Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ) - Смирнов Владимир (прочитать книгу .TXT) 📗
— Делай всё в точности и быстро. И ещё. Буду ругаться — не пугайся. Выполняй. Запомни накрепко — не пугаться. Повтори.
— Не пугаться…
— И?
— Выполнять.
— Молодец.
Не пугайся. Легко сказать! Как бы самому в штаны не наложить со страху.
Всё. Дальше откладывать нельзя.
Вторак ещё раз проверил ножи, отнёс к кровати, выложил на столик, смочил тряпочку отваром, провёл по животу Миланы.
— Готова?
— Готова, волхв.
— Держись.
Дубовая палочка удилами легла в рот Миланы, Вторак на миг закрыл глаза, моля своих раджинских богов о помощи и взялся за первый, самый короткий и тонкий нож. Ах, ты ж, чуть не забыл.
— Улька, бегом сюда, неси дурман!
***
— Переговоры, — пожал плечами Ёрш, глядя на белое полотнище в стане змеёнышей.
Мечислав с напускным спокойствием покачал головой:
— Так скоро?
— Три к одному в нашу пользу, — Ёрш почесал культю и попытался передразнить смешной говор Дядюшки Хэя. — Лун не числятся среди глупцов!
— Не числятся. Жаль, Вторак занят. Не знаю, как поступить.
— Дурак, — буркнул Тихомир. Мечислав посмотрел на учителя, пытаясь разгадать новую загадку. Кто дурак? Воевода понял, что в голове князя не хватает мозгов, махнул рукой, отвернулся, сокрушённо качая головой. — Учишь, учишь — кулаки в кровь разбил, а толку?
— Дядя Тихомир, не трави душу. Видишь, сомневаюсь?
Воевода словно с цепи сорвался:
— В чём, дурак? Не помнишь, что я — завсегда на стороне слабых? Ты бы в силе и славе на переговоры пошёл?! Забыл, что худой мир лучше доброй ссоры?
— Худой мир — это как, дядя Тихомир? Когда он — говорит, а я — делаю? Таков он — худой мир?
— А тебя брат у кряжицких стен сразу стрелами закидал, или дал слово сказать? Напомнить, что даже Четвертак не зарезал вас, щенков в тереме, а всего лишь выгнал?
— Всего лишь?!
Мечислав задохнулся, затрясся, сжал кулаки, нижняя губа подпёрла верхнюю, выдвинулась, ноздри раздулись, в глазах блеснула сталь.
— Он меня всего лишь выгнал? Просто выгнал, и ничего больше, да?!
— Да! — Ещё ни разу князь не видел учителя в ярости. Казалось, кто-то другой, годами прятаемый в оболочке Тихомира, порвал, наконец, кожу и вылез наружу. Глаза у этого другого горели яростным небесным огнём, на напряжённой шее выступили жилы, губы растянулись оскалом, обнажив зубы до дёсен. — Просто выгнал!! И ничего больше!!!
Стоян, догадался Мечислав. Это уже не Тихомир: тот никогда не позволил бы себе брызгать слюной на князя. Вот кого Миродар выгнал из Кряжича. Просто выгнал, хотя мог бы и зарезать. Было за что. Этот человек опасен по-настоящему, подсказал рассудок. Не человек — ураган. Не стой на пути, прячься к Змею.
Человек-ураган выпустил первый пар, прислушался к собственному эху, повернулся к Дядюшке Хэю, невозмутимо смотрящему на безобразную сцену.
— Ну что ты с ними будешь делать, а? Зарубить их, чтобы не мучились? Брат ему жизнь оставил, да ещё свою отдал. Четвертак помиловал, хотя мог все вопросы вмиг решить, а этот знай себе — зло растит, холит и лелеет. Когда уже этот щенок поймёт, что всё сложнее, а? Что простыми решениями только краду себе рубить?
Не убьёт, пришло осознание. Теперь точно не убьёт. Нет, этот человек не опаснее Тихомира: немного страшнее — да, не отнять. Но не опаснее. А вот глупостей наделать для него — раз плюнуть. И на одну глупость он, кажется, уже решился. Когда же ты, Мечислав Бродский, научился понимать людей? Читать, словно книгу? Стоишь, смотришь, как воевода, твой учитель сбрасывает шелом, скидывает перчатки, снимает кольчугу и, оставшись в одной стёганой рубахе, идёт на белый флаг. Смотришь на всё это и понимаешь: не на переговоры он идёт. Стоять против тебя, как год назад ушёл с тобой от Твердимира. И что бы ты ни сделал, не изменит Тихомир своего решения.
— Стой! Воевода! Стой!
