Исповедь Зеленого Пламени - Мазова Наталия Михайловна (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Очнулся я только на следующее утро, которое здесь мало отличалось от ночи.
В этом доме жила только одна женщина — простая смертная, как и все в этих местах. Ее звали Кьяррид, она была очень стара — за восемьдесят. У нее не всегда хватало сил наколоть дров, и тепло с трудом удерживалось в ее доме — но там была Жизнь. Чистая вода. Вкусные лепешки. А на окне даже росло в горшке небольшое растение с маленьким розовым цветном. И еще в этом доме жили серый нагловатый петух без хвоста и шесть его жен. Как удалось сохраниться искорке Жизни в море распада? Это было немыслимо, непредставимо! В тех местах, которые я миновал, полулюди-полузвери давно бы пристукнули старую женщину, а кур съели…
Она была добра и мудра, старая Кьяррид, которая с первого же момента стала звать меня внуком — я не открыл ей, что старше ее раз в двадцать… И не сразу я понял, что и весь городок не мертв окончательно только благодаря ей. Чем, какой силой сдерживала она Тень? Но если я когда-либо в этой жизни встречал святую — это была матушка Кьяр.
Я прожил у нее несколько дней — она ни за что не хотела отпускать меня в дальнейший путь, пока я хоть немного не наберусь сил. За гостеприимство я расплачивался песнями, которых она уже очень давно не слыхала, и силой Огня — никогда раньше не колол дрова, но пришлось, зато уж тепло от них из дома не уходило!
Говорили мы мало. Она не знала, не могла знать тех подробностей о Тени, которые принес я, но безошибочно ощущала ее злую природу. Она предостерегла меня от Черных Шрамов — как я понял из ее слов, Тень специально протянула их в мир для движения своих порождений. «Тому, у кого душа насквозь прогнила, они уже ничего не сделают. А такого, как ты, и не подчинят, так искалечат. Нет, эти дороги человеку не пути».
«Но никаких сил не хватит пробираться по такому снегу, — ответил я. — Значит, мне уже не выбраться отсюда?»
«А ты идешь туда, где светлее, или туда, где темнее?»
Я понял, что она имеет в виду.
«Меня учили — белый свет возможен лишь там, где есть все-все остальные цвета. И через одно цветное стеклышко можно многое увидеть, но чем больше цветов сложишь вместе, тем непрогляднее будет тьма за ними. А ведь до света не хватает, возможно, лишь одного оттенка…»
Ее лицо озарилось улыбкой:
«Правильно тебя научили. Темнее всего перед рассветом. Ты на верном пути, внучек, — помолчала и добавила: — У меня ведь семья была. Муж, сын, жена его да внучка. Муж умер, как все здесь — просто не проснулся. Тогда-то сын с женой испугались и решили уйти туда, где светлее, в город…»
«В какой? Неужели в Кармэль?»
«Нет, что ты! В Тамзнию».
Я содрогнулся. Тамзния лежала за две Сути оттуда, и когда я проходил ее, то видел стаи подростков, охотящихся в поисках еды и на тех, кто старше, и на тех, кто младше…
«А внучка не пошла с ними. Еще недолго пожила со мной, а потом ушла в другую сторону. Упорная была, и в глазах свет горел, когда уходила — знала, куда идет и зачем. И меня с собой звала, да я уж старая, отказалась… Не знаю, что с ней, а только знаю, что спаслась, чует сердце. Значит, и ты можешь спастись. Покажу тебе этот путь».
Назавтра матушка Кьяр повела меня через весь городок. Он словно вымер — лишь редкие прохожие жались к стенкам домов, с опаской сторонясь друг друга. Дома, осевшие, полуразвалившиеся, точно вырастали из снега подобно уродливым грибам. А в тех, что покрепче, непременно были выбиты окна, и ледяной ветер свободно бродил по мертвому жилью…
Последняя кривая улица обрывалась в белизну снежных полей. Мы стояли на краю. И у самых наших ног начиналась, вилась через все поле и пропадала вдали тропинка шириной в две моих ладони — словно серебряная нить на белом бархате…
«Вот единственный путь отсюда, — сказала матушка Кьяр. — Узкий и трудный, но прямой и довольно безопасный. Ты сильный, ты дойдешь. Ступай же».
«Прямо сейчас? — удивился я. — Я же еще с дровами не управился…»
Она заглянула мне в глаза, что было не так-то просто — я был на две головы выше.
