Первый король Шаннары - Брукс Терри (чтение книг TXT) 📗
Но важнее всего оказалось взаимное желание поделиться некоторыми из своих секретов, сохранив другие при себе. Возможно, последнее в большей степени относилось к Марет, чем к Кинсону, поскольку из них двоих именно она отличалась скрытностью и превыше всего ценила неприкосновенность частной жизни. Она с самого начала оберегала свои тайны, и Кинсон чувствовал, что, несмотря на откровения последних дней, продолжала придерживаться этого правила. Впрочем, Кинсон не видел в этом ничего дурного и считал, что каждый имеет право самостоятельно решать свои проблемы, не вмешивая в это других. Решившись пойти с ними, Марет рисковала не меньше остальных. Удастся Бреману помочь ей справиться с ее магическим даром или нет, неизвестно. Гарантий никаких. Марет наверняка понимала это. После того как они покинули Каменный Очаг, старик лишь вскользь упомянул о том, что ее интересовало, но она не настаивала.
Во всяком случае, после этих откровенных бесед они стали ближе. Отношения между ними развивались постепенно и осторожно, и теперь каждый мог правильнее оценивать слова и поступки товарища. Кинсону это нравилось.
И все же между ними оставалась дистанция, которую он не мог преодолеть, отчужденность, неподвластная ни дружескому слову, ни доброму поступку. Она исходила от Марет, и, хотя девушка держала на расстоянии не только Кинсона, иногда, когда он размышлял, насколько ближе они могли бы стать, ему казалось, что лишь он один не удостоен ее доверия. Он не знал, в чем причина, но полагал, что дело в привычном страхе, как будто что-то заставляло ее держаться отдельно от других: какая-то слабость или порок, а может быть, какая-то тайна, настолько ужасная, что он и представить себе не мог. Время от времени вскользь брошенное слово или случайный жест давали ему почувствовать, как мучительно она старается вырваться из добровольного заточения. Но, судя по всему, ей это никак не удавалось. Словно существовал некий незримый круг, пределы которого Марет никак не могла покинуть.
Поэтому теперь, после неожиданного поцелуя, Кинсон испытывал определенное удовлетворение, как будто ему удалось — пусть лишь на миг — разорвать этот порочный круг. Ему вспомнилось выражение ее лица, когда он уходил. Вспомнилось, как она обхватила руками свое маленькое тело, словно хотела защититься.
Улыбнувшись про себя, Кинсон продолжал шагать вперед. Теперь Дехтера была совсем близко, и он мог разглядеть детали: стены и крыши домов, свет в окнах и у входных дверей, аллеи, где шныряли крысы, и улицы, по которым слонялись бездомные, рабочих, бредущих по своим делам в жарком тумане. Он перестал думать о Марет. Задача, стоявшая перед ним, требовала полного внимания, не оставляя места для других мыслей. У него еще будет время подумать о девушке. Еще мгновение Кинсон позволил ее образу задержаться перед своим мысленным взором, а затем отмел его прочь.
Житель приграничья вошел в город по одной из нескольких главных улиц, стараясь попутно изучать строения и толпившихся вокруг людей. Он оказался в рабочем районе, среди множества складов и ангаров. Плоские тележки, запряженные ослами, везли к печам металлический лом на переплавку. Кинсон окинул взглядом изъеденные ржавчиной строения, по большей части заброшенные и полуразрушенные, и двинулся дальше. Он пробирался через квартал маленьких мастерских, где кузнецы работали в одиночку, используя допотопные инструменты и формы для литья. В их незатухающих горнах выполнялись простые работы. Следопыт шел мимо куч шлака, груд металлолома, штабелей строительных материалов и рядов заброшенных домов. Из труб поднимались едкий, проникающий повсюду дым и копоть. Кинсон поспешил прочь. В отблесках уличных фонарей и печных огней мелькали и прыгали тени, мелкие пронырливые существа то и дело выскакивали из своих укромных уголков и снова исчезали в темноте. Мимо шли усталые сгорбленные люди — поденщики, обреченные перебиваться от получки к получке всю жизнь, покуда смерть не призовет их душу. На него мало кто обращал внимание. Никто с ним не заговаривал.
