Королева войны - Крес Феликс В. (список книг .TXT) 📗
Йокес махнул рукой, и лесничие исчезли.
— В таком случае, ваше благородие, мне остается только пожелать счастливого пути. — Он ни словом не обмолвился об ожидавших арбалетчиках; и без того было ясно, для чего они здесь. — Надеюсь, подсотница, что мы никогда больше не встретимся.
Она отвела взгляд, поняв, что комендант все знает.
Это уже не имело никакого значения.
— А я надеюсь на обратное, — сказала она, а потом вдруг, сама того не желая, попыталась оправдаться перед прославленным воином, которым восхищалась: — Я служу Вечной империи всегда и везде, ваше благородие, как только могу. Но я солдат, и мои достоинства можно оценить только на войне. И я хотела бы, чтобы когда-нибудь ты смог их оценить.
Агатра поехала шагом вдоль дороги. Не оборачиваясь, она отдала короткий приказ, и лучники гвардии двинулись вперед — в том же темпе, в каком дошли до края леса. Этого она им не приказывала… Йокес слушал их тяжелое дыхание и смотрел на уставшие, покрытые потом лица проходящих мимо солдат, которые догоняли и опережали свою подсотницу, готовые упасть за первыми же деревьями — но не сейчас, пока он их еще видел. Ему тоже кое-что сказали, а может быть, только напомнили о чем-то важном…
Он смотрел, как клин лучников армектанской гвардии углубляется в лес. Потом взмахнул рукой над головой, отдавая тяжеловооруженным команду «Назад!», развернул коня и поскакал туда, откуда пришел. Ему нужно было сделать еще одно дело.
Рысью и галопом попеременно комендант войска Сей Айе скакал в сторону постоялого двора, где держали разоруженных солдат его благородия Денетта. Не доезжая до дворца, он свернул на боковую дорогу, огибавшую старый замок. Вскоре он уже был на развилке у мельницы, где снова пустил коня рысью и вскоре спрыгнул с седла на площади перед придорожной корчмой. Навстречу выбежал корчмарь, вместе с ним появилось несколько солдат.
— Хозяин, я хочу побыть один в большом зале, — сказал он. — Солдат, приведи туда командира отряда. Освобожденного от пут и с мечом.
Не говоря больше ни слова, он вошел в корчму, огляделся по сторонам и, выбрав один из столов, сел на широкую скамью, положив руки на стол и сплетя пальцы.
Вскоре солдат привел Ранезена. Командир отряда Денетта не выглядел особо измученным двухдневным пленом — впрочем, плен этот был весьма относительным. Разоруженных солдат связали кое-как и развязывали перед каждым приемом пищи. Йокес уже на лесной поляне мог оценить командира отряда и знал, что это не какой-то сумасбродный юнец. Ранезен понимал, что против двадцати пяти вооруженных до зубов арбалетчиков у его подчиненных нет ни малейших шансов. Он постоянно требовал встречи с комендантом Сей Айе, но — по крайней мере до сих пор — не намеревался предпринимать никаких необдуманных действий.
— Ваше благородие, — сказал армектанец.
Йокес показал на место — не перед собой, но рядом, у короткой стороны стола. Ему не хотелось разговаривать с Ранезеном как с врагом, лицом к лицу.
Командир отряда сел.
— Его благородие К. Б. И. Денетт мертв, погиб и его благородие Халет, — сказал Йокес. — Ты ничем не мог бы им помочь, господин. Твоих солдат разоружили, так как я боялся беспорядков во владениях ее высочества.
Старый солдат молчал, уставившись в стол. Он ожидал дурных вестей, но не настолько. До сих пор он полагал, что его господин по каким-то причинам стал нежеланной персоной в Сей Айе. Он был молод и порывист… возможно, он не пожелал добровольно покинуть земли княгини, и потому его солдат разоружили. Но правда оказалась хуже. Намного хуже.
— Это все, господин? — после долгого молчания спросил он.
— Тела будут выданы его благородию К. Б. И. Эневену. Завтра утром ты позаботишься о… перевозке. Я мало что могу сказать, господин. Но могу заверить в одном: его благородие Денетт погиб не по приказу, с разрешения или даже с ведома княгини К. Б. И. Эзены. Если ты желаешь, чтобы я подтвердил это торжественной клятвой, ты ее получишь, ваше благородие.
Ранезен долго смотрел в лицо сидевшего рядом дартанского рыцаря, ища подтверждения в его глазах. Он заметил какую-то тень… но не нашел фальши. Возможно, комендант Йокес не все мог сказать, но то, что он сказал, наверняка было правдой.
— Это был какой-то… несчастный случай? С тем, о чем ты рассказал мне, господин, я не смогу вернуться к его благородию Эневену с телом его сына. Сына, которого должен был оберегать. Я могу узнать что-нибудь еще, ваше благородие?
