Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
– Но я из меня дурака делать не дам! – Лицо Хортеслава сохраняло все то же непримиримое выражение. – Мы поедем на Десну! Я хочу увидеть то подземелье, куда этот старый хрен уволок мою невесту! Она не хотела туда! Я знаю, она сама сказала, что ждет меня, и просила приехать за ней поскорее! Я приеду и вырву ее из этого подземелья, даже если мне придется снести к марам и вёльсам всю их Ладину гору!
Княжич распалялся яростью; все его смутные подозрения обрели ясный вид. Она не просто так приходила к нему в ночь Осенних Дедов! Она просила ее спасти! А он тут прохлаждается на павечерницах, пока она томится в подземелье!
Зная Хортеслава, Пожога и Огней крепко взяли его за плечи и стали успокаивать. Само собой, они все поедут на Десну. Бранемеру от них не уйти.
Глава 8
Теперь их путь лежал на юг, в земли верхнего Подесенья, где правил род Бранемера. Благодаря тому что уже много лет между угренскими и дешнянскими князьями царил мир, дорога с Угры на Десну была хорошо наезжена и считалась в основном безопасной. В этих местах жило разнородное население: угряне-кривичи, вятичи, остатки голяди, в той или иной мере ославяненной. Большинство городков были очень старыми, поставленными голядью много веков назад, но по мере продвижения словен многие оказались заняты новым населением. У иных не сохранилось и прежнего названия, и теперь они звались по имени первого занявшего удобное место словенского малого князя или старейшины: Пеньковичи, Милоборов или Корилки. Не раз Хортеслав с дружиной проезжал эти городки, поставленные над рекой, и видели подсыпанный холм или мыс, окруженный валом, поверх которого шла стена из уложенных продольно бревен с крепежными стояками. Иные из них были уже старыми, обветшалыми, иные совсем новыми.
К новым принадлежал и город Чадославль, стоявший в верховьях реки Рессы, по которой полочане и приехали сюда от Угры. В нем жило четвертое поколение, обосновавшееся в покинутом голядью гнезде, и нынешний старейшина, боярин Благота, был сыном Чадослава, заново отстроившего городок. Этот Чадослав, по прозвищу Старый, приходился довольно близким родичем Лютавы по ее отцовской семье угренских князей, поэтому она советовала Хортеславу непременно сюда завернуть и передать поклоны.
Поскольку в этих местах полочане были чужаками, им приходилось в каждом городке брать проводника из местных, иначе они запутались бы в мелких речках, прорезавших лес. И вот наконец им указали Чадославль – городок с обычной стеной из продольных бревен, с накатанным санями въездом, изгибом восходившим по склону холма.
Уже вечерело, шел мягкий мокрый снег. Ворота стояли закрытыми, и впустили гостей не сразу, а после долгих переговоров, когда проводник подробно рассказал, кто он сам и кого привел. Хортеслав уже начал терять терпение и опасаться, что воеводшины поклоны останутся непереданными, когда воротные створки наконец распахнулись.
Встречал гостей старший сын старейшины, Чадомил. Рослый мужик в длинном кожухе, засыпанный снегом, выглядел угрюмым и держался весьма нелюбезно. Разместили приезжих в клетях, устроенных под боевым ходом вдоль внутренней стороны стены – обычно они в таких городках служили кладовыми, мастерскими и хлевами.
– Ты, значит, княжич полоцкий Хортеслав? – Чадомил остановился перед Хортом, который следил, стоя во дворе, как его люди размещаются в двух выделенных им клетях. – Сын, стало быть, Зимобора смолянского? И воеводши Красовитовой будущий зять? Родич наш, стало быть!
– А вы здесь видели мою невесту? Проезжал тут князь дешнянский с Красовитовой дочерью?
– Проезжал, как не проезжать… – пробормотал Чадомил. – А ты за ними следом, выходит?
– А они долго здесь стояли?
– Ночь переночевали да поехали. Чего им долго? Ну, я баню велел, потом к отцу милости просим. Потолкуем… по-родственному.
