Катализатор (СИ) - Демидова Мария (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Слушай, Барри, а на каком языке мы с тобой разговариваем?
Учёный задумался, а потом с любопытством спросил:
— А как по-твоему?
— Лично я говорю на русском, — признался Виктор.
Барри восторженно округлил глаза:
— Первый раз о таком слышу!
В ответ на недоумённый взгляд он пустился в долгие рассуждения о природе межпространственных перемещений и о том, как миры сохраняют свою целостность.
— Ты — песчинка, понимаешь? — увлечённо вещал Барри. — Песчинка, попавшая в раковину моллюска. Выбросить тебя мир не может, поэтому он тебя как бы присваивает, обрабатывает, приспосабливает. То есть делает всё, чтобы ты легко вписался в окружающую среду, не выделялся и быстро стал её частью. И понимание языка — видимо, часть процесса. Это, конечно, только теории, но ты их пока подтверждаешь!
— Может, и тебя мне мир специально подбросил? — предположил Виктор. — Как единственного человека, который сможет всё это объяснить?
Барри такое предположение привело в полный восторг.
— А ведь правда, может быть! — воскликнул он и добавил, запирая за Виктором дверь квартиры: — Проходи скорее в комнату, мне ещё столько нужно у тебя узнать!
И журналисту ничего не осталось, как послушно двинуться в указанном направлении, смиряясь с ролью подопытного. Что ж, если он получит возможность изучить этот мир, почему бы не оказать местному учёному ответную любезность?
Дюк Шатер ехал в столицу. И каждый километр, отдалявший его от Зимогорья, приносил немалое облегчение. Вырвался всё-таки. Проскользнул через сеть облавы. Повезло, несказанно повезло!
Заказ на портал изначально был тухлым делом, и ещё до вылазки Шатер десять раз успел пожалеть, что согласился.
С одной стороны, то, что высокопоставленный клиент обратился именно к нему, было совершенно неудивительно — лет десять назад Дюк и пара его приятелей помогали модернизировать музейную систему безопасности. И, несмотря на значительные изменения, которые внёс, возглавив охрану, Рэдли, некоторые лазейки со старых времён остались.
С другой стороны, то, что ты можешь отрезать себе ногу, вовсе не означает, что тебе стоит это делать.
Но азарт — штука коварная. Да и барыш, обещанный за одну-единственную шкатулку, будь она трижды неладна, превосходил все бытующие на чёрном рынке расценки. И Дюк купился. А потом еле ноги унёс, да ещё и полицейского ненароком отправил в небытие. Совсем плохо дело. С него теперь, если поймают, три шкуры сдерут…
Нервы расшалились настолько, что на железнодорожной станции Шатеру показалось, будто он видит того самого лейтенантика, который на его глазах провалился в межмирье, выходящим из Зимогорского ночного экспресса. Бред какой!
Поймать Дюка пока не поймали, а вот найти уже кое-кто успел. Не полиция, к счастью, а новый заказчик. Пожелавший, впрочем, остаться неизвестным и в письме (как старомодно!) подписавшийся как-то совсем уж банально и по-книжному — Мистер N.
Новый заказ был куда интереснее предыдущего. И, что более важно, цель находилась далеко от Зимогорья. Внушал определённые надежды и содержавшийся в письме намёк на то, что заказ не будет последним. Если, конечно, всё пройдёт успешно. Значит, надо, чтобы прошло.
Научную карьеру Баррета Фирби коллеги привыкли считать несостоявшейся. Тридцать лет назад он был вундеркиндом, подающим большие надежды. Двадцать лет назад — первым студентом на курсе и, по мнению многих, будущим науки. Сейчас Барри был полнеющим и седеющим лаборантом с недописанной кандидатской диссертацией, предметом беззлобных, но всё же насмешек большинства бывших сокурсников, ныне занимавших видное положение в научном кругу.
Причина этого крылась вовсе не в отсутствии таланта, не в каком-то событии, изменившем жизнь и приоритеты, не в отказе от прежних целей. Виной всему стали природное упрямство, фанатичная преданность одной теме и безнадёжное отсутствие эмпирического материала. Если бы Барри удовольствовался теоретическими исследованиями, всё могло сложиться иначе. Но учёного интересовала в первую очередь практическая сторона вопроса — и не столько принципы работы порталов, сколько влияние межпространственных перемещений на самих путешественников. Баррет изучил все существующие теории и построил собственные. Но это были всего лишь гипотезы, ничем не подтверждённые и недоказуемые. Практические действия, необходимые для подобных исследований, считались преступлением, а Барри, как назло, был законопослушным учёным.