Тихомир замедлил шаг, спина напряглась, но останавливаться и оборачиваться не стал. Ждёт стрелу в спину?
— Да погоди ты! Я с тобой!
Мечислав расстегнул пояс с мечом, бросил на землю, кинулся вслед за учителем. Тот повернулся, посмотрел на ученика, покачал головой, но решил промолчать. Правильно, мелькнуло в голове. Это — правильно. Дал возможность сохранить лицо перед войском. Пусть все знают — воевода убедил князя идти на переговоры.
Уже догнал, шёл рядом, услышал за спиной торопливые шаги, обернулся. Дядюшка Хэй бежал вполоборота, отмахиваясь от Ерша, спешно отстёгивающего оружие. Одной рукой расстегнуть бляху не получалось, Ёрш ярился, требовал от мальчишки — оруженосца поторопиться. Мечислав махнул рукой — стой, мол, мало ли как оно там повернётся, хоть кто-то должен возглавить войско.
— Как бы ни повернулось, — запыхавшийся Хэй говорил по слогам, — хинайцы первыми должны войти в логово.
Тихомир вразвалку мерял поле, буркнул вполголоса:
— Чего вам не терпится?
— Первыми. Это важно. Мы знаем, что делать, как быть. Ваши всё только испортят. Если первыми войдут ваши, Лун не усмирить. Никогда. Знаете, на что способен разъярённый Лун?
— Будто, он сейчас — само спокойствие, — хмыкнул Мечислав.
— Лун хочет говорить. Всё ещё можно исправить. Страшно будет, если Лун захочет молчать.
— И что тогда?
— Тогда он уйдёт. Тогда он перестанет оборачиваться человеком. Тогда он вернётся через сто лет. Со всем выводком. Тогда ни хинайцев не хватит, ни раджинцев.
Дядюшка Хэй совсем запыхался, говорил коротко.
— Хинайцы первыми должны войти в логово. Что бы ни произошло. Обещай.
— Обещаю, Дядюшка Хэй. Иди к Ершу, скажи ему.
— Ага-ага.
Дядюшка остановился, поклонился, побежал обратно. Мечислав смотрел, как хинаец говорит с Ершом, кивнул на вопросительный взгляд, дождался ответного кивка. Не нравится Ершу идея с переговорами. Куда деваться — никому она не нравиться. Только Тихомиру. Стоит, пыхтит, перетаптывается с ноги на ногу.
— Пойдём? Заждались.
Мечислав посмотрел на поле. Оказывается, пока он перемигивался с Ершом, на середину уже вышел Гром и ещё какой-то змеёныш с неподрубленными крыльями. Сталбыть — не Двубор — его культи запомнились накрепко.
Глава четвёртая
Мечислав с Тихомиром шли неспешно, лениво. Князь осматривал древние, иссечённые трещинами горы, переводил взгляд на дальний высокий берег, зимний лес, смотрел в чистое морозное небо, прищурился на солнце. В общем, изо всех сил старался не опускать взгляд на землю: так ещё с детства учил воевода. Сам он шёл рядом, голова гордо поднята, взгляд поверх голов, губы плотно сжаты, лишь ноздри раздуваются, выдавая чувства.
Гром ожидал, всем телом опёршись на палку. Казалось, он не слышал перепалки между Мечиславом и Тихомиром, словно его вообще не касалось то, что здесь происходит. Стоит на поле путник, отдыхает, любуется видами. А навстречу идут двое. Безоружные, безопасные. Чего бояться старику?
А и правда, чего ему бояться, если за спиной — сотни змеёнышей, в краткий миг готовые кинуться на защиту Отца? Что ему стоит уйти под их преданность и отдать Мечислава на растерзание? Надо было ближе к своим остановиться, на расстоянии полёта болта. Теперь поздно. Встал в пяти шагах, сложил руки на груди, оценил кривую ухмылку на губах Грома. Конечно, что ему эти пять шагов? Один прыжок. Только и осталось — показывать своё безразличие перед опасностью.
— Приветствую Грома, Отца и предводителя Змеева племени.
Плечи Змея дёрнулись, будто в беззвучном смехе.
— Здравствуй, Мечислав, князь Орды, пришедшей в мою долину.
— Сначала ты пришёл на наши земли.
— Сначала, вы вырезали всё моё племя. Читай древние хроники, там всё написано. Кое-кто, возможно, описал, как убивал моего отца. Кто-то, наверное, сложил песню об убийстве моей матери. Возможно, ты найдёшь тексты об охоте на родителей Вьюги. Охоте, слышишь? Мы же не люди, нас не убивают. На нас просто охотятся.
— Отчего же ты не улетел?
Гром развёл руки, посох в левой руке отклонился, словно для удара.
