Осторожно, женское фэнтези - Шевченко Ирина (список книг txt) 📗
— Бесполезных?! — оскорбилась леди Пенелопа. — Уж простите…
— Вы меня простите, леди Райс, но я все же продолжу, — не повышая голоса, прервал целительницу Оливер. — Я выбрал не бесполезных. Я выбрал тех, чей опыт и знания должны помочь разобраться с проблемой. Например, к кому, как не к мисс Милс, обращаться, когда речь идет о наследии драконов?
Наверняка он и присутствию остальных нашел бы объяснение, но не понадобилось: упоминания драконов хватило, чтобы недовольство на лицах собравшихся сменилось тревожным интересом.
— Прежде чем рассказать, что мы уже узнали, — ректор переглянулся с инспектором, — попрошу вас, не обсуждая друг с другом, написать, сколько человек исчезло из академии и, если вам это известно, их имена. Элизабет, раздайте, пожалуйста, бумагу.
Я опасалась, что наставница или скелетоподобный профессор Брок возмутятся, что их вынуждают тратить время на игры вместо того, чтобы сразу раскрыть подробности дела, но никто и слова не сказал, пока я обходила стол и клала перед каждым чистый лист. И когда обошла снова, собирая записи.
Прежде чем отдать их Оливеру, с его молчаливого дозволения просмотрела сама.
«Трое», — написал Гриффит. Из имен — лишь мисс Сол-Дариен.
«Трое», — у мисс Милс. Имя Мартина Кинкина она знала, очевидно, от Саймона. Камиллу просто знала. О третьем исчезнувшем вспомнила лишь то, что он был некромантом.
«Виктор Нильсен, — написал профессор Брок. Он ушел с кафедры не так давно и Виктора мог знать лично. — Студент боевого факультета, мисс Камилла Сол-Дариен». Старик единственный записал пропавших в порядке исчезновения. Остальные, видимо из классовой солидарности, первой называли Камиллу.
«К. Сол-Дариен, В. Нильсен, М. Кинкин», — с деловой сухостью перечислила леди Пенелопа. Виктора она могла знать как пациента Грина. А Мартина? Запомнила имя из-за истории, приведшей меня на факультет целительства?
Так или иначе, все помнили только троих.
— Благодарю, — кивнул мне Оливер. — Теперь раздайте членам комиссии наши списки.
До совещания он попросил меня переписать в четырех экземплярах выдержки из протоколов. Сейчас внимательно наблюдал за читающими их преподавателями.
— Получается, — леди Райс наморщила лоб, — от нас скрывали информацию?
— Нет, — покачала головой мисс Милс. — Не скрывали. Потому что, если это правда…
Некрасивое лицо ее сделалось просто уродливым. Если это правда, то как она могла не заметить, что пропал один из ее студентов, — наверное, хотелось спросить ей. Но она молчала и продолжала хмуриться, дурнея на глазах с каждой появляющейся морщинкой.
— Если вы хотели нас впечатлить, вам это удалось, — повернулся к ректору череп Брока. — Самое время объяснить, что все это значит.
— Реальность меняется.
Вновь мои ожидания не оправдались: слова Оливера не вызвали недоверия, к ним сразу отнеслись серьезно. Но доказательства все же потребовали.
Ректор начал с рассказа о том, как лично убедился, что прежняя картина бытия замещается новой, когда ездил в столицу, а закончил тем, что сам теперь не вспомнил бы ни Германа, ни Чарли, не будь у него записей.
— Позвольте, — протянул некромант. — Какие записи? Как я помню, если реальность меняется, она меняется целиком и полностью, вместе со всеми свидетельствами, и лишь тот, кто непосредственно причастен к этим изменениям, помнит и старую, и новую действительность.
— А если кто-то помнит лишь старую? — спросила я.
— Тогда, мисс, это аномалия какая-то.
— Мы с инспектором неоднократно все проверили и пришли к выводу, что изменение реальности — единственное объяснение происходящему, — вернул себе внимание собравшихся Оливер. — Что до записей, позволяющих нам отслеживать искажения, то тут мы возвращаемся к вопросу присутствия мисс Аштон.
Все разом обернулись ко мне.
— Аномалия, — буркнула я. — Приятно познакомиться.
