Силой и властью (СИ) - Ларионов Влад (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
С тех пор боль в сердце начала пухнуть обидой, гнить черной яростью. Разве есть такой закон, жену от мужа прятать? Да и зачем прятать, если жива, если лечат ее пришлые, зла не творят? Только он-то ни в какое лечение не верил, ни на какую помощь и заботу тварей не надеялся. Это других демоны обманули, его же, Менге-сура, не проведешь! Слишком хорошо помнил, каким холодом светились глаза большого зверя, когда тот убивал его детей, какой силой вспыхнули от их смерти.
И вот теперь лихорадка прекратилась: сгинула неизвестно куда, как и появилась, в одночасье. Костры догорают - никто больше не мрет в стойбище суранов, а больные поправляются. Вот уже родичи Менге начали считать стада, осматривать пастбища, трясти-латать свой скарб: каждый пастух на счету, каждая мастерица при деле... Один Менге бродит неприкаянный. А зачем ему трудиться, для кого? Когда от соседей-олонов привез он свою Улсу, отец девушки отдал молодым десяток кобылиц, белогривых, тонконогих, самых пригожих статей... западным торгашам такие и во сне не снились. А как через год принесли его красавицы первых жеребят, Менге думал: будет и сыну наследство, и дочери приданое. И в этот мор - вот же боги посмеялись - все его лошади уцелели. У других половина скота пала, а то и больше, а на его дальних пастбищах - все живы-здоровехоньки.
Только теперь нет у него ни сына, ни дочери, ни жены-красавицы, а без них и ему жить незачем. Так решил Менге. Лошадок своих младшему брату отдал, а сам стрелки выбрал ровные и сел наконечники править. Уж если не быть ему счастливым рядом с Улсу-певуньей, если его детям на свете не жить, неужели их убийце по-прежнему дышать и радоваться? Не может быть, чтобы боги такое допустили! А раз так - с божьей помощью и Менге-сур напоследок посмеется.
Во второй раз все обернулось серьезнее. Нет, в обмороки Жадиталь не падала, связи со временем не теряла, и вещие кошмары обходили стороной. Но и без того было понятно, как она ослабела: ни головы поднять, ни даже на другой бок самой не повернуться - немощная старуха, да и только. В другой раз Жадиталь бы сердилась, от одной злости встала бы с постели и пошла навещать больных. Ну и что, что снадобье ее подоспело вовремя, а значит, опасность минула, и теперь можно не беспокоиться? Все равно уважающий себя и свое дело целитель должен осмотреть каждого, да не по разу, а потом все подробно описать: отчего началась лихорадка, какими симптомами, как протекала и как теперь происходит выздоровление. Все это нужно, необходимо даже: однажды другому лекарю понадобятся ее знания, и, быть может, спасут не одну жизнь...
Так думала Жадиталь, когда просыпалась в шатре хааши Шахула, и сама же понимала, что никуда пойти не сможет ни сегодня, ни завтра, да и послезавтра старый Волк ее не отпустит. Будет рычать, что дурные девки лезут не в свое дело: детей рожать надо, а не изводить себя магией и чужой заразой; а потом просто положит ладонь на лоб, прикажет спать - и будет магистр Жадиталь спать, как младенец - спорить с хааши в таких делах бесполезно.
Вся надежда на то, что Доду с Ваджрой не оплошают: опишут как следует и саму лихорадку, и тот способ, которым удалось ее победить. Мальчишки у Жадиталь молодцы, о таких учениках любому магистру в Тироне только мечтать! Так она думала и снова засыпала.
Настоящая бодрость пришла на пятые сутки к вечеру, и сразу же захотелось подняться, потянуться всем телом, размять ноги. А потом и больные вспомнились. Как там дела у матушки Юлхан, наставницы всех суранских мастериц? У малюток-близнецов Дардана-кожемяки? У других безнадежных, последними получивших лекарство? Живы ли теперь, многих ли она успела спасти? А те, что поправились - вполне ли они здоровы? Не осталось ли необратимых последствий? С такими мыслями Жадиталь поднялась и начала одеваться, когда в шатер вернулся хозяин. Жадиталь думала, Шахул ее обругает и вернет в постель, но он только улыбнулся и кивнул:
- Прогуляться - дело хорошее. Нечего молодые бока отлеживать, если сила вернулась в тело. Только одну не пущу, сам все расскажу и покажу, спрашивай.