Гостям, как и положено, приготовили баню, накрыли стол, а Хортеслава с его приближенными после бани позвали к хозяевам. Через свою будущую жену Хортеслав должен был стать родичем этим людям, поэтому после бани надел лучший шелковый кафтан и приготовился к долгой обстоятельной беседе. Однако, войдя в избу старейшины, полочане сразу поняли причину странной нелюбезности и мрачности хозяев: стены были увешаны черно-белыми рушниками с горевой вышивкой, а один такой рушник лежал в приоткрытом оконце, рядом с миской воды. Не прошло и сорока дней, как здесь кто-то умер! Теперь, при свете лучин, гости разглядели, что вся семья хозяев одета в горевые сряды, и самую глубокую печаль несла одежда самого Чадомила, его жены-большухи и еще одной, совсем молодой женщины. Большуха, когда-то явно красивая, сейчас выглядела убитой; плакать она уже перестала, но лицо ее было мертвенно застывшим, отчего она казалась даже слишком старой для своего мужа, хотя была его ровесницей.
Однако жажда узнать что-нибудь об Унеладе оказалась сильнее вежливости, и Хорт начал с расспросов. Но услышал все то же, что и в прежних городках и весях, где ночевали: да, князь дешнянский останавливался здесь, и девушка была при нем. Как своим родичам, она рассказала местным женщинам, что едет в святилище на Десне, чтобы провести зиму в Ладином подземелье. Девушка выглядела здоровой, веселой и всем довольной; нет, было никак не похоже, будто ее везут против воли. Скорее она была рада, что ей привелось повторить путь, много лет назад проделанный ее матерью, тогда еще девицей. Было бы иначе, Бранемер не стал бы показываться с ней в Чадославле: будь она похищена, здешние родичи девушки сделали бы все, чтобы отнять ее у злодея и вернуть родителям. Их несколько удивило то, что при воеводской дочери не было никого из провожатых от отца и матери, но они не стали задавать лишних вопросов: в конце концов, дева, едущая на службу богине, в иной охране не нуждается. К тому же всем была известна старая дружба между Бранемером и детьми угренского князя Вершины, деда Унелады, так что в целом у чадославльцев никаких подозрений не возникло.
Выслушав все это, Хорт еще больше помрачнел. Во всех городках на протяжении пути от Угры он слышал то же самое: его невеста уехала с дешнянским князем по доброй воле. То же говорили и ее родители, так что ему было бы вовсе не о чем беспокоиться… если бы не болтовня красгородских девок и не собственная ее мольба о спасении. Хортеслав ничего не понимал и не знал, чему верить. Однако решимость его добраться до дешнянского князя и задать ему, по праву жениха, эти вопросы ничуть не слабела со временем.
Во время разговора Хортеслав замечал, как переглядываются хозяева, будто норовят что-то тайком сказать друг другу. Это не прибавило ему спокойствия, и он уже готов был прямо спросить, в чем дело, когда волхв Соловей тайком сжал его локоть, будто говоря: «Тише, я все выясню сам». От него эти переглядывания тоже не укрылись.
– Хорошо, что у тебя, сынок, такая дружина сильная, – безучастно кивая, заметил ему старейшина, боярин Благота. Это был уже совсем седой старик, сгорбленный и растерявший почти все зубы; делами дома и городка ведали его сыновья, возглавляемые Чадомилом. – Хорошо, что сильная… А то ведь места у нас… опасные.
– Опасные места? – Хортеслав наклонился вперед, опираясь руками о колени, чтобы лучше разобрать речь шамкающего старца. – В чем же дело? С соседями немирно живете? Голядь шалит?
Это нередко бывало: остатки голяди, оттесненной словенами от путей сообщения и с хороших земель, нападали на торговых гостей и городки. В прежние века в иных местах подобная война за угодья шла постоянно, и теперь еще борьба не утихла полностью. Впрочем, недавно полочане ночевали в голядком городке Можеске, и там их принимали мирно.
– Есть у нас тут рядом лихие люди, – ответил ему Чадомил, которому отец вроде как подал знак к началу беседы. – «Отреченные волки» в лесу живут, от волока неподалеку. Большой дружине княжеской-то ничего… а торговым людям, бывает, опасно…
– Что ты, брате, вокруг да около ходишь! – воскликнул его младший брат, Ждивой. Ему было лет тридцать, и по лицу можно был прочесть горячий, самолюбивый, нетерпеливый нрав. – Ведь княжич – нам родич, почитай что зять! Его сами боги к нам привели об эту пору! Не может же он в стороне остаться, когда его род на кровную месть идет!
