Люди как птицы (СИ) - Гребенкин Александр (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
— Да у меня голова гудит. Я уже устала от застолья, вообще, не очень всё это люблю. Если бы не Максим — давно бы ушла. Хочется поддержать его…
— Да, Максим Ковалевич — славный парень, один из немногих оставшихся независимых художников, — как-то тихо, будто себе под нос, произнёс писатель.
— А остальные что, уже не свободны? — удивилась я.
Булатов тяжело вздохнул, швырнул окурок в урну, поправил причёску и оглянулся. Аллея была пуста.
— Ну, будем откровенны и без церемоний. Большинство тех, кого вы видите, уже подписали договор, — сказал он чуть дрогнувшим голосом.
— Договор с кем?
— С Сублицким…
— Это один из заместителей комиссара? Но ведь есть же сам Барабанов…
— Барабанов ничего не решает. Ты получаешь зелёный свет, когда подписываешь договор с Сублицким, продаёшься новой власти. Да, милая Гера, это уже и не та власть, что пришла в семнадцатом. Происходит «тихий переворот». Предскажу, что тех, кто начинал революцию, вскоре вырежут всех, без остатка, либо же отодвинут на задворки… Те, кто хочет остаться у кормушки, у руля, жить и работать — подпишут договор. И их души будут у Сублицкого!
Зашумели деревья под ветром, и несколько листьев, кружась, упали на аллею.
— Хм, а Боков? Какой необычный человек. Его ведь не сломишь — в задумчивости произнесла я.
Булатов начал шарить в карманах, вынул новую папиросу и опять закурил. Затянувшись, кашлянув, он произнёс:
— Боков — осколок старого мира… Он даже не осколок, а остров! Он ещё из тех романтиков, кто застал бурю и делал бурю. Последний демон. Но мне, кажется, и его могут либо приручить, либо уничтожить.
— А кто же не подписал этот договор?
— Ну, Максим ещё держится. Я… Жора Аггелов…Алёшин… Ещё кто-то… Но что из этого выйдет?
— Боже мой, неужели всё это так обязательно? — недоумённо сказала я.
— Если хочешь нормально жить и работать — да! А не подпишешь — пробивайся сам!
Он подмигнул мне:
— Ну, ничего, пробьемся! В следующем месяце — премьера моей пьесы в театре. Приглашаю вас, контромарочки будут.
Я поведала Булатову о том, что мою квартиру займёт Верлада.
Михаил шепнул на ухо:
— Не бойтесь, вам он ничего не сможет сделать! Будут трудности, не гнитесь перед ним, ничего не просите, а обращайтесь ко мне.
И он широко улыбнулся.
***
Громко стучат часы, неумолимо отмеряя время. Из бархатной темноты со стен светят глаза людей разных эпох и времён. Рядом в далёких мирах пребывает Максим.
Осеннее утро льётся белым серебром. Я потихоньку призываю к себе свет, втягивая его прозрачные и непрочные нити в комнату. Нити рвутся, но становится светлее, и, разорвав гряду тяжёлых туч, белое холодное солнце засверкало в облетевшем городе.
Я выскальзываю из комнаты, лечу сквозь коридор, двери и взмываю навстречу порывистому ветру. Он несёт листья, которые шелестящим дождём ласкают моё лицо. Я умываюсь свежим ветром, взлетаю вверх, к холодным и быстрым облакам, которые рваными островками несутся по небосводу.
Мне не хочется лететь домой, где живут чужие люди, моя комната пуста, но там ждёт меня мой ворон, я же не могу бросить друга…
Когда я возвращаюсь, немного встревоженный Максим уже ждёт меня на пороге, встречая радостной улыбкой. На мои руки садится важный и неугомонный мой питомец.
Я обнимаю Максима, и моя рука доверчиво забирается в его рукав. Мы шагаем, и его тепло переливается мне.
Спустя день мы заезжаем в бывшее моё жилище, теперь занятое чужими людьми, за вещами.
Правда моя комната не занята, но я не могу более в ней оставаться.
Комнаты, занимаемые Верладой сегодня открыты, в них полотёр до блеска натирал пол. Здесь видна дорогая мебель в холстинных чехлах.
— Степана Игнатьевича нет дома, — сообщил полотёр.
— Мы только заберём свои вещи…
Но может это и лучше, что Степан Верлада не видит наших сборов. У них с Максимом в последние дни слегка натянутые отношения.
