Выжигаю имена в сердце своем (СИ) - Светлая Надежда (полные книги .TXT, .FB2) 📗

Но сильнее сопереживали выжившим. Выжившим, но потерявшим нечто большее, чем сама жизнь. Потерявшим связь прочнее металла и тоньше бутафорского стекла.

Нескончаемая очередь в тёмных траурных одеждах медленно спускалась к бревенчатому причалу, по пути нашёптывая холодным водам отправить близких в последний путь как можно мягче. Под приглушённые отзвуки природы тихие лодки уплывали в царство вечности и покоя.

Чёрные вуали скрывали опухшие лица женщин, кто этой бесконечной ночью сражались за каждую жизнь, склонявшуюся то на одну, то на другую чашу весов. За жизнь тех, кто непреднамеренно стал чьей-то мишенью. С невообразимой доселе тяжестью на сердце медсёстры наблюдали за последними трепетаниями отяжелевших век, выдыхаемыми в агонии словами и еле слышимыми вздохами.

Мужчины, чьи тела стягивали десятки бинтов, по стойке смирно стояли чуть поодаль, боясь случайно скользнуть взглядом по уплывающим вдаль лодкам. Из последних сил нервно стискивая пальцы рук, они секунда за секундой заново проживали последние часы, прокручивая моменты деяний человека, но не человеческих.

Уцелевшие старики и дети цеплялись друг за друга, боясь потерять друг друга и быть потерянными в себе.

Сознание медленно возвращалось к выжившим, даря мнимое ощущение контроля за происходящим. Ян открыл мутные от смога глаза, медленно всматриваясь в толпу. Многие были сломлены, многие были изувечены. И на каждом из них остался несмываемый след войны, чётко отпечатавшийся внутри. На потёртой коже рук, держащих тяжёлые копья и стрелы. На огрубевших ступнях ног. Прежде, чем вернуть свои земли…

Океан человеческих стенаний завывал, вовлекал в бурный водоворот надрывного, безутешного плача. Скорбная процессия близилась к завершению. И кричащим напоминанием тому служила пустота в сердцах, в обгоревших до основания домах. В самом Ассааде — в ассаадцах.

* * *

Не изменяющие своим правилам ассаадцы решили утопить горе в изнуряющей работе, выводя предел физических нагрузок на новый уровень. Долгие часы работы без продыху больше не воспринимались как каторжное обращение, напротив, жители островного государства упрашивали увеличить объёмы их работы, выполняя за раз полторы, а в более отчаянных случаях — две нормы. Основной причиной этому было полуразрушенное состояние Ассаада. Никто не уточнял, о зданиях или о людях шла речь. Все прекрасно осознавали, что если смертельную усталость снизить хоть на сотую долю, то чёрные воспоминания настигнут подобно яростной буре, подобно пожару, что своим безжалостным пламенем уничтожит больше людей, чем накануне, доводя несчастных до безумного исступления.

Сгоревшие до основания деревянные дома быстро исчезали их вида, сменяясь каменными, реже — домами из плинфы. Следы бойни старались скрыть в первые же дни, выкорчёвывая сожжённые деревья и высаживая молодые побеги, делясь с народом смехотворной надеждой.

Так, окружающая обстановка на острове быстро изменилась. За исключением одного уголка — места, что стало концом грязной борьбы и началом малого восстания, монумента Цавонеся. Обугленные обломки крыльев в беспорядке валялись по всему периметру невысокой площадки. Смолистые щепки, сажа и обуглившиеся вещи толстым слоем накрывали бесплодную землю. От царящей здесь тягостной атмосферы всё сжималось внутри у каждого, кто сюда приходил. И чем дольше люди колебались, не желая прикасаться к пыльным развалинам, тем прочнее в них укоренялась мысль о невозможности вернуться к привычной жизни.

Стоило людям свыкнуться с нынешним безутешным состоянием, как отдалённо послышался приглушенный топот. Звуки строительства прекратились. Принесённые ветром чужие голоса медленно долетели до центра города, вызывая по всему телу неконтролируемое дрожь. Гулко сглатывая подкативший к горлу ком, командир воинских частей всмотрелся в размытый горизонт, готовясь отдать приказ к наступлению. Издали показались медленно приближающиеся фигуры в парчовых красных мантиях.

