Измена - Джонс Джулия (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
— Мало просто прикрыть ей лицо, — сказал он Кропу. — Завяжи ей глаза, чтобы она ничего не видела. Сейчас она без чувств, но, когда очнется — а это будет непременно, — лучше ей не видеть, что с ней происходит. И руки ей тоже свяжи. — Баралис видел многих людей, охваченных страхом, и знал, что предельный ужас порой вызывает у человека прилив огромной силы, поэтому лучше было обезопаситься. Эта девушка должна умереть, чтобы он мог восстановить свои силы. Его груди нужна новая кожа.
Порошок уже растворился в масле. Легкая пена плавала на поверхности тигля, и Баралис снял ее ложкой. Потом уронил в сосуд каплю воды — она зашипела, скользя по гладкому маслу. Это хорошо — значит снадобье готово. Баралис взял тигель за длинную ручку и подошел к кровати. Откинув тряпку со лба девушки, он вылил масло ей на волосы.
По ее телу прошла судорога, в горле заклокотало, и челюсть приоткрылась, готовясь издать вопль. Но кляп во рту глушил все звуки. Она забилась на постели и открыла глаза под повязкой. Под тонким полотном было видно, как она моргает, охваченная ужасом. Запахло мясом и жиром — это масло въедалось в ее плоть.
Баралис наблюдал. Еще несколько мгновений — и порошок, растворенный в масле, начал делать свое дело. Девушка затихла, и ее челюсть перестала напрягаться. Изувеченный палец Баралиса прошелся по краю сосуда, и он поднес к губам последнюю каплю масла. Она упала ему на язык. Масло уже остыло, но сохранило горький вкус. Оно действовало быстро, очень быстро. Комната расплылась перед глазами и вновь вернулась на место — четче, чем прежде, и дышащая угрозой. Он знал теперь, кто эта девушка. Ее жалкая короткая жизнь клочками пронеслась перед ним. Девица ничем не отличалась от прочих шлюх — такая же жадная, тщеславная и убогая.
В действе участвовала не только магия, но и алхимия. К этой необычайно мощной связке прибегают порой кочевники Великих Равнин. На этих древних, поросших травой просторах, где жизнь зависит от каприза природы и скорости твоего копья, охотники не признают иной власти, кроме Бога. Пастухи стерегут свои стада, а охотники носятся повсюду на своих быстрых грациозных конях и убивают всякого, кто кажется им опасным, будь то человек или зверь. И если охотника калечат или ранят, пастух жертвует своей жизнью. Магия в сочетании с жертвой спасает раненого. Это жестокий закон, но Баралис научился уважать его за тот год, что провел у кочевников. Главное, чтобы выжило племя, остальное второстепенно.
Оторванные от всего мира, кочевники сумели сохранить в неприкосновенности свои магические обряды. Старейшины держали в своих головах знания множества поколений. Никаких записей не велось — способы и средства передавались от отца к сыну. Земная и кровавая, грубая и могущественная, эта магия была невозможна без человеческих жертв. Даже при изготовлении лакуса, этого мощнейшего питья, исцеляющего человека от ста болезней, необходимо ритуальное жертвоприношение. Закланию подлежат два десятка коз и новорожденный младенец. Из желудков коз выжимается бледная серебристая жидкость, но силу ей придает жизнь ребенка. Без нее лакус был бы не полезнее молока.
Кочевники строю блюли свои секреты. Немногие знали об истинной природе их магии. Когда Баралис прибыл на Великие Равнины прямо с Дальнего Юга, эта пастушья ворожба поразила его своей первобытной простотой после дурманно-утонченных приемов Ганатты. Теперь он знал, что заблуждался. Магия кочевников ближе к истокам: крови и внутренностям, земле и природе — разум человеческий почти не принимается в расчет. Мысль заменяет жертва.
Баралис приготовил клинок. Во всем должно соблюдаться равновесие, и ножу надлежит быть столь же теплым и соленым, как кожа, которую он взрежет. Кроп топтался позади, словно заботливая нянька. Он подхватит Баралиса, когда тот упадет.
