекаемся, влюбляемся, теряем голову от страсти, порой меняем свои предпочтения, порой бываем верными до конца, но у защитников иначе. Чтобы пробить их щит вокруг сердца, нужно очень мощное воздействие на главную слабость этих воинов.
— У них есть слабости?
— Одна, впрочем, принесшая немало вреда. Их слабость в защите.
— Как так?
— Например, любой другой, чья семья пострадала от рук некой персоны, — Олайош намеренно не смотрел в мою сторону при этих словах, — взял бы и прибил гада на месте. Защитники не могут, не позволяет врожденная особенность — не причинять вреда людям, чем некоторые отлично пользуются. И здесь срабатывает еще одно обстоятельство. Помнишь, ты рассказывала о выдумке ваших девчонок? Если заставлять себя спасать, то в один прекрасный день можно добиться любви защитника?
— Помню. — Я густо покраснела, и хорошо, что в темноте не было этого заметно.
— В чем-то это работает.
— В каком смысле?
— Не в том, конечно, в каком воображали юные тэа. Нужно именно спасти, Маришка, от настоящей реальной опасности. Не спровоцированной, не подстроенной, но настоящей и жуткой, притом воин должен оказаться рядом в такой момент.
Я тут же вспомнила слова Ники, что требуется реально спрыгнуть с башни на глазах защитника. Неужели по этой причине мое желание воплотилось столь невероятным и безумным образом?
— Когда идет всплеск эмоций, который стимулирует инстинкты защитника, они срабатывают неподконтрольно хозяину. Молниеносная реакция и позволяет спасти кому-то жизнь, однако в этом случае, на пике чувств, защита отключается. Возникают опасения и тревога, инстинкт оберегать берет верх. В принципе, ты можешь и не желать спасения, тебя никто не спросит в таком случае.
— Когда инстинкты берут верх, защитники не умеют себя контролировать?
— Именно.
— И это залог любви?
— Нет, конечно, — рассмеялся Олайош, — залог лишь того, что какой-то один человек выделяется на общем фоне, а начав замечать, непроизвольно приглядываешься, наблюдаешь. Возникает тревога за него, рожденная этим самым инстинктом защитника.
— Значит, если воин вдруг спас обычную девушку от гибели, выходит, он обратил на нее внимание, однако это лишь трещина в щите?
— Верно, и чтобы добраться до сердца, нужно планомерно, раз за разом пробивать броню. И когда с конкретным человеком защита перестает работать, дороги обратно нет. Здесь уже пробуждаются эмоции, как у людей, Маришка. Ведь и нам нравятся далеко не все, кто оказался рядом, кому помогли. Симпатия может возникнуть и раньше, однако щит помогает отгородиться. Если же он разрушен и есть родство душ и взаимное влечение, то интерес растет стремительно, как если бы два потока с разных сторон вдруг схлестнулись и потекли полноводной рекой. Чувства пускают корни в сердце, прорастая насквозь. И бесполезно пытаться снова выстроить защиту с этим конкретным человеком.
— А у таких настоящих защитников никогда-никогда не бывает любви с первого взгляда?
— Есть то, что я бы назвал впечатлением. Очень сильное, опять же на пике эмоций, когда щиты сняты, нервы и чувства оголены. Настолько яркое, что не забывается, а человек, его вызвавший, становится средоточием этих ощущений. И снова срабатывает прежняя схема.
Понимаешь, в прошлом именно жрицы всегда находили способ пройти сквозь щит, добраться до сердца. Во-первых, общая связь, установившаяся, наверное, благодаря призыву. Затем общность интересов и внутренняя чистота, свойственная истинным и их служительницам. Этих женщин воины любили так, как умеют любить только защитники.
— Отчаянно?
— Именно.
— А с обычными женщинами?
— Возникает привязанность. Но согласись, это совсем не то. Нежность и забота, но без страсти и безумной любви.
Я была согласна, и почему-то подумалось, что жрицы могли использовать свой дар, чтобы разбить внутреннюю защиту и получить хотя бы шанс добиться любви. Ведь привязанность — это так мало.
— Значит, они могли стать напарницами и просто хранительницами, а могли — возлюбленными. Скажите, арис, а бывало так, что жрица не знала о своих способностях, пока не вырастала?
— Бывало, если некому было ей рассказать обо всем. Подобные случаи встречались повсеместно до появления ордена сестер. Однако я не просто так упомянул об установившейся между служительницами и воинами связи, именно она заставляла их пути пересекаться, судьба притягивала их друг к другу.
— А что было дальше?
— Дальше мир установился в нашей стране. Государство стало укрепляться, расти на зависть нашим соседям, только земель не хватало, у нас ведь не было шансов в период войн осваивать новые территории. Но это не являлось такой серьезной проблемой, поскольку наконец-то на территории Кенигхэма воцарился покой. Только, девочка, те твари ведь не могли просто так сдаться. Сила некоторых существ, населяющих земли за горами, была сопоставима с даром защитников.
— Сопоставима?
Я была поражена. Ведь я видела, как легко Эсташ справился с жуткой Архъаной и низшим.
— Эти создания, непохожие на людей, тоже обладают разумом, довольно изощренным, и еще имеют каждый свой дар. У них есть иерархия, и во главе как раз стоит тот, в чьих силах убить истинного воина. Разве могли чудовища допустить, чтобы пограничные земли благоденствовали, а кормушка так легко ушла из-под носа? У них отобрали не способных дать отпор жертв, и знаешь, что стало происходить дальше?
— Что?
— Я уже говорил, что простым людям было тяжело общаться с истинными, поэтому воины селились обособленно, в башнях. Для девушек же здесь существовали отдельные сооружения, где находилась школа и общежитие, и тут они всегда были под присмотром сильнейших. Однако год за годом все меньше появлялось девочек с даром, все меньше жриц попадало в пограничье. Сейчас мы понимаем, что особенную кровь вытравливали постепенно, но каким образом твари это сделали? Как сумели отслеживать одаренных созданий? Ведь именно по этой причине произошло непоправимое.
— Что произошло?
— Нападение по всей стране, когда в одну ночь уничтожили маленьких жриц.
— Не может быть! — Я зажала рот рукой, не желая верить словам Олайоша. — Эти существа выследили всех…
— Люди. Твари не смогли бы пройти заслон на границе. Это были обычные люди. По какой причине, скажи мне, девочка, можно встать на сторону врага, изводившего твоих предков столетиями? Что дороже жизни? Алчность? Жадность? Корысть? Жажда славы?
— Что же, Олайош? Что в итоге?
— Выжили лишь служительницы в башнях. Когда происходили столкновения, каждая молилась за своего защитника. Кто-то в качестве напарницы, кто-то уже будучи женой или невестой.
— Молилась?
— Так говорили, Маришка. Видимо, их желания подобны молитве. Может, они входили в транс, я не знаю подробностей.