Дитя тьмы - Кук Глен Чарльз (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
– Да, смысл в этом есть, хоть и извращенный. А ты, выходит, проницательный. То-то я поражался, что он не навешивает на нас грязных дел вроде того, чтобы прирезать кого-нибудь. Теперь понятно.
И здесь Насмешник совершил несвойственный ему поступок. Он, отодвинув стул, поднялся из-за стола, хотя на том оставалось полным-полно вкусной еды. Рагнарсон двинулся вслед за ним.
– Не связывайся с Гаруном, – проговорила Непанта. – Ну пожалуйста.
Браги вгляделся в ее лицо. Женщина была искренне напугана.
– Ну что я могу сделать? – сказал он. – Если твой муженек что-то решит, то становится непоколебим как ледяная скала.
– Знаю, – ответила она, прикусив губу.
– Но мы правда же ничего не планируем. Гаруну придется потратить много слов и употребить все свое красноречие, чтобы нас уговорить. Мы нынче не такие голодные, как когда-то.
– Может, да, а может быть, и нет. – Она начала убирать со стола. – Насмешник не жалуется, но он не создан для этого. – Она обвела рукой дом. – Конечно, он остается здесь и старается все делать ради меня, но он чувствовал бы себя счастливее где-нибудь в другом месте, сидя без гроша под проливным дождем и убеждая пожилых дам в том, что является великим предсказателем. Вот почему он любит Гаруна. Спокойствие и безопасность для него ничто, а схватка умов – все.
Рагнарсон пожал плечами. Он не мог сказать того, что ей так хотелось услышать. Ее оценки не расходились с его взглядами.
– Я сделала его несчастным, Браги. Когда последний раз ты видел его весельчаком-клоуном, каким он был когда-то? Когда последний раз он вдруг отклонялся от темы и выступал с дикими гипотезами, что наш мир шарообразный или что он подбит снизу утиными перьями и плавает в океане вина, или какую-то иную шутку в этом роде? Браги, я его убиваю. Я его люблю, но в то же время, да простят мне Боги, веду к гибели. И я ничего не могу поделать.
– Мы – лишь то, что мы есть, и произойдет то, что должно произойти. Если он вернется к прошлому, запасись терпением. Мне ясно одно. Ты для него – богиня. Он вернется. Для того, чтобы остаться навсегда. События, уходя в прошлое, покрываются дымкой романтики. Небольшая доза реальности может оказаться прекрасным лекарством.
– Надеюсь. Мы еще поговорим. А сейчас позволь мне закончить уборку.
Она явно хотела как следует всплакнуть.
Когда наступила темнота, Рагнарсон и Насмешник все еще сидели на ступенях у главного входа. Бочонок пива изрядно опустел. Приятели говорили мало. Они были не в том настроении, чтобы предаваться воспоминаниям. Браги изучал владения Насмешника. Было видно, что парень трудится упорно, но все сделано кое-как. В хозяйственных постройках отсутствовала завершенность, и это говорило о том, что строителю, в общем, было на них наплевать. У него явно не хватало терпения. Дом Насмешника, бесспорно, выдержит до конца жизни хозяина, но столетий, как жилищу Рагнарсона, ему не простоять.
Браги покосился на Насмешника. Друг выглядел осунувшимся и постаревшим. Попытки стать тем, кем ему быть не дано, убивают его. Да и сердце Непанты тоже разрывается. Интересно, насколько глубокая трещина пролегла в их отношениях?
Непанта приспосабливается легче. Когда их пути впервые пересеклись, ей было двадцать восемь и она панически боялась мужчин. Она уже давно не та романтическая особа. Теперь Непанта больше напоминала приземленную, практичную, битую временем и ветрами крестьянку из затопляемых равнин в долине реки Серебряная Лента. Изменение такого образа жизни и ей, возможно, сможет пойти на пользу.
В Насмешнике же всегда сидели два разных человека, чувствовавших себя в любом окружении как дома. Существо внутри него было твердым как скала, к которой он был надежно прикован. Существо же, обращенное наружу, меняло окраску в зависимости от обстоятельств. И теперь в обстановке, где ему приходилось быть постоянно самим собой, он чувствовал себя страшно уязвимым. Отсутствие опасностей способно свести с ума человека, который всю свою жизнь только и делал, что приспосабливался к ним.
