На Закате (СИ) - Шульженок Павел (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
— Лошадей необходимо оставить здесь. Во время обрупции они просто сойдут с ума и станут бесполезны.
— Тогда придется оставить здесь с ними хотя бы человек шесть, если не восемь. — проговорил Марк.
— Оставим восьмерых. Если нужна будет поддержка, дадим им знать, пусть тогда бросают коней и идут на помощь. А если придется отступать, пусть встречают нас здесь.
Спешились и пошли вперёд. Сначала инквизиторы, за ними шестеро легионеров, включая Марка. И чем ближе к руинам, тем гуще становилась тень вокруг. Солнечные лучи струились где-то высоко, озаряя вершины гор, но совсем не достигали перевала.
Воины взошли на уступ по остаткам тропинки, сложенной из перекосившихся плоских камней, и оказались у самой башни, соединенной со склоном полуразвалившейся стеной. С виду ничего необычного, просто мертвые камни. Простая круглая башня, диаметром в четыре ярда, и когда-то имевшая не меньше девяти ярдов в высоту, но теперь обрушенная на уровне шести.
— Я зайду один. — сказал Кастор и, обнажив меч, прокрался внутрь. Всё как в недавнем сне: круглое пространство, неровный пол. Но появились и новые детали: на стенах виднелись следы древней копоти, а по ней были когда-то выведены неясные символы. Барроумору не пришлось долго размышлять над ними. Это была герметика, демонический язык возникший на Альдаре во время дорийского владычества, около двух тысяч лет назад. Каждый его символ — ключ, заклинание, завет с демоном. Вообще обладать такими познаниями герметики в пределах Империи могли только единицы, имевшие доступ к запрещенным гримуарам. И уж тем более было удивительно столкнуться с подобным в Вестере, где дикая языческая волшба всегда отличалась самобытностью, и никогда не была сопряжена с книжной ученостью.
На полу Кастор увидел изъеденные ржавчиной старый шлем и остовы пары мечей. Скорее всего, вооружение было оставлено здесь последним альденским дозором, который нёс здесь вахту.
— Ничего себе… Герметика… прозвучал голос Аполлоса, зашедшего следом и тоже увидевшего письмена на стене. — Есть знак тривии.
— Ты еще вслух прочти. — мрачно отозвался Кастор, разглядывавший шлем, присев на корточки. — Ладно, выходи отсюда, сейчас что-то будет.
— Но, разве имя демона нам не поможет?
— Если сможешь узнать его из иероглифического письма, я буду твоим секундантом.
— По крайней мере, мы знаем, что здесь замешана тривия…
— И сатана. — язвительно ответил комиссар. — Давай обсудим это позже. Готовьтесь.
Аполлос сердито посмотрел на Кастора, еще раз на символы, из которых узнал только пару и, все-таки вышел. Между тем, снаружи все и так были готовы к любой атаке: Дюран держал взведенный арбалет, легионеры стояли с мечами на готове и поднятыми щитами.
Кастор достал из сумки последние остатки священного масла, капнул его на два пальца правой руки и начертил крест прямо поверх символов на стене.
Сначала раздался громкий оглушительный треск, как от крошащегося камня, из башни вырвался черный дым и внутри полыхнуло синеватым пламенем. Аполлос успел испугаться за Кастора, но в следующую секунду комиссар выскочил из башни, превратившейся вдруг в огненную печь. Сапоги инквизитора дымились, а камзол тлел огоньками на подоле, но сам он был невредим. Все с удивлением смотрели, как в дверном проеме за спиной комиссара бушует пламя.
— Вот верно говорили… Неуязвимый он. — проговорил Марк с восхищением.
Едва выскочив, Кастор развернулся в сторону башни, ожидая развития ситуации. Огонь внутри опал менее чем через минуту и погас полностью, оставив после себя черный едкий дым с запахом серы.
Сначала из башни раздался неясный скрежет-шепот, потом из него сплелся злой трескучий голос, скорее женский:
— Ты осквернил моё место! Ты испортил его своей дрянью!!
— Judica, Domine, nocentes me: expugnaim pugnantes me… — начал читать Кастор в пол голоса.
— Вот мой ответ, сука преподобная! Обернись!
