Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Глаза гостей с беспокойством скользили по хозяйской семье. Хортеслав сохранял невозмутимость, но незаметно для самого себя хмурился, отчего его открытое лицо приобрело несколько мрачное выражение. Он явно хотел знать, где его невеста. Давно уже он считал дни до встречи с нею, и вот теперь им все сильнее завладевало опасение, что встречи не будет. Разочарование, почти отчаяние против воли проступало на его лице, и вид у него становился все более угрожающий. Он даже глянул на стены – нет ли погребальных рушников; цветные наряды хозяев давали понять, что большой беды не случилось и в семье никто не умер, но тем более необъяснимым становилось отсутствие дочери.
Лютава вышла вперед и поднесла гостям приветственный рог. Хортеслав принял его, поклонился, поблагодарил, но было видно, что теперь он с трудом сдерживает себя: раз это дело взяла на себя сама хозяйка, значит, невеста ему навстречу не выйдет.
– Все ли у вас хорошо? – заговорил он после первых приветствий, не дав своему кормильцу завести нужную беседу окольным путем. И по голосу его было более чем ясно, о чем именно он спрашивает.
– Слава богам! – Лютава невозмутимо кивнула. – Вот одна незадача: рановато вы приехали, я как раз хотела к вам гонца посылать. Ведь к Ладиному дню у нас с князем Столпомером было уговорено?
– Точно так, – подтвердил Пожога.
– К Ладиному дню была бы невеста готова, а теперь ведь нет ее у нас…
– Я уже понял! – вырвалось у Хортеслава, и его лицо со сжатыми челюстями приобрело свирепое выражение. – Но где же она?
– Дочь моя была рождена, чтобы служить Ладе и дочери ее Леле, – заговорила в ответ Лютава столь величественно, будто на велик-день исполняла древнее сказание. – И прежде чем ей стать твоей женой и из Лели превратиться в Ладу, повелели богини ей оправиться послужить им на Ладину гору. Святилище это, что на Десне-реке, во всех землях самое древнее, веками оно и у словен, и у голяди почитаемо. И давным-давно заведено так, чтобы дева или жена молодая княжеского рода проводила зиму в подземелье Велесовом, как сама Леля светлая. Сначала это были девы из рода голядских князей Биреничей, после – из рода дешнянских князей, внучек Радима Старого и Примысла Старого. А недавно отворотилась Доля от Бранемера дешнянского – не стало у него в роду ни девы, ни жены молодой, чтобы достойна была в Велесово подземелье войти. И тогда сами богини указали моей дочери, что Велесово подземелье ждет ее. От прихода Марены до Ладина дня проживет она во мраке подземелья, но зато когда выйдет оттуда, то засияет ярким солнцем, как сама богиня Лада. И в тот день ты, Хортеслав Зимоборович, получишь истинно такую жену и княгиню, которой и достоин.
Хортеслав помолчал, обдумывая услышанное. Ничего необычного не было в том, что девушка знатного рода, которой предстоит стать княгиней и верховной жрицей целого племени, проходит особые посвятительные обряды в древнейшем из словенских святилищ Лады и Лели. Для него, как для будущего князя, было весьма почетно получить в жены земную богиню. Но он думал, едучи сюда, вовсе не об этом, он стремился поскорее обнять или хотя бы увидеть ту, которая уже девять лет была наречена его судьбой. Слова Лютавы, отодвигавшие свидание на несколько месяцев, поразили его в самое сердце. При всем самообладании он невольно переменился в лице, и лишь с трудом взял себя в руки. Он не мог ничего возразить, и это делало его боль и досаду еще сильнее.
И вдруг лицо его вновь изменилось.
– Я знаю! – выдохнул он. – Она… говорила мне!
– Что говорила? – Теперь уже Лютава удивилась и тревожно сдвинула брови.
– Говорила… что ждет меня… в подземелье Кощеевом.
Хортеслав отсутствующим взором смотрел перед собой, а в памяти его развернулось пережитое однажды ночью: он сам не знал толком, во сне это было или наяву. Тогда, в ночь Осенних Дедов, она приходила к нему, пока все спали. Уверяла в своей любви, жалела о долгой разлуке. «Приезжай скорее! – слышался ему шепот, полный горячей мольбы. – Жду я тебя в подземелье Кощеевом, и нет мне без тебя никакой радости…» Он не помнил точных слов, но хорошо помнил ее торопливые объятия, ее горячие слезы у себя на щеке. Она и словом не обмолвилась о воле богинь, посылающих ее в святилище. Полно, да уж не силой ли ее отправили к Велесу?
– А она сама ли захотела на Десну? – Нахмурившись, Хортеслав прямо глянул на Лютаву, и у нее дрогнуло сердце, будто перед ней встал сам Перун. – Своей ли волею она под землю пошла?
Красовит, не вступавший в беседу, ощутил желание шагнуть вперед: в этом рослом парне он чувствовал явную угрозу.