Целители.

С кончиков низко надвинутых на глаза капюшонов привычно свисали посеребрённые кисточки. Под алыми мантиями виднелись чёрные кафтаны с ромбовидной отделкой и высоким горлом. Поверх них лёгкие металлические латы — они защищали обладателей целебной магии. Выпуклые металлические пуговицы с извивающейся змеей, в центре которых переливалось изумрудное стекло, были обвиты тонкими верёвочками, на концах которых неизменно поблёскивали маленькие кисточки. Прямого кроя штаны цвета графита плотно прилегали к телу, удерживая оптимальную температуру. Эластичная и прочная полоска ткани, закреплённая чуть выше колена, могла быть снята лёгким движением руки и использована в качестве кровоостанавливающего жгута. Каждая деталь походной одежды обеспечивала её удобство и практичность, а не эстетическое удовольствие.

Передвигаясь небольшими группами и сохраняя между собой дистанцию в пять метров, целители медленно приблизились к переполошившимся ассаадцам. Сбоку от них скромно шествовал рыжеволосый парень, направляя мелкие отряды к центру города. Его взгляд невольно упал на полностью разрушенный памятник и искалеченных людей в бинтах, разбирающих грязные обломки. Споткнувшись, юноша неуклюже рухнул на землю. Мимо проходящие люди предлагали помощь витающему в мыслях парню, но, не добившись никакой реакции, тихо продолжили свой путь к раненым.

Отрешённый взгляд скользнул по опустевшей территории, некогда украшенной ярко-оранжевыми лентами и лесным шалфеем. Полуденное солнце больше не светило над головой, запертое в плену надвигающихся гроз. Безрадостная картинка полностью соответствовала общему настрою за одну ночь сократившегося населения. Серо и сыро.

Жители Ассаада стояли посреди ворвавшегося в их жизнь разрушения совсем одни. Стоило им на мгновение оторваться от окопной жизни, обернувшись навстречу долгожданному мирному уединению вдали от осуждающего общества, как оно воспользовалось своим шансом и нанесло удар в спину. Хладнокровно и расчётливо. И сейчас, уже после свершения недругами задуманного, мало что могло возместить нанесенный урон. Павшие духом ассаадцы могли надеяться разве что на неясное перерождение и встречу со своими любимыми.

— Командир четвёртого отряда Целителей Панпуга, Лейла Сазон, — пожилая женщина с коротко стриженными пепельными волосами и дымчато-серыми глазами холодно осмотрела поле сражения, после чего уставилась на стоящих полукругом людей. — С материкового Панпуга сообщили о том, что у вас наблюдался пожар. По внешним разрушениям видно, что этим дело не ограничилось. Покажите особо тяжело раненых людей и тех, кто при смерти. Посмотрим, что можно с ними сделать.

Хоть Целители и подразделяли себя по территориальному признаку, всецело они не принадлежали ни к одному из государств. Будучи магами свободными, они могли беспрепятственно переходить с одного места на другое, пока все их потребности не будут полностью удовлетворены. Поэтому спрос на целителей рос с каждым днём, стоило кому-то из них перейти в другое подразделение, умереть от рук врагов в горячих точках или уйти в отставку.

Как бы ни эксплуатировались способности целителей, вместе с кнутом магам также перепадали такие подарки, за которые многие из них «продавали свои души». Щедрые денежные пожертвования, бесконечные нули которых никто не удосуживался подсчитывать, поблажки за незначительные и значительные, превышения должностных полномочий и непоколебимая авторитетная власть. В правительстве некогда рядовые целители, если вносили особый вклад в историю государства, при остроте ума и дальновидности взбирались до высшего статуса «Дасколос» и расхаживали в переливающихся перламутром ослепительно белых шелковых накидках с вышитыми тончайшими нитями белого золота цветками лотоса на рукавах и спине, и закреплённых на шее фибулой из платины и стали.

Всемерные поощрения не остались незамеченными и возымели печальные последствия. Пламенное желание спасать, что по предназначению должно было исходить от сердца сострадательного к чужой боли, в конец прошло. Рассыпавшись в прах, оно развеялось, уступая главенствующее место безразличию и меркантильности.