Окольный путь - Дрейк Дэвид Аллен (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗

И именно напряжение всех органов чувств, подумал он, и породило внезапное рождение плана, то есть канвы плана. План был его собственным, не камня. Камень помог только в том, что разум Велисария сработал таким удивительным образом. Камень помог раскрыть собственные резервы Велисария. Велисарий также понимал, что человеческие тонкости и нюансы находятся за пределами возможностей камня. Сейчас точно за пределами. Не исключено, так будет всегда.

Таким образом, в мрачном грузовом отсеке, тускло освещаемом тонкими восковыми свечами, Велисарий рассказал своим друзьям о славе, чудесах и ужасе.

Он рассказал все с самого начала, с пещеры в Сирии. Подчеркнул, что первым камень увидел Михаил Македонский. Камень попал к самому полководцу с благословениями монаха и епископа Антония Александрийского. Велисарий знал, как много эти имена значат для его катафрактов и успокоят их. И эти имена должны в некоторой степени успокоить и аксумитов. Пусть никто из них никогда не слышал ни про Михаила Македонского, ни про Антония Александрийского. Тем не менее они являлись христианами, даже если и еретиками (в основном монофизитами, хотя и не без собственных вариаций этого течения).

Как выяснилось, о Михаиле и Антонии слышал Гармат. Лично знаком не был, но знал их репутацию. Велисарий, обнаружив это, прервал повествование, позволив Гармату объяснить другим аксумитам, кто такие эти двое. На Эона и двоих сарвенов сообщение произвело должное впечатление.

Потом Велисарий говорил, не прерываясь, пока его рассказ не дошел до текущего дня. Он ничего не скрывал, за исключением особенностей собственных взаимоотношений с императором. Он не видел необходимости вовлекать друзей в этот тонкий вопрос. Достаточно рассказать о встрече с императрицей Феодорой (по крайней мере поведать о беседе насчет Индии) и напомнить про официальное благословение императором их миссии. Велисарий подозревал, что Гармат прекрасно видит подводные течения византийского двора, но вслух советник ничего не сказал.

Никто долго не произносил ни звука после того, как Велисарий закончил рассказ. Заполненный отсек погрузило в тишину.

Странно, что тишину первым нарушил Менандр. Молодой катафракт был очень слаб, но это не сказалось на его внимании. Лихорадка еще не мучила его, хотя ветераны знали, что она скоро появится. С полученной им раной это неизбежно.

— Можно на него посмотреть? — спросил Менандр. Не как молодой воин, а как простой деревенский паренек. В голосе слышалось благоговение.

— Вы все можете на него посмотреть, — ответил Велисарий.

Полководец запустил руку в тунику и извлек мешочек, затем выложил камень на ладонь и протянул вперед. Все, за исключением Менандра, склонились вперед. Мгновение спустя плечи молодого фракийца поддержал Эзана, чтобы парень также мог увидеть чудо.

И на самом деле чудо. Да, цель устала. Но она поняла важность момента и послала сигнал граням.

В грузовом отсеке камень не блистал, как когда-то в доме Велисария. Энергии для такого свечения не осталось. Однако свечение имело место и оно все время менялось — менялись оттенки и их комбинации, причем такого количества оттенков никогда раньше не видел никто из собравшихся. Свет был холодным и мерцающим, но его разнообразие!.. Увидев его, никто из собравшихся в отсеке ни на секунду не сомневался, что видят чудо.

Наконец заговорил Гармат.

— Этого недостаточно, — прошептал советник.

Велисарий вопросительно приподнял брови.

Советник покачал головой. Нет, этим жестом он не выражал недружелюбия, но он также не показывал и почтения.

— Прости, Велисарий. Я верю тебе и верю тому, что ты рассказал. И камень на самом деле вызывает благоговение, как ты и описал, но…

Гармат сделал широкий жест рукой, пытаясь охватить и корабль, и весь мир, лежащий за бортом.

— То, что ты говоришь, включает не только нас, но и тех, перед кем мы отвечаем.

— Ты сам хочешь взять камень в руку, — мягко заметил Велисарий.

Гармат улыбнулся и покачал головой.

— Конечно нет! В моем возрасте ужасные видения совсем ни к чему. Я их уже достаточно насмотрелся.