Жадиталь была не из тех, кто любит праздные прогулки, так что пришлось старому хааши водить ее по всему стойбищу, навещать каждого, кого она помнила и лично лечила. Одно хорошо: теперь обход больных не был тяжелым, вытягивающим последние силы, потому что почти все поправлялись: радовались ее приходу, хвалили милостивую колдунью, кланялись и даже в ноги падали. Жадиталь начала гордиться своим успехом, а Шахул только поглядывал да посмеивался: видишь, мол, какая ты у нас волшебная целительница.
До лаборатории дошли только в сумерках, заглянули, увидели на одной из двух лежанок в уголке спящую степнячку, а у нее в ногах - Ваджру, свернувшегося калачиком, как ребенок. И решили не будить.
- Раз все спокойно, значит, порядок, - сказал Шахул. - Если уж так надо самой везде нос сунуть, завтра ее осмотришь.
- Да, можно и отложить, - согласилась Жадиталь. - Но завтра - обязательно. Наверняка ей до сих пор нужна помощь.
Этой больной больше всех досталось: десятки уколов и надрезов, несколько опытов, пока наконец не отыскалась верная структура, и лихорадка не была побеждена.
Жадиталь грустно улыбнулась:
- Я ей обязана. Как ни истязала, бедняжка все вынесла. Без этого не было бы никакого лекарства, но она наверняка меня ненавидит.
- Зато жива, - отозвался хааши. - И какой ценой! Будь моя воля, я бы дал ей умереть, девочка. Тихо умереть, спокойно, без боли. Но ты - ты вцепилась намертво. И спасла.
Похвалил и приобнял за плечи:
- Ночь уже. Иди к себе, ложись спать. Нет больше нужды в стариковской постели ночевать.
Но спать не хотелось: и так все бока отлежала, на пять лет вперед выспалась. Хотелось подышать запахом луговых цветов, прохладным вечерним ветром, в котором угадывалась легкая сырость и плеск далекой речки на перекатах.
- Спасибо, хааши Шахул. Ты иди, а я еще побуду.
И Жадиталь, оправив складки подола, хотела сесть прямо на траву у входа в лабораторию.
- На земле не сиди. Едва встала - опять сляжешь, - проворчал даахи и стянул с плеч меховой плащ. - На вот, накинь да подстели, не изжарит.
Жадиталь благодарно кивнула и послушалась. Шахул еще задержался, будто не решаясь оставить ее одну, но потом, глянув на белеющие совсем рядом палатки миссионеров, все-таки повернулся и направился в темноту.
Вернувшись в свой шатер посередине стойбища, Шахул улегся на постели. Несмотря на неделю бодрствования, спать совсем не хотелось. Его хаа-сар давно не нуждались ни в еде, ни в отдыхе - их с лихвой питали страдания больных суранов и их ранние смерти. За пару дней до того, как Жадиталь нашла снадобье, избыток боли накрыл и хааши: ни передышки вдали от людей, ни самые добрые песни не приносили облегчения. Он уже не оборачивался, - боялся так и остаться злобным зверем - но и в облике человека слышал и чуял как зверь. Вот и сейчас, лежа на своем тюфяке, отчетливо ощущал запах молодого женского тела и невольно думал о целительнице.
Маленькая человеческая женщина, почти девчонка: плотное сильное тело, нежная кожа, кровь с молоком, сияющие вишнево-карие глаза... сейчас она очень изменилась: похудела, осунулась, румянец сполз со щек, под глазами залегли густые тени. Только сами глаза все такие же яркие, упрямо-уверенные. Не зря он взял с собой эту берготку, ох, не зря! Она справилась со всеми бедами: не испугалась заразы, одолела боль, вынесла тяжесть труда и все-таки победила лихорадку. Но Шахул по-прежнему оставался даахи, а значит, считал, что девчонке не место там, где страдают и умирают. Как только все это закончится, и тиронские миссионеры вернутся в Серый замок, он сам, лично позаботится, чтобы магистр Жадиталь получила все, для чего рождаются на свет женщины: любовь, страсть и нежность мужчины, доверчивую привязанность дитя. Пусть познает свой удел и уж тогда, если судьба снова позовет, мчится на край света спасать чужие жизни... А может, и не придется? Может быть, лекарке понравится быть матерью и супругой?..
