Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович (полная версия книги .txt) 📗
– Где византийская армия, дукс?!
Монастра многое мог бы рассказать Аспиету, и про убитого комита Евстафия, и про сгинувшего нотария Никодима, но он промолчал и только нервно повел затянутым в кольчугу плечом.
Никодим спасся чудом и только потому, что у него хватило ума забиться в подходящую расселину, а не бежать сломя голову под стрелами сержантов Венцелина. Он пролежал в своем ненадежном убежище весь день и только с наступлением темноты решил выбраться наружу. Всю ночь он брел вниз по ущелью, замирая от страха при первом же признаке опасности. К счастью для агента комита Андриана, он не встретил никого на дороге, усыпанной трупами несчастных пельтастов. К Антиохии Никодим пробирался окольными путями, стараясь обходить стороной вооруженных людей. И хотя особой необходимости в подобной предосторожности не было, нотарий решил поберечь здоровье и без того подорванное событиями недавней ночи. Никодим никогда бы не ввязался в это жуткое дело, если бы не настоятельная просьба протовестиария Михаила, очень похожая на приказ. Видному члену императорского синклита очень хотелось заполучить в свои холеные ручонки жену Танкреда Сесилию. Протовестиарию мнилось, что это откроет ему широчайшие возможности для торга, но в данном случае, он, скорее всего, ошибался, Танкред был влюблен в супругу благородного Рожера, и об этой связи в столице графства не сплетничал только ленивый.
Две недели блужданий по чужой земле отразились на самочувствии далеко уже не молодого нотария, и в дом шевалье де Санлиса он заявился совершенно разбитым. Благородный Ги оглядел старого знакомого критическим оком, но вина ему все-таки поднес и даже предложил кресло.
– С поражением тебя, светлейший Никодим, – не сказал, а уж скорее пропел Санлис. – Это же надо так осрамиться!
– Ты мне обещал, что Рожер Анжерский пальцем не шевельнет, дабы помочь замку Русильон.
– Обещал, – кивнул шевалье. – И слово свое сдержал. Но я не могу отвечать за идиотов, которых божественный Алексей привлекает на службу Византийской империи.
– Ты меня имеешь в виду? – обиделся Никодим.
– И тебя тоже, нотарий, – с охотою подтвердил Санлис. – Ты хоть понимаешь, что я рисковал головой. И, между прочим, опасность для меня отнюдь не миновала. Я обещал Рожеру Анжерскому, что благородный Танкред либо падет на поле брани, либо вернется домой побитым псом. Не скажу, что граф вернулся в Антиохию победителем, но армию свою он сохранил. И теперь Танкред очень хочет знать, почему его родственник Рожер не помог отважному шевалье де Сен-Валье защитить замок Раш-Русильон. Почему он не двинулся с места, когда десять византийских легионов пытались зайти в тыл крестоносцам.
– Значит, Мавлуд не рискнул дать франкам сражение, – печально констатировал Никодим.
– Атабек вернулся в Мосул вместе с мусульманской армией. Джихад не состоялся. Если не считать разоренного графства Эдесского, то этот поход великого полководца закончился ничем. Почтенный Андроник просил выразить тебе свою горячую благодарность, Никодим. А заодно он послал прощальный привет протовестиарию Михаилу, так умело опорочившего его в глазах любимца султана Мухаммада. Счастье еще, что Мавлуд так торопился в свой Мосул, что не успел повесить нашего дорогого друга, сулившего ему золотые горы.
– И где сейчас находится даис?
– В Халебе, под крылышком великодушного эмира Ридвана, простившего своему сыну Хусейну его непроходимую тупость.
– А Сесилия жива? – спросил Никодим.
– Не только жива, но уже успела получить благодарность от Бертрана Тулузского за спасение сына, которого она за волосы вытащила из воды. Зато барон де Руси поклялся, что отомстит за смерть жены не только негодяю Монастре, но и самому императору Алексею Комнину.
– Руки коротки! – зло ощерился Никодим.
– Но почему же, – криво усмехнулся Санлис. – Если барону поможет шевалье Ролан де Бове, то все может быть, дорогой друг. Кстати, это благодаря даису Палестины мы с тобой потерпели сокрушительное поражение. Именно он сообщил Венцелину фон Рюстову о готовящемся вторжении. И именно рус разгромил византийскую армию в десять раз превосходящую по численности его дружину. В десять раз, Никодим! Неужели в Византии разучились воевать?! В таком случае, я вам не завидую. Танкред готовит рыцарей и сержантов к походу в Киликию. Он атакует вас с суши и моря. Надеюсь, в этот раз у вас хватит сил, чтобы свернуть ему шею?