– Она пошла туда по зову богинь и по своей доброй воле, – спокойно и твердо ответила гостю Лютава. – Могу поклясться тебе в этом именем праматери племени нашего, Всеотрады, Дунаевой дочери, и сестер ее Боримары и Зимодары, что были первыми смертными богинями, на земле родившимися. Приезжай в Ладин день на Десну, и там твоя невеста из-под земли прямо к тебе и выйдет. Встретишь ее, как Перун по весне Ладу встречает, и увезешь с собой.
Воевода незаметно перевел дух. Хортеслав, видимо, не мог не поверить клятве, во всяком случае, больше он вопросов не задавал и позволил усадить себя за стол. Красовит, как хозяин, поднял братину во славу богов и пустил по кругу; когда она обошла стол и вернулась, он вновь поднял ее за здоровье гостей и благополучие их дома. Пир пошел своим чередом. За столами, где тесными рядами сидели красгородские старейшины и кмети приезжих, гудели разговоры, потом Радом достал гусли и заиграл; у него был красивый низкий голос, хорошо подходивший к его коренастой фигуре и будто идущий из самой земли. В честь гостей он исполнил песнь о том, как витязь Дунай поймал белую лебедь-Лелю и взял в жены. Видимо, исподволь хотел внушить будущему зятю, как важно дело, ради которого Унелада уехала из дома перед свадьбой: носительница божественной крови, она должна была пройти полные посвящения и стать истинной наследницей дочерей Лели, в честь которых до сих пор получали имена старшие дочери старших ветвей княжеских родов от Дуная до Оки, Днепра, Волхова.
Все шло спокойно и достойно, и все же Красовит с трудом скрывал беспокойство. Лютава так ловко все объяснила, что послы не могли обвинить их в нарушении слова, но воевода, как умный человек, понимал, что тревоги на этом еще не окончены.
– Что мы дальше-то делать будем? – шептал он на ухо жене, склоняясь к ней под прикрытием общего говора. – Думаешь, в Ладин день она из-под земли выйдет и к жениху отправится? Князь Бранята так ее и отпустил!
– Бранята ее отпустит, если ему привезут его собственную невестку, племянницу мою, – шепотом отвечала Лютава, краем глаза не забывая следить за столом и челядью и даже мимолетно улыбаясь гостям. – Он не сможет отказаться, ведь тогда и ему пришлось бы нарушить слово.
– Но где ты ее возьмешь, племянницу? У вас там темное дело какое-то было: не то говорили, что умерла она при рождении, не то что ее леший в лес унес…
– Как унес, так и назад принесет. Не тревожь сердца своего, друг мой любезный.
Однако у самой Лютавы тоже было о чем тревожиться, хотя она не делилась этим с мужем. Хортеслав уверял, что сама невеста рассказала ему о своем заключении в Кощеевом подземелье. Эти слова поразили Лютаву до глубины души. Как это могло произойти? Хортеслав никак не мог встретиться с Унеладой, иначе сейчас не спрашивал бы, где она. И тем не менее располагал более точными сведениями, чем родной отец невесты. Только сама Лютава знала, что происходит, и не понимала, как это мог узнать будущий зять.
Позже, когда старики напились медовухи и разошлись, в обчину набилась красгородская молодежь. Шла пора зимних павечерниц, и каждый вечер сюда собирались девушки-подростки, девочки от шести лет, женщины и старухи, чтобы вместе «прясть, ткать и узоры брать». Старшие девушки делились умением с младшими, обучая подрастающих сестер тому, чему сами выучились прошлой зимой, и при помощи матерей и бабок совершенствуя свои рукодельные умения. Едва закончилась пора осенних свадеб, и многие вчерашние невесты красовались в пышном уборе молодух, пылая при свете лучин, будто живые маковы цветы или гроздья рябины. Незамужними оставались только девушки лет тринадцати-четырнадцати, еще не приготовившие приданое – Лели будущих весенних гуляний. Среди них случился переполох: как же, из-за тридевяти земель приехали полоцкие кмети! Своих местных женихов они всех знали, даже загодя переделили их между собой, и новые лица вызывали жгучее любопытство. Дружину Хортеслава составляли главным образом такие же, как он, неженатые отроки, примерно ровесники. В отличие от простых парней из родовых весей, которых женили довольно рано, кмети, для которых дружина и являлась семьей, обзаводились женами и детьми гораздо позднее. Лишь с годами, когда остепенившийся князь начнет выделять им заметную долю в добыче и дани, иные заведут свое хозяйство и тогда женятся. А пока они были как стая ясных соколов, гордо глядящих на незнакомых девушек. Иные девы смущались и прятались друг за друга, иные смело окидывали пришельцев вызывающими взглядами из-под поднятого для приличия рукава. Все они принесли с собой работу, но поначалу больше глядели по сторонам, чем пряли. Была бы здесь воеводская дочь, она бы одним строгим взглядом призвала всех к порядку. Но вместо Унелады пришел ее брат, а Радом был последним человеком, способным навести порядок. Скорее наоборот: веселый и разговорчивый, он снова заиграл, да теперь веселые плясовые песни, велел девкам встать в круг, и скоро те уже плясали, раньше времени забросив прялки.