Он дошел до центра города. Близилась полночь. Унылый вечер задыхался в городской жаре. Кинсон заглядывал в окна пивных и таверн, сомневаясь, стоит ли заходить. В конце концов он заглянул в одну-другую и пробыл там ровно столько, чтобы послушать, о чем говорят, спросить о том о сем, выпить стаканчик и уйти. Кто в городе делает самую тонкую работу? Кто из кузнецов непревзойденный мастер своего дела? Каждый раз ответы были разными, а причины того или иного выбора различались еще больше. Перебирая имена, которые он услышал несколько раз, Кинсон остановился на нескольких средних по размеру кузницах и решил проверить, что за кузнецы там работают. Некоторые отвечали ему ворчливо, только чтобы отделаться. Другие были более словоохотливы. Один или двое дали обдуманные ответы. Кинсон слушал, согласно улыбался и шел дальше.
Полночь пришла и минула.
— Сегодня ночью он не вернется, — сказал Бреман, глядя с холма на город, и, несмотря на жару, поплотнее укутал плащом свое иссохшее тело.
Марет молча стояла рядом с ним. Они следили за жителем приграничья до тех пор, пока он не скрылся из виду, пока его все уменьшавшаяся фигурка не слилась с надвигавшейся темнотой. Небо озарилось светом звезд и месяца, видимых с холмов, но не из плотно укрытого дымом города, лежавшего в низине.
Бреман повернулся, сделал несколько шагов влево и уселся на кочку, поросшую густой мягкой травой, стараясь поудобнее пристроить свои старые кости. Он удовлетворенно вздохнул. С каждым днем ему нужно было все меньше и меньше. Старик хотел было поесть, но понял, что вовсе не голоден. Он смотрел, как к нему подошла Марет и, не спрашивая разрешения, села рядом, устремив взгляд во тьму, точно что-то ждало ее там.
— Есть хочешь? — спросил он ее, но девушка отрицательно покачала головой.
Старик научился узнавать этот взгляд, когда она, погрузившись в свои мысли, возвращалась в прошлое или размышляла о будущем. Ведомая своим неспокойным духом и неудовлетворенным сердцем, она частенько уносилась прочь. Такова уж была Марет.
На время старик оставил ее в покое, чтобы самому собраться с мыслями и не выдать своих намерений. Дело деликатное, и если девушка почувствует, что на нее давят, то окончательно замкнется в себе. И все же выход есть, и они должны найти его сейчас.
— В такие ночи я вспоминаю о своем детстве, — наконец произнес он, глядя не на нее, а на вершины холмов и висящие над ними звезды, и улыбнулся. — Да, наверно, трудно даже представить, что такой старик, как я, когда-то был маленьким. И все-таки был, жил в горной стране, расположенной у подножий плоскогорья Ли, с дедушкой, искусным мастером по металлу. Даже в старости он сохранил твердую руку и верный глаз. Часами я наблюдал за ним, поражаясь его сноровке и терпению. Он очень любил мою бабушку и говорил, что, когда она умерла, с ней безвозвратно ушла часть его самого. Говорил, будто я послан ему вместо нее. Хороший был человек.
Он посмотрел на Марет и увидел, что теперь она с интересом смотрит на него.
— Другое дело — мои родители. Они были совсем не такие, как дедушка. Ни разу за свою короткую жизнь не смогли долго усидеть на месте и не унаследовали ни капли от дедушкиной увлеченности своим делом. Они постоянно переезжали с места на место, искали что-то новое, что-то другое. Совсем младенцем они оставили меня у дедушки — у них не нашлось времени заниматься мною. — Стариковская бровь задумчиво изогнулась. — Я очень долго переживал это, но постепенно начал понимать. Так часто бывает между родителями и детьми. Каждый разочарован в другом, а чем именно, сам не знает, да и не пытается узнать, и нужно время, чтобы преодолеть это разочарование. Так случилось и с моими родителями, когда они решили бросить меня.
— Но ты имеешь право рассчитывать, что родители будут с тобой, пока ты маленький, — заявила Марет.
Бреман улыбнулся:
— Я тоже так считал. Но ребенку не всегда понятны сложные проблемы взрослых. Малышу больше всего хочется, чтобы родители старались делать то, что лучше для него, но решить, что именно лучше, бывает не так просто. Мои родители знали, что мне будет плохо в странствиях с ними, ведь они не смогут уделять мне должного внимания. Они толком не уделяли его даже друг другу, а потому решили оставить меня с дедушкой, который меня любил и занимался мною. И поступили правильно.