Рагнарсон так и не научился лезть в души людей. Он всегда чувствовал при этом какую-то неловкость. Фыркнув, он вытянул пинту теплого пива. Ну ладно. Плевать. Что есть – то есть, а что будет – того не миновать.
Раздался громкий вопль. Рагнарсон от неожиданности поперхнулся пивом, и жидкость потекла по его бороде. Вытерев выступившие слезы, он увидел в воздухе перед собой огромного филина. Он уже видел раньше эту птицу. Она служила посланцем Зиндаджиры Молчаливого – чародея, гораздо менее располагающего к себе, нежели Визигодред, который использует в качестве посыльного Марко.
– О горе нам, о горе! – возопил Насмешник. – Привет из преисподней! Лично я считаю, что из этого пернатого оратора получится преотличное рагу, а письмо, примотанное к ноге, сгодится в качестве растопки дров для его приготовления.
– Тот карлик нам сейчас здорово пригодился бы, – сказал Рагнарсон. Он, как и Насмешник, проигнорировал послание.
– Это почему же?
– Он умеет говорить с филинами на их собственном языке.
– Это так же верно, как существование пернатой жабы.
– Шиллинг?
– Лично я, погруженный в печаль и пребывающий на грани нищеты, не могу принять пари, когда его предлагает друг Медведь, знаменитый тем, что делает ставки только в тех случаях, когда выигрыш ему обеспечен. Возьми письмо.
– Почему не ты?
– Лично я, являясь благородным хозяином, во-первых, не в ладах с грамотой, во-вторых, отошел от жизни авантюриста, и, в-третьих, оно меня не интересует.
– Вот и я такой же.
– В таком случае прирежь птицу.
– Думаю, что не стоит. Зиндаджира сделает рагу из нас. Даже не прирезав предварительно.
– Что ж, чему быть – того не миновать… Вперед! – Последнее слово Насмешник проорал изо всех сил.
Филин подпрыгнул от неожиданности, но не отступил.
– Угости его пивом, – сказал Рагнарсон.
– Э-э-э?
– Это явится проявлением гостеприимства. Разве не так?
Пожалуй, сам он выпил чересчур много. В таком состоянии у него всегда начинает проявляться какое-то детское чувство юмора. Наверное, недаром существует старая поговорка: «Пьян, как хохочущий филин». Им овладело любопытство – захотелось немедленно проверить, насколько народная мудрость соответствует истине.
Насмешник поставил свою кружку перед птицей. Та выпила.
– Ну ладно. Посмотрим, чего хочет от нас Черная Рожа, – сказал Браги, снимая с ноги филина послание. – Хм-м… Ты не поверишь. Он говорит, что простит нам все наши долги и прегрешения – как будто таковые существуют, – если мы схватим для него женщину, именуемую Мгла. Старый негодяй никак не может успокоиться. Сколько лет он копал под Визигодреда? А теперь он хочет навредить, используя женщину.
– Угрозы? – нахмурился Насмешник.
– Ничего особенного. Какие-то намеки на то, что он не желает во что-то вмешиваться. В духе того, что передал Визигодред.
– Малодушный бездельник, ищущий убежища в подземных темных склепах, обжитых троглодитами. Лично мне – хватит! Оставьте несчастного, старого, жирного глупца мирно чахнуть.
Он, похоже, все больше и больше начал проникаться жалостью к себе. Из одного огромного карего глаза выкатилась слеза. Насмешник вытянул руку, положил ладонь на плечо Рагнарсона и сказал:
– Моя матушка, давным-давно покинувшая этот мир, любила напевать песню о бабочках и осенних паутинках. Хочу тебе ее спеть.
Он замычал, стараясь нащупать мелодию.
Рагнарсон помрачнел. Насмешник был сиротой. Он не знал ни отца, ни матери. Родителей заменял ему старый бродяга, с которым он путешествовал до тех пор, пока не подрос достаточно для того, чтобы смыться. Браги слышал рассказ о несчастном детстве по меньшей мере сотню раз. Но в поддатии Насмешник начинал врать больше, чем обычно. В таких случаях надо было либо его ублажать, либо быть готовым к драке.
Филин весьма критически отнесся к музыкальным упражнениям Насмешника. Он отвратительно завизжал, захлопал крыльями, взмыл в воздух и полетел на восток, закладывая пьяные виражи.