Наследники Скорби - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗
Он подавился воздухом. Сердце словно разлетелось на осколки. Хотел вскочить, но силы покинули. Дар, что еще мгновенье назад ощущался, как неотъемлемая часть естества, исчез. Не осталось даже отголоска. Ничего не осталось. Только пустота.
Но и страха не было. А может, просто не успел испугаться? И вернет ли девка Дар? Обидно будет, если не вернет.
Лесана пытливо заглянула колдуну в глаза, словно спрашивая, мол, ну что, понял? А потом снова ударила. Тамир закашлялся, стискивая на груди рубаху. А девушка все так же, не говоря ни слова, вернулась на свое ложе.
— Меня научить можешь? — хрипло спросил наузник.
— Ты жилу во мне видишь?
— Нет. — Как ни вглядывался — ничего не примечал.
— Раз не видишь, то как же тебя учить? Она ведь у всякого по-разному проходит. И горит по-разному. У тебя как уголек мерцает, а у кровососа — словно огонек болотный.
— А ты-то как же научилась? Если допрежь умельцев не было?
Она пожала плечами:
— Случайно. Клесх всегда говорил, что дури во мне много…
Девушка осеклась, но Тамир успел заметить, как потеплел ее взгляд при упоминании наставника. Любит его. Он ей и отец, и мать, и весь род. Свои-то вон не больно привечают. Стыдятся.
… - Клесх, а как креффы Дар видят?
— Глазами, цветочек, глазами. Его ж пощупать нельзя. Он тебе не девка на сеновале.
— А как "глазами"? Я вот, сколько ни гляжу на тебя, ничего не вижу, — выученица насупилась.
— Дак, может, потому, что ты не крефф? — спросил наставник.
— Откуда тебе знать? — обиделась она.
— И впрямь, — усмехнулся ратоборец. — Ну давай попробуем, душа моя. Гляди на меня. Да нечего зенки-то таращить, не то вывалятся. Ты Даром гляди. Дар к Дару тянется.
Послушница прищурила глаза, всмотрелась в сидящего напротив, невозмутимо штопающего рубаху креффа.
— Силу отпусти, дай ей к моей потянуться, — не поднимая глаз, сказал он.
Девка заерзала по лавке, старательно сопя.
— Да не копошись: блохи, что ль, тебя заедают? Вроде мылась вчера…
От его насмешки Лесана разозлилась, и на кончиках пальцев тот же миг загорелся синий огонек.
— Ага. Ты мне еще промеж глаз вдарь, — спокойно сказал Клесх, откладывая в сторону рубаху. — Ты не гнев в себе буди, а Силу. Ладно, пока не научишься — толку от тебя никакого не будет. На вот, рубахи чини.
Лесана вздохнула. Не то что не любила бабскую работу — с измальства приучена к ней была — вот только на обережнике рубахи как горели. Дня не проходило, чтоб он их не починял. То в рукаве прореху получит, то на вороте.
Седмица шла за седмицей, но ученица все одно не видела в наставнике никакого Дара. А ратоборец знай валял послушницу по земле, уча оружному бою. В одну из таких стычек, кружа с мечом вокруг креффа, распаленная сшибкой девушка примеривалась для удара — и вдруг…
Под рубахой обережника засветилась сине-белым светом крученая жилка. Сияла и билась, будто живчик. Окрыленная увиденным, Лесана бросилась на противника, ныряя ему под руку, и ударила кулаком, направляя всю силу Дара. Жилка вспыхнула и погасла. А Клесх как подрубленный рухнул оземь.
— Ты чего сотворила?.. — хрипло спросил он, пытаясь сесть и не умея совладать с только что послушным телом.
— А что? — перепугалась Лесана.
— Не знаю… — Мужчина посмотрел на свои пальцы.
Послушница видела, как наставник пытается пробудить в себе Дар и… не может.
— Это не я! — Она испуганно отскочила.
Мужчина кое-как поднялся на ноги и замер, шатаясь, напротив:
— Что сделала, вспоминай, ну!
— Ничего! — Лесану била дрожь. — Увидела — у тебя в груди жилка бежит, как ниточка из огня, ну и ударила по ней, — размазывая слезы, запричитала девка.
— А теперь что? — сипло спросил крефф.
— Ничего; как потухло… — У несчастной обережницы дрожали губы.
— Потухло, говоришь? — Голос наставника стал обманчиво спокоен.
— Поехали в город, к сторожевикам, — залопотала послушница, — может, помогут чем.