Но, когда я вечером захожу ещё раз в этот дом, чтобы забрать то, что не успели, дверь моей комнаты открывается. Я оборачиваюсь со стуком в сердце.
На пороге застыл Степан Верлада собственной персоной, моргающий красноватыми, как у кролика, глазами.
После холодного приветствия с обеих сторон, он произносит:
— Гера, я хотел бы переговорить с вами.
И увлекает меня в свою комнату. Я до сих пор, спустя многие годы, чувствую клещи пальцев его руки. Он что-то долго говорит, и я не очень помню содержание его речи. Помнится, что он уговаривал меня остаться.
— Дорогая Гера, зачем вы съезжаете? Я думаю, мы могли бы стать добрыми соседями, друзьями. Мне кажется, мы могли бы найти много общего во взглядах на мир…
— Вы так думаете? Что же общего вы нашли? — иронично спрашиваю я.
— Ваши необыкновенные способности, помноженные на мой талант, дали бы великие всходы!
— Те же, что и посеянные Язоном зубы дракона?
— Ну, что вы говорите! Мы бы сделали много…хм… хорошего… в наших общих интересах! — рассудительно сказал он. — Никому никакого вреда! Никакого! О, как бы мы зажили! Представьте себе, какую карьеру можно сделать в этой стране!
Я нахмурила брови, переполненная возмущением.
— Пожалуйста — делайте карьеру! Но без меня! Тем более, что у вас есть для этого все способности, ваш необыкновенный талант архитектора…
Верлада развёл руками.
— Понимаю, вы не можете простить мне вселения на жилплощадь дорогого вам человека. Но он ведь уже покойный… Вдумайтесь! Сюда могли бы вселиться другие, чуждые вам по духу и культуре люди… А я, всё таки, ближе к вам… Мы с Максимом долгое время дружили…
— Но сейчас между вами нет ничего общего, Степан Игнатьевич.
То, что я назвала его по имени приободрило его.
— А вы знаете, что этот дом спроектировал и построил мой отец! Выдающийся архитектор! Я можно сказать вернулся к себе домой! Только раньше нам принадлежал весь дом!
Я в растерянности смотрю на него.
— Да, весь дом, Гера! Но я понимаю, сейчас другое время, другие люди… Ну, что же, значит так нужно…
— Ну и живите, я же не против, — пролепетала я.
Он хватает меня за руку. Его янтарные глаза горят.
— Гера, вы не даёте мне спать по ночам, вы преследуете меня! Это потому, что я люблю вас! Да, да, люблю!
Я вырываю руку:
— Опомнитесь, Степан Игнатьевич!
Он бухнулся передо мной на колени:
— Помогите, спасите! Станьте моею! Я ведь без вас погибну, любимая моя Гера! Я вас озолочу, вы будете жить, как королева!
— Что вы, Степан Игнатьевич, немедленно встаньте! — крикнула я в отчаянии.
Он охватил мой стан, уткнулся носом в живот и зарыдал.
Я отпихнула его и схватила свой узел.
Он подхватился и приблизился ко мне.
— Гера, подумайте, к кому вы уходите. Вы знаете, что Ковалевич женат? Что его жена живёт в Чернигове, а он с нею даже не разведён?
Это известие ударило меня как плетью!
— Это неправда! Вы просто наговариваете на Максима!
— Это правда! Он лжец! Он лжёт вам!
Я повернулась к нему спиной, чтобы взять вещи, и вдруг он грубо облапил меня, стал тискать, целовать в шею и щёки.
— Нет, ты будешь моей!
Но он не на ту напал!
Я ловко вывернулась из его объятий, и вскоре он хватал перед собою воздух!
Два шага — и я уже на балконе. Привычном путём ловко взобралась на крышу.
— Гера, постойте! Вы пожалеете об этом!
Он не видел, как я свечкою поднялась в чистое, ярко синее, очень высокое небо. Воздух был ломким, очень прозрачным.
Я поднималась всё выше, к многочисленным облакам, сквозь неплотную ткань которых лились потоки солнечного света, озаряя землю и крыши, словно гигантский фонарь.
Я поднималась всё выше, пока не стало трудно дышать.
Я чувствовала свободу и даже забыла о вещах, оставленных в комнате. Я парила среди быстрых облаков и долетела до грозных бастионов крепости, где и отдохнула. Только там я поняла, что душу мою гложет неутолимая печаль.