Ректор еще рассказывал, что стало причиной моей аномальности, а меня уже проверяли. Слава богу, без боевых заклинаний — просто прощупывали, убеждаясь, что я не могу использовать дар. Так колют иголками отнявшиеся конечности, определяя степень чувствительности. А чувствительность, в отличие от способностей, у меня была. Даже гиперчувствительность…
— Прекратите! — стукнула по столу леди Райс. — Вам говорят, что у девочки сломаны барьеры эмпатического восприятия, а вы навалились на нее скопом! Милорд, вы-то куда смотрите?
— Я? — Оливер виновато поежился. — Я не могу отслеживать степень воздействия…
— Малефик, — выцедила наставница.
— Да, — отрезал ректор, прежде чем его ладонь сжала мою руку. — Элизабет, как вы себя чувствуете?
— Можно воды? — прошептала я хрипло. Головокружение прошло, но во рту еще было горячо и сухо.
Он наполнил стакан из стоявшего рядом с ним графина и подал мне. Строго оглядел притихшую комиссию, но сказать ничего не успел: когда появлялась возможность вправить кому-нибудь мозги, леди Пенелопа не терпела конкуренции.
— Мисс Аштон — моя студентка, — громко произнесла она, вставая, чтобы глядеть на всех сверху вниз, — честная и ответственная девушка. И если кто-то сомневается в ее словах или думает, что Элизабет причастна к тем бесчинствам, что у нас творятся, я без труда докажу вам, что она заслуживает доверия больше, чем кто-либо из вас.
— Единорог, — сказал Оливер, испортив леди Пенелопе эффектную паузу. Милорд ректор тоже не любил, когда его перебивают. — Мисс Аштон помогает доктору Грину в работе с эноре кэллапиа и свободно контактирует с изучаемым объектом. Вам известно, что это лучший тест на честность. Благодарю, что напомнили, леди Райс. Теперь, надеюсь, мы можем продолжить обсуждение нашей проблемы?
— И не вздумайте применять магию к моей ученице, — пригрозила наставница, все-таки оставив за собой последнее слово.
За обсуждение проблемы взялись без энтузиазма. Об искажениях реальности известно слишком мало, чтобы вот так, посовещавшись, найти решение.
— Мы даже не знаем, сколько у нас пропавших, — вынужден был признаться Оливер. — Некоторые факты говорят, что исчез как минимум еще один человек. Библиотекарь.
Историю с формулярами он пересказывал, подглядывая в мои записи, и я с ужасом подумала, что, не будь этих заметок, он ее и не вспомнил бы. Хорошо, что тогда я сразу же все записала. Но…
Когда я писала книгу, там и слова не было о пропавших библиотекарях!
— Элизабет, — ректор поглядел на меня с тревогой, — вам все же нехорошо? Или я что-то неверно запомнил?
— Нет, все правильно, но я вдруг подумала, что, если помню старую версию реальности, должна помнить и исчезнувшего библиотекаря, — проговорила я неуверенно. — А я не помню. Значит, я либо помню не все, либо этот человек не исчез, а… Если он изменил свою судьбу — это ведь не то же, что исчез, да? И я о нем забыла. Или никогда и не знала. Потому что его… не было?
Как же сложно с этими искажениями! Что было? Чего не было? Но библиотекарь подходит. Библиотека подходит. Мы гадали, где могли пересекаться пропавшие, — почему бы не в восьмой секции, где хранятся книги о драконах?
— Сомневаюсь, что библиотекарь организовал бы такое, — леди Райс скептически поморщилась.
— Отчего же? — впервые с начала совещания подал голос Гриффит. — Все наши библиотекари — маги той или иной квалификации. А многие идут на эту работу именно затем, чтобы эту квалификацию повысить. Я сам в бытность аспирантом подрабатывал в книгохранилище. Имел неограниченный доступ к литературе и достаточно времени для ее изучения.
Слова правоведа, с одной стороны, подтверждали мою догадку. С другой — я уже набросала в уме портрет подозреваемого, исходя из сформировавшейся еще в детстве уверенности, что библиотекари рождаются уже тетками «за сорок» или занудными стариками, а нашему ничто не мешало быть молодым аспирантом. Или аспиранткой. Или магистром любого пола и возраста, не сумевшим в свое время устроиться по специальности.
— Мог библиотекарь, мог, — поддержал Брок. — Помню, я еще студентом был, работала в секции некролибрики одна дамочка. Так она без всяких научных степеней, только книжек начитавшись, половину нашего кладбища подняла. Горе у нее приключилось, супруг со студенткой роман закрутил. Вот и разошлась в гневе… библиотекарша… А нас, все старшие курсы с преподавателями, погост упокаивать отправили.