«Так будет лучше. Я ведь тоже в любой момент могу уснуть и не проснуться. И кто знает, что будет, когда окажется слишком поздно? Иди, пока я еще могу благословить тебя на прощание».
И тогда я ступил на тропинку и почувствовал, что она отзывается моим шагам, как натянутая струна гитары. Дойдя до леса, я оглянулся и в последний раз увидел на краю городка маленькую фигурку, укутанную в серебристо-серую шаль…
— Ты лучше меня разбираешься в этом, — неожиданно перебивает Он сам себя, — скажи: она ведь теперь святая? Люди могут ей молиться?
— Конечно, могут, — твердо отвечаю я. — Когда мы вырвемся отсюда, мы отнесем ее имя Заступникам, чтобы они начертали на скрижалях Храма в Заветном: «Святая Кьяррид из Снежной Пустыни».
— Заступница тех, кто блуждает во мраке, — эхом отозвался Лугхад. — Я долго шел по Серебряной Струне, я снова устал, но это была уже обычная человеческая усталость, а не бессилие на грани отчаяния. Мне не хотелось спать, и я шел, не останавливаясь, боясь сойти с тропинки. Иногда, когда меня мучила жажда, я опускался на колени и раскапывал снег рядом с Серебряной Струной. Под ним были ягоды, красные и кислые — не то клюква, не то брусника. Я ел их, и они придавали мне силы. Я шел сквозь миры, и ночь была уже непроглядна, но внутренним зрением я все время видел тропинку, и шел по ней, как по лучу…
Вокруг меня не было никакого следа людей. Смерть Воды — мир был занесен снегом и скован вечным льдом. Я понял, что уже близок, если можно так сказать, к линии фронта Тени, через которую придется прорываться с боем. Но даже это не тревожило меня сверх меры.
…Что было — теперь узнаешь ли? Я увидел зарево над мертвым лесом и невольно замедлил шаг. Холодок страха коснулся сердца, и я ощутил, как трепещет под моими ногами Серебряная Струна — наверное, ей тоже было страшно. Пересиливая себя, я двинулся вперед — чему быть, того не избежать.
Лес разорвался внезапно, как покрывало — и предо мною предстала ограда старого кладбища, засыпанного снегом. Тропинка вилась вдоль самой ограды, еле различимая в призрачном свете, идущем непонятно откуда. Что-то темное и безымянное преграждало мне путь — не воспринимаемое чувствами, но дохнувшее в лицо, ледяным ужасом. Я понял, что пройти мне не дадут.
«Камень гроба отвален, и нет его здесь…» — торопливо заговорил я. Мне казалось, что именно это Слово будет наиболее действенным…
Страшный хохот, эхом отдававшийся в лесу, заметался между могил и оглушил меня. На ограде, где секунду назад никого не было, теперь сидела огромная коричневато-черная хищная птица. Голову ее венчала корона — венец мертвенного, бледно-желтого призрачного света, ничего не освещавшего.
«Ха-ха-ха-ха! Теперь ты в моей власти! — страшный скрипучий голос, злобное карканье. — Камень гроба! Земля, камень, небытие! Здесь я в полной своей силе! Ты сам призвал меня, жалкий певец, вообразивший себя магом, и сам избрал Землю своей гибелью!»
И тут я, холодея от ужаса, увидел, что у птицы голова женщины, и на моих глазах лицо ее стало лицом Райнэи! Невольно я вскинул руку, пытаясь закрыться от страшного зрелища, и, сам не зная почему, вдруг воскликнул: «Оборони меня, Кьяррид!»
«Карр!» — раздалось в ответ. «Кьяррр меррртва! Мерррртва!» И с этими словами порождение кошмаров кинулось мне в лицо. Я отступил, сошел с Серебряной Струны и упал на колени в снег. Птица с лицом Райнэи ударила меня крыльями по голове — и дальше пустота…
Лугхад замолкает, пытаясь справиться с дрожью. Мне тоже не по себе — я как наяву представила все, о чем Он рассказывает…
— То, что было потом, я помню как в тумане — разум мой был мертв тогда… Я шел назад в Каэр Мэйл, возвращался по Черным Шрамам туда, откуда не бегут. Грязная птица в венце страшного света сидела на моем плече, и из глаз моих струился холод небытия… Я снова шел, не таясь и ничего не чувствуя, через города в кольце распада, и любой, завидев меня, убегал прочь с криком ужаса — я казался им вестником Бездны, я и был в тот миг порождением Тени…
