Паломничество жонглера - Аренев Владимир (лучшие книги .TXT) 📗
Найдёныш ехал на телеге отца Руддина, а странный человек по имени Тойра пылил позади на мышастой куцехвостой кобыле. И Тойра, и Найдёныш, и даже кобыла не обращали друг на друга внимания, занятые каждый своими переживаниями. Кобыле, например, доставалось от мух, которых, по причине слишком короткого хвоста, она не могла отгонять.
Найдёныш сочувствовал бедной животине, но отстраненно; впечатления от того, что происходило с ним последние несколько дней, роились вокруг мальчика как те самые мухи. Никогда раньше он не покидал обители, и хотя кое-что знал о мире из рассказов наставников, а чучела некоторых зверей видел в Травяной башне, но действительность оказалась… чуднее. Откуда берутся такие длинные дороги?! А столько деревьев? А люди, это ж ведь пропасть, сколько людей в мире живет, в каждой же деревне!.. и не сосчитать же! И речка, которую он видел только издали, с самой верхушки колокольни, оказывается, вблизи совсем другая. Она же всё время что-то шепчет, как живая! И лес шепчет, только река по-своему, а лес по-своему. Но они-то, кажется, друг друга понимают, а вот люди — люди и себя-то не всегда…
Эх-хэ, как было бы здорово, если б Тойра оказался отцом Найдёныша. Ну хотя бы дядей каким-нибудь двоюродным. А может, он и впрямь родственник дальний, просто признаваться не хочет. И где это он «нашел» Найдёныша, интересно знать?
— Господин Тойра!
— М-м-м?
— Скажите, а где вы меня нашли?
И в глаза смотрит внимательно, чтобы, если господин солжет, сразу заметить.
— Далеко, — сказал Тойра. — Я тебе потом как-нибудь подробнее расскажу, ладно? Сейчас не время и не место — Он дождался кивка, мол, ладно, и снова приопустил веки.
За дорогой можно не следить, мышастая Топтунья будет брести за телегами и вряд ли решит свернуть. А Тойре хотелось еще раз обдумать всё как следует: не совершает ли ои сейчас ошибку, которая потом будет стоить ему очень дорого. Как говорится, жизнь одна, другой не жди. И хотя он знал, что это не так, что каждый из живущих уже был когда-то воплощен в одной из реальностей и почти наверняка воплотится еще не раз и не два, — поговорка-то о другом. И он, Тойра, смертен так же, как и остальные: относительно, но безусловно.
Он усмехнулся, порой собственные мудрствования звучат весьма забавно. Впрочем, если вспомнить об утверждении Треббина Солунского, что «сознание человека подобно сетям рыбачьим, и мыслим мы теми конструктами, которые выуживаем извне»…
Если принять размышления Треббина за истину, то секунду назад в сети Тойры попалась рыбешка, которая давно уже не дает ему покоя. Просто так «Носителевой лихорадкой» не заболевают, нужен какой-то толчок. В случае с Трескунчиком это был бой и тяжелое ранение. А здесь?
— Найдёныш.
— Да, господин?
— Скажи, ты не участвовал в зверствах! — Мальчик искренне удивлен:
— Нет, господин. Непосвященным не положено, особенно тем, кому нет восемнадцати.
— Знаю, знаю. — Тойра действительно знает, просто он пытается отыскать причину, а зверства — самая подходящая и самая вероятная из возможных. Хотя, конечно, ни один настоятель, если он не хочет попасть в списки священных жертв, не позволит ребенку принимать участие в зверствах. Большинство практикующих монахов, сколько б ни выплясывали и ни рычали, прозверения не достигнут, однако безопасность упражнений кажущаяся. Кому, как ни Тойре, знать!
…Найдёныш наблюдает за ним со смесью настороженности и любопытства. Те дни, что они провели в пути, не сделали Тонру ни понятнее, ни ближе.
Он слышал об этом странствующем проповеднике еще вобители, тогда многие из Непосвященных пересказывали друг другу историю внезапно прозверевшего монаха. Она была чем-то вроде страшной сказки с неожиданным концом. Страшной потому что Тойра, которого с некоторых пор зовут Мудрым, прозверел неправильно.
«Обычно ведь как прозверевают, — рассказывал рассудительный Птич, который всё обо всём знал. — Обычно во время зверств монах войдет в транс, душа его воссоединится с… ну, короче, с чем-то там, путаю я всё время, с чем именно… словом, воссоединится, монах вспомнит свои предыдущие перерождения, ощутит великую «беззаботность» и прозвереет».
