Трое для одного (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна (электронная книга txt) 📗
Рюмка вздрогнула, и по кромке пробежала серебристая надпись:
“Не намёк, а подарок. За тебя сегодня заплатили”.
Морган хотел спросить, не Уилки ли, но вовремя прикусил губу. Часовщика своенравная хозяйка бара не преминула бы в очередной раз обозвать “ублюдком из башни”, очевидно, черпая в этом некое удовольствие. Фонарщик же не склонен был будить порядочных людей по ночам… Оставался только один вариант.
“Хотелось бы знать, что делает Кэндл у Шасс-Маре в такое время… Глупый вопрос, впрочем”.
Вино оказалось горьким и острым, как зёрнышко чили, и вырубило его с одного глотка. Рюмка покатилась по столику, но исчезла, едва сорвавшись с края; разбитый хрусталь так и не зазвенел.
…Беду он замечает вторым. Непростительная ошибка.
Горизонт полыхает алым и золотым, хотя до рассвета ещё далеко. Рождённый познать только радость, свет и любовь, вытянулся в струну у межи, где город переходит в холмы. Ему плохо.
Мы обязаны были уйти со всеми, думает Тёмный, глядя на него. Это гордыня моя нашептала, что я смогу его уберечь.
Уже не смог, а это только начало.
- Они сожгут мой дом. Там в самолёты, а в самолётах бомбы.
Господин звонких флейт, багряных закатов и цветущих лугов не должен вообще знать, что такое бомбы, а говорит о них так естественно и сухо, как о ранних заморозках по осени. Тёмный молча кутается в меха; вина жжёт под сердцем, гарью скребёт в гортани.
Это не твой дом, хочется сказать ему. Люди заселили старую землю, их сменят мертвецы, сквозь мертвецов прорастёт трава и цветы, и тогда мы вернёмся.
Могли бы вернуться, если бы ушли вовремя.
А восток пламенеет; и дрожит, не в силах сдвинуться с места, стрелка часов на городской башне, и никак не разобьётся хрустальный ручей, застывший меж сырых порогов-клыков, и горит жутко всякая капля росы на пригнутой траве, и только быстрые птицы с белыми грудками носятся над головой златоокого принца.
Терпок аромат умирающих цветов; пергаментные лепестки хрупки.
Это моя ошибка, думает Тёмный. О мотылёк на моих ладонях; о свет и песня, и радость, и полдень, звенящий от медовых ароматов.
Ты познаешь зло и боль, думает он.
Но умереть я тебе не позволю. Если ты любишь этот город, исказивший холмы, - да будет так.
- Подойди сюда, Златоглазка, - просит Тёмный и смеётся, оглаживая пальцами похолодевшее лицо. Светлые ресницы дрожат, на дне зрачков трепещет искра грядущей муки, губы влажны и пахнут горечью. - Ты знаешь, что нет никого, кто смог бы отказать тебе?
Он хмурится нетерпеливо и ускользает от прикосновения - слишком близок к людям, слишком хорош для них. Они его недостойны, конечно, нет.
- Как-то сейчас не до комплиментов. Ты же слышишь? Самолёты уже близко. Надо сделать что-то…
- Я укрою тебя. Ничего не бойся.
Тёмный взмывает к небу, а меха оседают, укутывают мягкой волной потерянного принца в златом венце.
Боль на дне зрачков разгорается.
- Ты вернёшься? - кричит он, натягивая тёплую ещё накидку на плечи. - Вернёшься?
И солгать нет сил, а потому Тёмный молчит, поднимаясь выше.
Сумрак густеет. Молчат холмы. Прошлое и грядущее сходятся в одной точке, и точка эта есть он сам.
И по правую руку, далеко-далеко, сквозь дракона прорастает голодный город, и цветы оплетают оголённый хребет - синие лепестки, пурпурные тычинки, жёсткие красноватые плети, запах ржавчины и моря. Дракону суждено обрести не королевну, а чудовище; впрочем, это почти одно и то же.
А по левую руку, ещё дальше, кружат над чёрной воронкой одиннадцать чудовищных птиц, и под властью их равно и люди, и химеры. Появится двенадцатый, непохожий на прежних, а на зов его придёт ведьма - та, что станет и сестрой, и невестой для них.
Внизу же, под крылами, лежит город, который должен исчезнуть.
Судьбу изменить тяжело. Тёмный распускает полотно и ткёт заново, вплетая самого себя меж нитей основы.