Никодим в этом не был уверен. Императору Алексею, ценой неимоверных усилий удалось снарядить и перебросить в Киликию двадцать пять тысяч пельтастов. К сожалению, почти половина из них полегла под стенами замка Раш-Русильон, будь он трижды проклят.
– Значит, не уверен, – совершенно правильно оценил его молчание Санлис. – Кстати, герой обороны замка шевалье Сен-Валье жив. Почему ты не добил этого негодяя, Никодим? Ты ведь был в замке.
– Но этого не может быть! – даже приподнялся со своего места нотарий. – Клянусь тебе, я сам стоял над его трупом.
– Значит, воскрес! – развел руками благородный Ги. – Поразительная беспечность! Я тебя не узнаю, Никодим.
– Но на шевалье живого места не было! А вокруг него лежало столько трупов, что меня едва не стошнило.
– Только давай обойдемся без подробностей, – оскалился Санлис. – Ты испортишь мне аппетит. А я сегодня обедаю с благородной Жозефиной.
– А разве она в Антиохии? – удивился Никодим.
– Приехала вчера вечером в свите Бертрана Тулузского. К сожалению, без мужа. Шевалье Антуан де Мондидье назначен мажордомом, и теперь словно верный пес охраняет имущество графа, пока тот развлекается с его женой. Как видишь, нотарий, мы умеем работать, в отличие от вас, византийцев, растерявших не только доблесть, но и нюх. Передай протовестиарию Михаилу, что возвращение Киликии обойдется империи в сто тысяч марок, работать за меньшую сумму я не согласен.
– Киликию мы еще не потеряли! – пыхнул гневом светлейший Никодим.
– Это вопрос времени, – пожал плечами Санлис. – И некоторых усилий. К счастью, не с моей стороны.
– А что ты собираешься делать с Триполи? – спросил нотарий.
– Сначала я продам город Мавлуду, а потом, если повезет, шейху Гассану. Мне нужны деньги, дорогой Никодим. Я хочу купить себе корону. Король Ги звучит ничуть не хуже, чем король Болдуин.
Глава 7 Капля яда.
Никодим прибыл в Константинополь в тот самый день, когда император получил известие о падении Тарса. Это был последний оплот византийской обороны в Киликии, а потому и реакция божественного Алексея оказалась соответствующей. В таком гневе сиятельные члены синклита его еще не видели. Севастократор Исаак, родной брат басилевса с трудом уберег голову стратопедарха Аспиета от сокрушительного удара императорской длани, вооруженной позолоченным жезлом. Перетрусивший не на шутку протовестиарий Михаил возблагодарил Господа, что покинул Киликию гораздо раньше, чем там развернулись страшные события. Винить Михаила действительно было не в чем, он сумел договориться с сельджукским султаном, хотя никто из членов синклита не верил в возможность такого союза, а все остальное находилось в руках военных. К сожалению, дукс Монастра проиграл войну в Антиохии, а сиятельный Аспиет потерял не только армию, но и флот, выделенный ему для охраны портов. Воистину этот год оказался несчастливым для Византии.
Никодим скромно сидел за столом напротив разоткровенничавшегося протовестиария и прикидывал в уме, как бы половчее распорядиться сведениями, полученными от благородного Ги, чтобы и самому не остаться в накладе, и угодить жадному шевалье.
– Это война, нотарий! – громогласно заявил Михаил, закусывая терпкое золотое вино свининой с фригийской капустой. Никодим тоже сподобился попробовать это любимое протовестиарием блюдо, но нашел его слишком жирным для своего подпорченного долгими странствиями желудка. К тому же повар явно перестарался со специями, о чем нотарий естественно промолчал, но в душе огорчился чужой нерадивости. Однако протовестиарий был настолько увлечен собственными мыслями, что, покончив со свининой, перешел к рыбе, плавающей в остром соусе с большим количеством чеснока. Никодим с прискорбием отметил, что сиятельный Михаил в последнее время сильно растолстел, что, между прочим, сказалось и на его умственных способностях. А ведь человеку, еще не достигшему пятидесятилетнего рубежа, рановато впадать в маразм.