«И чего? » — без особого интереса спрашивал Найдёныш.
«И того! Ну, то есть не всё и не совсем того. По-разному бывает. Некоторые да, сразу безумными становятся, их потом хоть в клетку сажай. И сажают, кстати, вон Тюхля рассказывал… А бывает, только время от времени на человека накатывает. Прозверение, так и называют. Он тогда может с самим Сатьякалом общаться. Видения всякие у таких монахов бывают, про прошлое, про будущее, про настоящее».
«А Тойра?»
«А? То-ойра… Тойра, представь, завопил дурным голосом, — (Птич с явным удовольствием изобразил это), — и упал в обморок. На два месяца».
«Врешь, — не удержался Найдёныш. — Таких длинных обмороков не бывает. А ел он как? А?»
«Так я о чем! Не ел он, ему только жижицу какую-то монахи в рот вливали. А он всё кричал на непонятном языке. Думали даже, зандроб в него вселился, вызывали отца Луггуша, который большой знаток всякой нечисти, наизгонял их, говорят, и не сосчитать! Так он руками поводил-поводил над обморочным Тойрой, языком поцокал, свечами пообкуривал — ну и всяко-разно; а потом сказал, мол, нет в Тойре никаких зандробов. Короче, оставили его лежать на койке, прибирали за ним, жижицей кормили и думали, что скоро умрет. Вместо того чтоб прозвереть, прорастеньился бедняга. А он…» — Птич выдержал положенную паузу.
«Ну!» — поторопил Найдёныш.
«Тону! — охотно отозвался Птич. — Очнулся Тойра, вот чего. Через пару месяцев, ему как раз какой-то послушник чашку с жижицей приволок в рот вливать, а тот его за руку хвать! Послушник, между прочим, с тех пор заикается и иногда во сне прудит под себя. — Он перехватил сердитый взгляд Найдёныша и поднял руки. — Спокойно, спокойно. Про Тойру. Он, когда очнулся, сперва был слабый и мало что помнил. То на иншгурранском говорил, то на зандроб поймет каком. Опять отца Луггуша пригласили, но тот сказал, что язык не демонский (как будто он все демонские языки знает, ха!). Короче, помаленьку Тойра пришел в себя, но монахом оставаться не захотел. И никому ничего про это свое прозверение не рассказал. Взял и ушел из обители, подался в странствующие проповедники. Говорят, по сей день странствует. А что с ним тогда случилось, так никто и не знает…»
Ну а сказкой с неожиданным концом история Тойры была потому, что как проповедник он пользовался прямо-таки невероятной любовью у людей. Хотя вел себя не как остальные проповедники: истории всякие рассказывал, зачастую не возвышенные, а обычные, на житейские темы («Жил-был крестьянин, бедный-пребедный, как придорожная осина в месяц Цапли. Как-то раз ехал он вдоль реки и услышал голос: „Помоги мне, добрый человек“. Глянул, а там…»); истории эти могли заканчиваться на «жили они долго и счастливо», а могли обрываться на полуслове. Но всегда по завершении их Тойра улыбался и замолкал, а если кто-то спрашивал, в чем же смысл рассказанного, проповедник говорил: «Зачем вам мой ответ? Ищите свои.» — Кланялся и уходил, пустив по кругу чашу для подношений; чаша неизменно оказывалась полна до краев.
Зачем такому человеку понадобился Найдёныш? Говорят, Тойра вылечил его. Говорят… ох, чего только не говорят в монастыре!
«Теперь уже — говорили», — поправился мальчик.
Не то чтобы он сильно переживал свой отъезд из обители. Конечно, жаль расставаться с Птичем и с Жорэмом; но ведь не обязательно, что он их больше никогда не увидит. И потом, лучше уж быть чародеем, чем монахом. Чародеям и рисовать, наверное, разрешают. Это не считая того, что чародеи попросту могут вон сколько всего!
Но зачем Тойре учить его на чародея? Спрашивать проповедника бесполезно, всё равно, если и ответит, правды не скажет. Вон, едет, капюшон надвинул на голову, глаз не видно, один нос торчит, как сломанный указательный палец.
Найдёныш отвернулся и принялся рассматривать реку и лес.