— Ремень тебе поможет! — Клесх больно стиснул ее плечо. — Чем они помогут, если Дар только креффы видят?
Из синих глаз ручьем полились слезы:
— Прости меня, прости… — Уткнувшись носом в грудь наставника, Лесана испуганно заревела.
— Еще повой у меня, — дернул он ее за ухо. — Вспоминай давай, как била, бестолочь.
Только к утру, ссадив костяшки пальцев о грудь обережника и наставив ему синяков, девушка сумела отворить жилу…
И лишь позднее поняла, какой огромной выдержки стоили те обороты ожидания и мучительных тычков Клесху. Помнится, когда синяя жилка вновь затеплилась в груди креффа, послушница обняла его и снова расплакалась, на сей раз от облегчения. А он сказал:
— После такого и ведра браги мало будет.
… - Вот и все, — закончив рассказ, Лесана вытянулась на сене.
Дождь по-прежнему стучал по крыше сушил. За стенами подвывал ветер. Незаметно для себя девушка стала проваливаться в сон. Впервые на сердце было легко. Она не знала — понял ли ее Тамир, простил ли, но сегодня горькое чувство вины, снедавшее душу изнутри все эти годы, впервые отступило.
Поутру налетел ветер, разогнал низко плывущие тучи.
День выдался облачный и холодный, но дождь перестал. Правда, все одно — никуда не поедешь, под ногами чавкающая глинистая жижа.
Мать пришла от соседки, принесла горестную весть, де, у Влеса в дому беда — надысь ходил мужик в лес проверять силки, а там на него бросился волк. Разодрал плечо и был таков. Но, пока дотащился охотник до дому, пока рассказал — что к чему, уже смерклось, и за обережниками идти побоялись.
— Да что ж такое, ведь говорила же! — в сердцах хлопнула ладонью по столу Лесана. — И, поди, в доме он у них?
— Нет, дочка, нет, все, как сказано — в клети заперли. Он там всю ночь в горячке и прометался, а Звана в избе рыдала с ребятами.
Тамир мрачно взглянул на девушку:
— Идем. Только я наузы возьму.
Когда они, по колено сырые и грязные пришли во Влесов дом, их встретила зареванная молодая женщина с ребятенком на руках:
— Уж я не знаю, как ночь-то скоротала… Как он там — один… Будто пес бездомный, — причитала несчастная, идя след в след за обрежниками.
— Ты иди в избу, Звана, — мягко сказала ей Лесана. — Иди. Умойся, ребят успокой. Не бойтесь.
Женщина отстала, горько всхлипывая.
В клети было темно и пахло смердящей плотью. Влес лежал на меховом одеяле и беззвучно шевелил губами, глядя куда-то в пустоту. Тамир склонился над мужиком и покачал головой:
— Рука почернела…
По очереди Осененные осматривали сельчанина, а тот в бредовом забытьи что-то шептал, куда-то торопился.
— Настойки и припарки уже не помогут. Потеряли мужика, — сказал колдун и полез в заплечник.
— Стой, — Лесана удержала его. — Если упокоишь, то на Зов Серого он уже не выйдет.
— Вот и славно.
— Нет. Не славно. Зачем нам Стаю отпускать? Пускай обращается. Они выйдут к деревне. И он их впустит.
Колдун пристально смотрел на собеседницу. Наконец, отодвинул заплечник в сторону и, усевшись на пол, спросил:
— Что делать хочешь?
Девушка посмотрела на мечущегося Влеса и начала говорить.
Лесана сидела на сушилах, вглядываясь в ночь. Надежды не оправдались. С приходом сумерек снова начался дождь. И темнота стояла — хоть глаз коли. Хорошо, если непогода в ливень не перейдет. Если же перейдет — вовсе замаешься.
Передок Влесова сеновала пришлось разобрать. Сено сдвинули подальше, чтобы уберечь, но какая-то часть все одно мокла под дождем. Жалко. А ничего не поделаешь. Рыдающую же Звану с малышами спровадили ночевать в дом к мужнину брату. Так оно спокойнее.
Девушка нащупала справа от себя лежащую на тряпице краюху хлеба, откусила, не отрывая взгляда от волглого мрака, пожевала, снова пошарила рукой впотьмах, нашла кринку, отпила молока. Хуже нет — ждать и догонять. В сон-то вроде и не клонит, а сидеть тошно. Скорей бы уж. В грудибудто холодный скользкий червячок шевельнулся. Не страх, но сердце колотится, и тело томится быть в покое.