Поэтому Виктор стал для него неожиданным подарком судьбы. Встречу с ним исследователь воспринял как добрый знак и приготовился использовать выпавшую на его долю удачу. Рассуждения Баррета были просты и логичны: если он поможет Виктору обосноваться в этом мире, то почему бы пришельцу в ответ не поделиться информацией о мире собственном? А заодно — о последствиях перехода из одного пространства в другое… Иномирского журналиста такое положение вещей, вроде как, устраивало, однако вскоре стало понятно, что долго оно не продлится.
Возможно, виной был пресловутый закон сохранения целостности мира. Возможно, играло роль природное и профессиональное любопытство Виктора. Так или иначе, изучать принявшую его реальность журналисту было гораздо интереснее, чем вспоминать о покинутой. Поэтому все разговоры о родине путешественника заканчивались разговорами о Зимогорье и Новом Содружестве («Новым» оно было уже больше трёхсот лет, но никого это не смущало), о полях и магии (Виктор упорно использовал именно этот термин) и о прочих вещах, которые Баррету казались привычными и обыденными, а для пришельца были невиданной экзотикой.
Вопросы Виктор порой задавал такие, что приводил собеседника в недоумение.
— А этот ваш председатель Совета Содружества… Как его…
— Шон Дитер, — подсказал Барри.
— Да, точно. Он маг?
Учёный честно попытался вспомнить.
— Не знаю, — ответил он наконец. — Никогда не интересовался. Да он, вроде, и не афишировал.
Этот факт, казалось, поразил Виктора до глубины души.
— А что, разве наличие поля нигде не прописывается? Даже на такой должности?
— А зачем? — в отличие от Виктора, Барри никак не мог взять в толк, почему информация о поле должна быть публичной. И какая разница, о ком идёт речь — о председателе Совета, об учёном или о пекаре.
Иногда, несмотря на подаренное Виктору всё тем же законом сохранения знание языка, они подолгу не могли разобраться в терминах. Когда журналист спросил, есть ли в этом мире эльфы и вампиры, Барри пришлось задать несколько наводящих вопросов, чтобы выяснить, что эльфами Виктор называет некую волшебную расу.
— Нет, такое у нас тоже разве что в сказках водится.
А вот примерный аналог вампиров действительно нашёлся. Правда, ничего сверхъестественного в местных кровопийцах не было. Никаких удлиняющихся клыков, никаких сложных отношений с дневным светом, чесноком и серебром. Обычные маньяки, решившие, что, регулярно глотая чужую кровь, можно обрести поле. Или избавиться от поля. Это уж у кого какая потребность.
— А избавляться-то зачем? Это же такие возможности!
— Ну, как сказать… — Барри попытался как можно понятнее сформулировать очевидное. — Есть всякие аномальные зоны, в которые людям с полем лучше не соваться. Или, например, куча артефактов, которые абсолютно безвредны для человека без поля, а для мага могут быть смертельно опасны. Эта уязвимость не всех устраивает.
Удовлетворив первое любопытство, связанное с глобальными особенностями мира, Виктор обратился к своим профессиональным интересам — он подолгу не отходил от телевизора, прочитывал все газеты и журналы, которые по его просьбе покупал Барри, и через пару недель, проведённых в Зимогорье, неожиданно спросил:
— Слушай, а у тебя случайно нет связей в местной газете?
— Эш, выручай!
Этот возглас предварял по крайней мере один его рабочий день в неделю и, как правило, никакими серьёзными изменениями планов не грозил. Но сейчас в голосе звенела откровенная паника. Хранитель оружейного фонда, не успевший ещё войти в свой кабинет, резко повернулся и нос к носу столкнулся с директором экскурсионного бюро. Впрочем, «нос к носу» — это сильно сказано. Нос пышнотелой блондинки Антонии уткнулся ему в грудь и тут же вместе с самой Антонией отскочил назад.