Здесь не будет смерти, нет, нет. Лишь одиночество.
Здесь не будет смерти, о, нет.
Смерти нет, о свет мой.
Смерти нет.
Морган проснулся от острой боли под нижним краем рёбер, словно чёрная воронка открылась прямо в солнечном сплетении. Лицо было мокрое, руки дрожали. На языке таял призрачный вкус вина, сладкого и густого.
И никакого чили.
- Стерва, - пробормотал он, сгибаясь в три погибели и точно зная, что Шасс-Маре не услышит. Или сделает вид, что не слышит. - Маленькая мерзавка. Чтоб ты сдохла…
От чувства невосполнимой потери горло сжималось. Каждый вдох давался через силу, через всхлип, и это чужое, страшное горе отступало мучительно медленно, хоть вместе с куском лёгких его вырезай.
На часах было без двадцати семь.
Пошатываясь, он выбрался из кровати и поплёлся в ванную комнату. Включил душ так горячо, как можно было вытерпеть, и встал под воду, низко опустив голову и упираясь руками в стену.
Хотелось орать до сорванного горла.
Глава ХV.
Формально до пятого числа никакие официальные учреждения не работали - рождественские каникулы.
Но, разумеется, правило не касалось ни полиции, ни пожарной службы, ни госпиталя.
Как в этот список затесалась ещё и мэрия, история умалчивала. Но сейчас Морган не возражал. Завтракать дома он не стал, чтобы избежать ненужных вопросов, а испугать кого-то мертвенной бледностью на работе было куда сложнее,
тем более что после выходных многие напоминали ожившие трупы - до третьей чашки кофе. Кэндл и вовсе взяла два выходных за свой счёт, и никого такой оборот событий не удивил.
Настоящие проблемы начались около четырёх пополудни.
Оакленд сунулся в комнату для отдыха красный, как ошпаренный:
- Слушай, тут звонок из офиса твоего отца. Требуют тебя, срочно.
- То есть я должен трубку взять?
- Ну да.
Спускаясь вниз, он готов был услышать на том конце провода голос Годфри, но говорил кто-то другой - вроде бы робко, запинаясь и путаясь, но фактически за показной неловкостью пряталась неумолимая жёсткость. Некогда было даже вставить слово, чтобы возразить.
Но Морган сумел - как только понял, кто звонит.
- Послушайте… Дрейк, кажется? Вы ведь секретарь моего отца, верно?
- Личный помощник, - сухо поправила трубка.
- Прекрасно. Во-первых, я не понимаю, зачем мне ехать в офис мэра, - немного слукавил он. - Во-вторых, когда папа хочет пообщаться, он звонит лично.
На том конце выразительно помолчали.
- У мистера Майера сейчас важная встреча.
- Да? С кем же?
- Это конфиденциальная информация, мистер Майер-младший.
Стало смешно.
Выводы напрашивались простые: кто-то - или Гвен, или Саманта - успел провернуть дело. И результат не понравился «Новому миру», а всемогущего господина мэра вызвали на ковёр.
«Хорошо бы не к Кристин».
От этой мысли делалось жутковато.
- Вы должны немедленно явиться в наш офис, - снова завёл шарманку секретарь. - Мистер Майер поговорит с вами, как только освободится.
- Я никуда не пойду один, - ответил Морган. Если та сторона принялась играть жёстко - значит, и он мог слегка приоткрыть карты. - Сомневаюсь, что распоряжение отдал господин мэр лично, а подчиняться кому-то из «Нового мира» я не собираюсь. - Трубка закашлялась. Похоже, выстрел угодил в яблочко. - С отцом мы поговорим вечером, дома. Всего доброго, мистер Дрейк, и не беспокойте меня больше по личным вопросам в рабочее время.
Он нажал на отбой и обернулся к Окленду, методично протирающему очки.
- Семейные проблемы, экхм? - поинтересовался тот, прокашлявшись.
- Что-то вроде. Точнее сказать, в мои семейные проблемы лезет кое-кто посторонний.
- Не завидую я этому постороннему, - фыркнул он.
Причина, по которой «Новый мир» зашевелился, обнаружилась на шести десятках новостных сайтов и в пяти крупных газетах, включая «Дейли Миррор». Известие о попытке снести старинную башню действительно попало в точку читательского интереса. Ссылку на публикацию в «Форест Сан» кинули в комментарии к блогу