Кастор через мгновение услышал позади какой-то резкое движение и сдавленный хрип. Обернувшись, он увидел то, что заставило его сердце заледенеть: Альберт Дюран, стоявший позади, под прикрытием Аполлоса, опустил свой арбалет, и правой рукой всадил свой кинжал в горло секунданту. Глубоко, ниже уха… Потом рванул вперед и наружу, так что лезвие вышло на уровне кадыка, разрезав горло инквизитора наполовину. Кастор увидел лицо Аполлоса, с открытым ртом, возмущенное и растерянное. Кровь мгновенно залила его грудь, потом ударила носом и ртом, и он, наконец, упал.
Альберт при этом разразился истеричным гнусным хохотом. В его глазах на мертвенно-бледном лице теперь чернела совершенная тьма, признак шестой степени обсессии.
— Твою мать… — процедил сквозь зубы Марк, и ринулся было к бывшему инспектору, что бы ударить его мечом, но не успел.
Дюран резко прервал смех и выбросил вперед руку с арбалетом, намереваясь прошить Барроумора, стоящего перед ним. Только меч инквизитора встретил и отбил конец самострела в сторону. Вторым движением Кастор разрубил Альберта по дуге сверху вниз, сквозь кольчугу, от правого плеча и через всю грудь. Одержимый упал на колени, поднял голову и глядя глазами полными мрака в лицо комиссару, проговорил гадким демоническим голосом, уже не тем что был в башне.
— Эх… Неплохо… Человечек…
Кастор взял левой рукой Дюрана за волосы, рывком освободил меч из его груди и, третьим ударом, отсек его голову от туловища. Демон не успел покинуть человеческого тела.
Марк, видя, что обошлось без него, подбежал к лежащему в луже крови Аполлосу, повернул его на спину и вздохнул.
— Всё, ваше Преподобие… Это всё…
Аполлос был еще жив, он пытался глотать воздух окровавленным ртом, но уже ничего не видел перед собой. Все должно было решиться в считанные минуты.
Кастор бросил на землю улыбающуюся голову Дюрана, и подсел к своему секунданту. Взял его за руку и, с легкой теплой улыбкой заговорил?
— Господь наш милосердный, Иисусе Христе, прими душу твоего верного раба. Он послужил тебе достойно. Молодец парень, ты хороший… хороший слуга. Молодец. Засыпай.
Увы, прощание с Аполлосом было жестоко прервано. Тугая оглушающая волна ухнула по ушам, зазвенел тонкий писк, и Кастор ощутил как в его сердце разгорается ненависть. Желание рвать, калечить, убивать. Кого? Да любого, до кого дотянется рука.
По перекосившемуся лицу Марка, который стоял на колене рядом, можно было прочесть, что он испытывает похожие чувства. Глаза декуриона быстро налились кровью, потеряли осмысленность, рот его перекосило в гневной гримасе.
— Нет… — сдавленно выговорил Кастор, и отскочил в сторону, так что бы его держать в поле зрения всех легионеров. В эту же секунду Марк бросился на него с остервенелым воплем. Звонко стокнулись мечи, Барроумор удачно парировал и, заходя за атакующего, ударил его уже сбоку-сзади, убивая одним ударом. Обезумевший декурион рухнул навзнич с перерубленным основанием черепа.
Между тем легионеры, издавая звериные визги и вопли, уже стали убивать друг друга. Только один из них стоял неподвижно, подняв высоко над своей головой отрубленную голову Дюрана и изрыгая слова древних оргических гимнов на дорийском. Инквизитор ощутил, что хочет выпотрошить каждого из этих бесноватых, размотать их кишки по всему перевалу… Но было в его сердце еще что-то. Боль, дикая саднящая боль еще неосознанной потери и желание отомстить виновнику. Как отомстить? Сделать иначе, через себя, через гнев, через ненависть.
Барроумор выхватил из-за пояса свой топор, развернул его и, подскочив к невольному оракулу, всадил обухом по шлему. Легионер упал как подкошенный, голова Дюрана полетела на землю. Кастор без промедления склонился над ней, полез в сумку. Проклятье! Масла Климента больше не было, даже колба из-под него осталось в горящей башне.
— Тогда по-плохому… — проговорил комиссар и достал кинжал. Заточенным лезвием, которое, к слову, тоже было смазано священным маслом, он принялся вырезать на лбу Дюрана Лабарум. — Exsurgat Deus et dissipentur inimiciejus: et fugiant qui oderunt eum a facie ejus…