Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр (книги онлайн полностью .txt) 📗
— И слава богу, — подумала Анна мельком, вспомнив сальный взгляд кроатского майора. Нужная дверь — по коридору вперёд. Третий этаж замка, господское крыло, здесь ходы широкие. Но темно, плещутся в углах тяжелые тени. Глухо лязгнула медная ручка. Анна вошла, огляделась. Комната и комната, ничего особенного. Господская, богатая, с узорными коврами на стенах. Кровать за пологом, в углу, напротив — широкий стол с резными ящиками. Ящиков много, целая горка. Стул рядом. Змеиным манером извиваются ножки, золотая вязь на коврах. У Анны на миг заболела голова от сплетения этих узоров. По ногам полоснул холодной рукой сквозняк, налетел, дернул тяжелые чёрные юбки.
"Фрау Холле, — подумала Анна, вспомнив кроатского майора ещё раз, — интересно, кто она майору? Жена, мать?" На одной из стен, на коврах— картина. Портрет. Парадный, в золоченой раме. Яркие краски, солнце, улыбка во весь рот. Мальчишка в нарядном камзоле, кормит с руки белую лису и улыбается. Анна пригляделась, подумала: "Наверное, мать все-таки, — тут она вспомнила кроата и поежилась ещё раз, — эх, а мальчишкой хорошеньким был. Как из него такое только выросло?"
За спиной глухо захлопнулась дверь. Резануло холодом по ногам и горлу. Сквозняк, ледяной ветер тянул сквозь щели на окне. Анна вздрогнула. Встряхнулась, приказала себе собраться.
— Это всего лишь уборка, — напомнила она себе, шагнув в угол, к занавешенной пологом кровати. Подушки разобрать, перины взбить. Раньше начнёшь, раньше закончишь, и пусть им всем кошмары приснятся на тех перинах. За спиной — глухое ворчанье. Резко и вдруг. Скрежет — противный, до дрожи в ушах лязг кости по камню. Анна вздрогнула и, подавив в груди вскрик, обернулась. Лиса. Огромная белая лиса, сидит, скаля на Анну острые зубы. Шагнула вперед. Проскрежетала когтями по камню пола. Острыми, кривыми. Скрежет пробирал до костей. Да уж, бедной Мари, дочке управляющего, было чего пугаться. Ощерилась пасть, полная желтых клыков. Один, верхний,обломан до середины.. Ещё один шаг. Белый хвост вверх — трубой. Анна прискусила губу. Застыла, скосила глаза на окно — высокое стрельчатое окно в деревянной раме. Вроде, то самое из которого утром окликнули майора Холле. "Совсем оборотни охамели, и не прячутся даже, — думала Анна, стараясь держаться ровно, — а чего им бояться, они здесь власть". Зверь меж тем подошёл вплотную, замер, раздувая ноздри. Хлестнул по ногам белый хвост. Задрожал. Пополз по лодыжке, вверх, щекоча кожу. Анна закусила губу, изо всех сил пытаясь думать о чем-нибудь хорошем. Например о том, что Рейнеке "в образе" куда зубастей и выше в холке. Если наглый кроат пошел в маму ростом — пусть и дальше боится, правильно делает.
— Ну, фрау Холле, ну я же просил, — резкий голос от двери. Господин барон, только его не хватало. Анна застыла, что жена Лота — соляным столбом. Глаза в пол, перечитывать трещины в камне. В ушах шелест, лязг застежки. Потом равнодушный смешок.
— Ну Вольфхарт, не будь занудой. Эти люди так забавно пугаются.
— Забавно, забавно, — отозвался у Анны в ушах сердитый рык барона. — Вы меня с такими забавами без прислуги оставите, мадам. Не то,чтобы я возражаю, но нам здесь ещё месяц сидеть, по меньшей мере. И то если француз не наврал.
"Интересно, а господин барон умеет не орать?" — подумалось мельком. Анна застыла, так и не поднимая глаз. На неё не обращали внимания. Как будто чёрные тряпки прислуги сделали ее невидимой. Ещё один смешок. Низкий, грудной.
— Ладно, Вольфхарт, тем более, что эта ... — тут Анна рискнула поднять глаза. Напоролась взглядом на взгляд этой фрау. Ледяной, издевательский. Вздрогнула и опустила глаза опять.
— Как и ты шуток не понимает.
Новый окрик протянул хлыстом по ушам:
— Чего стоишь, помоги мне одется, — с Анной фрау Холле не ворковала — приказывала. Анна помогла, изо всех сил стараясь держать глаза ниже, а руки — ровно. И не дрожать. Хорошо хоть господин барон решил держаться в рамках. То есть за закрытой дверью, снаружи. И без него это было настоящей пыткой. Наконец последняя застежка щелкнула у чертовой фрау на шее. За дверью сердито стукнула трость. Терпеньем господин барон явно не отличался. Фрау напоследок погрозила Анне пальцем. Поймала за воротник — жалобно треснули ветхие нитки — притянула к себе, проговорила на ухо:
— Будешь болтать — высеку, — Анна дернулась, чужое дыхание обожгло углями по коже, — и смотри, перины мне взбей на совесть.