Пастухи тогда спасли Баралиса. Из Ганатты он убрался с позором. Его наставник считал свою племянницу чересчур юной для любовных игр. Ей было тринадцать, и ее лобок только-только опушился, а бедра едва начали круглиться — и все же она была готова. В ее потаенных взглядах было больше соблазна, нежели скромности. Наставник застал их вместе. На бедрах девочки была кровь, и та же кровь окрасила губы Баралиса. На другой день Баралис уже держал путь на север.
Путешествия всегда были опасны для него — не явилось исключением и это. Он шел с бродячими музыкантами — они направлялись в замок Харвелл, чтобы играть на помолвке Аринальды и Лескета. Баралис слушал их рассказы о Четырех Королевствах — король Лескет, говорили они, не из сильных государей, его больше заботит охота, чем государственные дела, — и вот тогда-то у него стали зарождаться некоторые мысли. Той стране явно недоставало твердой руки, и великие возможности предоставлялись там человеку, готовому ими воспользоваться.
Лишь четыре года спустя дорога привела его в Королевства. В ста лигах к северу от Силбура на путников напали разбойники. Их было трое против одного. Баралис совершил оплошность, прибегнув к защитной ворожбе. Суеверные и тупые разбойники сочли его дьяволом, а музыкантов — его приспешниками и перебили всех, кроме него. Ведь против дьяволов сталь бессильна.
Избитого и связанного Баралиса они притащили в свой лагерь. Они дразнили и шпыняли его, а когда им это наскучило, они стали его пытать. Его руки погружали в горячие угли — да не однажды, а много раз. Он и по сей день помнил эту боль. Наконец он им надоел, и они бросили его умирать на каменистой равнине.
Но ему дьявольски посчастливилось. Палимый солнцем и жаждой, слишком слабый даже для простейших пассов, он был так близок к смерти, что от него пахло падалью. Его посещали видения, и звезды вещали ему о великом. Он многому научился тогда, на краю гибели. Он видел все. Его судьба развертывалась перед ним, искушая видением Севера, который, точно спелый плод, только и ждет, чтобы его сорвали, тут же грозя смертью и вечным забвением.
Когда кочевники нашли его, он заключил свою сделку с дьяволом. Или с судьбой — или что там еще стравливает людей или страны между собой, а потом ждет, кто победит. Он стал частью равнины, где умирал, и двоим, нашедшим его, осталось лишь склониться перед его судьбой. Они доставили его в свое племя, а там старейшины лечили его как охотника — да он во многом и был им. Загоревшись желанием спасти его, они называли его избранником и предлагали ему все, чем владели, словно Богу.
Он пробыл у них ровно год. Пастухи не знали, что такое добро и зло, но уважали силу, плодовитость и судьбу. За это время он отточил тело и дух, а ум обогатил древним знанием. Он покинул Равнины, видя перед собой цель и владея средствами ее достижения.
...Вернувшись к настоящему, Баралис сосредоточился на девушке. Она лежала тихо, с закрытыми глазами под промокшей от слез повязкой. Баралис разделил с ней снадобье, но нож предназначался для нее одной.
Ох, какая боль! Мышцы на его груди и нежная ткань под ними — все сожжено ради спасения жизни глупой девчонки. Катерина Бренская еще не знает, в каком она долгу перед ним.
Руками твердыми, несмотря на боль, Баралис взял нож и разрезал платье своей жертвы. При свете сальной свечки обнажились груди и живот. Не так молода, как ему бы хотелось, но еще в том возрасте, когда кожа быстро разглаживается после щипка.
— Переверни ее, — велел он. На спине кожи больше. Кроп подошел и исполнил приказание. — Хорошо. Теперь подай мне второй сосуд. — Баралис осмотрел кожу девушки — да, это как раз то, что нужно.
Кроп, покопавшись на столе, нашел чашку со свежеистолченным листом.
— Этот, хозяин?
Баралис кивнул.
— Подержи. — Он нагнулся над девушкой и кольнул ножом ее спину около копчика. Кровь, яркая и веселая, побежала по клинку в подставленную чашу. Сок листа поднялся ей навстречу. Баралис сильно прикусил кончик языка, заново ощутив вкус масла. Его кровь тоже капнула в чашу — теперь зелье готово. Баралис помешал его голыми пальцами и направил в сосуд магическую силу.