Велисарий перевел взгляд и придвинул ладонь — незаметно — к принцу.

— Тогда Эон.

Принц уставился на камень. Нахмурился в задумчивости. Только задумчивости, не страхе — это было очевидно для всех, кто за ним наблюдал. И не только Велисарий заметил взрослое достоинство и уверенность в будущем на этом черном молодом лице.

— Нет, — наконец сказал Эон. — Я пока себе не доверяю. — Он повернулся к Усанасу. — Возьми.

— Почему я?

— Ты — мой давазз. Я доверю тебе больше, чем какому-либо другому человеку, живущему на земле. Возьми.

Усанас уставился на своего подопечного. Затем, не отводя взгляда, протянул руку Велисарию. Полководец опустил в нее камень.

Мгновение спустя камень скрылся в зажатой ладони Усанаса. И давазз на какое-то время покинул реальность.

Вернувшись, он открыл глаза и казался абсолютно таким же. Остальные были несколько удивлены. Велисарий поражен.

Однако когда давазз заговорил, полководец подумал, что различает легкую дрожь в густом баритоне.

Первые слова были обращены к принцу:

— Давазз всегда удивляется. И опасается.

Усанас сделал глубокий вдох и на мгновение отвел взгляд.

— Но больше не будет. Ты оказался великим принцем. И — со временем — будешь великим королем.

Давазз пытался подобрать слова.

— Слушай, хватит тянуть время! — рявкнул Эон. Усанас посмотрел на него в смущении.

— Во-первых, это твоя глупая идея, — давазз злобно взглянул на советника. — А ты его поддержал.

Гармат пожал плечами. Усанас улыбнулся римлянам (улыбка по крайней мере не изменилась. Только не она).

— Вы должны простить моих товарищей, — сказал давазз. Теперь он вдруг заговорил по-гречески без всякого акцента, как до этого, и больше не делал никаких ошибок. Правильно строил предложения и мог составить длинные! Велисарий с трудом сдержался, чтобы не выпучить глаза от изумления. Его катафрактам это не удалось. Они не могли поверить в произошедшую перемену. Человек вдруг теряет акцент, начинает говорить по-гречески, как грек!

— У мальчика, по крайней мере, есть оправдание. Он молод. У советника — ну если только старческое слабоумие. И, конечно, то, что он наполовину араб. А арабы предпочитают все делать хитро. Лучше схитрить, чем покушать.

Снова недовольный взгляд. Правда, вскоре взгляд смягчился.

— Наполовину араб — всегда араб в конце концов. После смерти Калеба ты, Гармат, вернулся в Аравию. Ты геройски погиб там, когда вел своих любимых бедуинов против малва.

Он пожал плечами.

— Конечно, ты проиграл. Даже бедуины в пустыне не смогли противостоять этой неумолимой силе индусов. После того как они разрушили Бени-Хасан и Харам. 34

— Значит, ты видел будущее, — утвердительно сказал Гармат.

— О, да. На самом деле. И оно было таким же ужасным, как нас и предупреждали. — Глаза Усанаса затуманились. — Я видел будущее до момента своей собственной смерти. Я умер бесславно, должен признать. От заражения крови — после ранения. К сожалению, получил его не во время доблестной схватки с противником. Просто случайно залетела ракета, это проклятье, ставшее предметом песен бардов и историй сказочников.

Он бросил взгляд на Менандра и решил уйти от вопроса заражения ран. Вместо этого улыбнулся принцу.

— Про твой конец, Эон, ничего сказать не могу. Я умер у тебя на руках, во время переселения, которое предприняли выжившие аксумиты под твоим командованием. На юг, в мои родные края между озерами, где ты надеялся основать новое царство, которое может противостоять малва. Хотя особых надежд на успех у тебя не было.

Усанас замолчал.

— Ты говоришь на прекрасном греческом, — пожаловался Валентин.

Усанас скорчил гримасу.

— Подозреваю, мой дорогой Валентин, что я говорю на нем значительно лучше, чем ты. Со всем моим уважением, боюсь, я — лучший лингвист из всех известных. Я вырос в сердце Африки, среди дикарей. На земле между великими озерами, где говорят по меньшей мере на восемнадцати языках. К двенадцати годам я знал семь из них и вскоре выучил и остальные.