Анну передернуло ещё раз А фрау уже ушла, бросив напоследок взгляд в зеркало. Поправила волосы, сама себе улыбнулась, промурлыкала под нос:
— Eщё хороша.
— Ничего особенного, — выдохнула Анна ей в спину. В уже закрытую дверь. Встряхнулась, пожелала чертовой фрау-лисе встретить еще много нового и интересного в жизни. Например рядового Майера. Пьяного, с дружками и в тёмном углу. И дверь за ней подпереть, чтоб прочувствовала, что такое хорошая шутка. Потом отдышалась и решила, что остолопа — Майера надо и пожалеть. А вот майстер Фрашвольф для фрау будет в самый раз. Пусть на нем свой юмор оттачивает, до посинения. Точнее, до хрустящей корочки. Последнее Анна подумала уже гораздо спокойнее. Дело не ждёт. Хорошо хоть благородные господа не узнали ее в чужих тряпках. Повезло. Но управляющего подставлять не надо. А значит уборку надо закончить и быстро, пока фрау не вернулась. Что Анна и сделала, благо работа непыльная. Постель, шкафы, одежда. Женские платья. Отдельно — цветастый кроатский мундир. Не удержалась, проверила карманы. Нехорошо, конечно. Но в Аннином положении позволительно.
— Вполне, — подумала она, шаря руками по складкам. В карманах — пусто. Только тут и там белые пряди — то ли шерсти, то ли волос. Анна вытащила одну такую, повертела в руках. Вроде бы у Рейнеке в карманах тоже вечно валялись клочья шерсти. Его собственной. Один раз она их чуть не выкинула, парень смешно ругался тогда и просил больше этого не делать. Жалобно так. Анна невольно улыбнулась, вспомнив эту сцену. Давно ещё, в Мюльберге. Эх. Шаги за стеной. Мимо. Анна ойкнула, быстро убрала прядку в карман и вернулась к работе.
Напоследок Анна прошлась влажной тряпкой по столу. Ровная поверхность, пятна чернил и духов. Ящики, ящички, шкатулки. Во весь стол. Одна на другой, ровными рядами.
— Что в них? — время поджимало, уборка закончена, фрау могла вернуться в любой момент. Но все же... Лакированная крышка щелкнула в пальцах. Одна, другая, третья. Бумаги, бумаги. Тонкие и толстые, шелестящие листы, бисерный почерк, пятна сургуча, пыль и лавандовый запах духов...Анну так и тянуло покопаться в них. Будь больше света и времени. Но оно как раз поджимало. Шаги за стеной, сердце Анны в груди глухо стукнуло. Девушка замерла на миг, перевела дух. Затихло, вроде. "Пора уходить", — подумала она. И все же любопытство пересилило. Еще одна крышка, щелкнув, откинулась в ее пальцах. Внутри, на бархатной подушке два предмета. Желтая кость и белое серебро. Обломок клыка и монета. Крест на боку, крейцер, старинной чеканки. Толстый, блестящий кругляш. Сплющенный, с пятнами по краям.
"Что такое?" — вздрогнув, подумала Анна. Шкатулка захлопнулась. Шаги за стеной — опять. Анна подобралась, огляделась — все, вроде, в порядке — и пулей выскочила из комнаты. Тонким звоном в ушах — каблуки. Собственные каблуки. Жаль, что стучат так быстро. Надо бы спокойно, помедленнее, — не получалось, хоть Анна старалась изо всех сил. Конец коридора, поворот, лестница вниз. Все хорошо, здесь, далеко от господских покоев она в относительной безопасности. Еще поворот. А вот и кухня, знакомая дверь, кухарка и управляющий с дочкой. Похоже, уже не ждали ее обратно живой. Господин даже на спасибо расщедрился. И на комнату заодно. Точнее, приказал кухарке поставить Анне кровать, выдать белье и уложить, как следует. После лагеря, похищения и всех ужасов — даже неплохо. Они ещё посидели, поболтали перед сном. В каморке, под треск сальной свечки. Кое как привели в порядок тряпки, одолженные Анне в одежду. Собственное, пошитое в Мюльберге платье Анна свернула и спрятала. Аккуратно, бережно, так, чтобы никто не видел — где. Не для местных, сальных глаз она его шила. А кухарка вздохнула, прочла молитву и, охнув, задула свечу. Пора спать. Ночь на дворе. Спать Анне хотелось ужасно. Но кухарка храпела, как рядовой Майер со всеми его приятелями, хватал за ноги противный сквозняк, а в голове табунами бродили испуганные мысли.