— Да, но уже не от меня. Ее высочество не примет тебя, господин, но от ее имени с тобой поговорит Жемчужина Дома. — Йокес тяжело поднялся со скамьи, давая понять, что сказал все, что мог.
Ранезен тоже встал… и сразу же снова сел. Йокес понял, что у старого солдата только лицо было каменным. Сердце в его груди истекало кровью; командир отряда, знавший Денетта с детства, не мог устоять на ногах.
— Сиди, господин, — сказал комендант. — Я подожду тебя перед корчмой. Пожалуй, я должен тебе сказать кое-что еще, — добавил он, идя к двери, и остановился, положив руку на дверной косяк. — За порядок в Сей Айе отвечаю я. Нет таких несчастных случаев, ответственность за которые я мог бы переложить на кого-то другого. Если ты потребуешь от меня сатисфакции — ты ее получишь.
— Спасибо, ваше благородие. Сейчас я выйду.
Йокес вышел из корчмы и долго смотрел на небо, где постепенно сгущалась ночь.
Готах-посланник наконец смог как следует поесть.
Обычный распорядок дня оказался нарушен настолько, что еду ни разу не подали в положенное время. Никто за это не отвечал. Первая Жемчужина Дома сперва спала вместе с княгиней до полудня, потом повсюду ее сопровождала, наконец ее освободили от обязанностей первой Жемчужины. Кеса занималась только урядниками Имперского трибунала; на вопросы о еде она раздраженно отвечала: «Позже!» или «Не сейчас!» Так что нетронутый завтрак убрали со стола, и такая же, даже худшая судьба постигла и все остальное, поскольку ужина не было вовсе. Только еду для прислуги давали с кухни в обычное время.
Гости Сей Айе справлялись по-разному. Подсотница гвардии даже не думала унижаться до просьбы о еде в доме, где ее принимали со столь необычным гостеприимством. Поданную в комнату еду она приняла безразлично, удостоверившись лишь, что не забыли и о лучницах в соседней комнате; вскоре после этого она уехала с Йокесом. Мудрец Шерни тоже получил угощение, но он любил хорошо поесть и вечером в отчаянии грыз фрукты, найденные в корзине, стоявшей в нише в коридоре (так что кто-то все же оценил распоряжения Хайны…) Наступила поздняя летняя ночь, когда его наконец позвали к столу. Идя следом за невольницей, он проделал долгий путь по дому и… оказался в саду.
Поблизости от дворца, на каменистой площадке, окруженной живыми изгородями, возле фонтана горело несколько больших факелов, свет которых бросал бесчисленные отблески на потоки шумящей воды. По приказу княгини из дворца вынесли стол и поставили под открытым небом. Между блюдами горело множество свечей.
Княгиня сидела за столом, теребя скатерть, — видимо, ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. Но она была отнюдь не одна. В нескольких шагах от нее у фонтана собралась небольшая группа людей, разговаривавших на какие-то легкомысленные темы; то и дело слышался смех. Ее высочество обычно ужинала в обществе первой Жемчужины и Йокеса (если комендант не был в своем лагере) или кого-то из придворных высокого ранга. На этот раз подобная честь выпала конюшему (по стечению обстоятельств посланник уже успел с конюшим познакомиться, совершенно случайно, во время суматохи после неудавшегося покушения), но пригласили также и коменданта гвардии. Были и Кеса с Хайной. Ждали лишь гостя, и когда княгиня жестом предложила ему занять место за столом, все сразу же сели. Только Хайна немного замешкалась, давая какие-то короткие указания солдату дворцовой стражи, который появился из темноты и вскоре ушел.
Ужин подали обильный, но не слишком изысканный — подобные блюда Готах уже пробовал в доме наместника Ваделара, хотя там предлагали значительно меньше дичи. Так что это был стол, что называется, армектанский, и он столь же по-армектански красноречиво говорил: дорогой гость, еда для нас не важнее, чем разговор с тобой, к тебе относятся как к своему, а доказательство этому — отсутствие каких-либо приготовлений, связанных с твоим визитом. В Армекте именно таким образом демонстрировали доброжелательность и уважение, а крайним их проявлением была знаменитая армектанская нагота, столь смущавшая прибывших из других краев Шерера. Нагота символическая, иногда в большей, иногда в меньшей степени, чаще же всего лишь некоторая небрежность в одежде, подчеркивавшая то же, что и небогатый стол. «Дорогой гость, ты у себя дома, мы относимся к тебе как к своему и ведем себя как всегда, ты не доставляешь нам никаких хлопот». Но это уже было бы слишком по-армектански; Готах сомневался, что княгиня стала бы сидеть в подоткнутом для прохлады платье или позволила бы груди выглянуть из расстегнутого лифа… Комендант дворцовой гвардии тоже не собирался стаскивать мундир, пугая всех волосатым торсом из-под расстегнутой рубашки.
