Осторожно, женское фэнтези - Шевченко Ирина (список книг txt) 📗
Здравствуй, чудо чудное. Здравствуй, мой хороший.
Наверное, так выглядели мои мечты: лето, солнце, белоснежная грива единорога под пальцами и никаких проблем…
Но мечты потому и зовутся мечтами, что они — не явь. Шаг, и под рукой вместо гладкой шерсти — холодная стена. Вместо летнего солнца — темнота терминала. Но и это ненадолго. Пол исчез из-под ног, а воздух стал густым и плотным, чтобы удержать меня какое-то время, а затем уронить в колючий серый песок. Снова.
И чего меня вечно тянет на промежуточный уровень?
— Промежуточный уровень — не синоним унылой пустоты, — передернул плечами Мэйтин. — Тот луг, лес, солнце — тоже промежуточный уровень. Но ты не удержалась на нем, ты не веришь.
— Во что?
Бог-мальчишка покачал головой:
— Не могу сказать. Потому что тогда ты будешь знать. А я уже объяснял: знание и вера — разные вещи.
— Значит, будем сидеть на песочке и молчать?
— Зачем? Наверняка у тебя много вопросов.
Вопросов хватало, но что-то подсказывало, что он и на половину не ответит.
— Не спросишь — не узнаешь, — подбодрил меня Мэйтин.
— Ладно, попробую. Начнем с простого. У меня две подруги и всего один лишний пригласительный на летучий корабль. Кого из них мне пригласить, и как сделать так, чтобы вторая не обиделась?
— Да у тебя сплошь проблемы, как я погляжу, — ухмыльнулся бог. — Но эту я помогу тебе решить. Пригласи обеих.
— Шикарное решение. Отдать оба билета? Я вообще-то тоже хотела полетать на «Крылатом».
— Полетаешь, — отозвался Мэйтин беспечно. — Помнишь, в прошлом году вы с Мэг поднимались на гоблинскую башню?
— С Сибил, Мэг не поднималась, — поправила я. — У нее голова разболелась.
— У нее всегда болит голова в таких ситуациях, — кивнул бог. — Она даже в ваше окно со второго этажа старается не выглядывать, а на лестницах крепко держится за перила.
— У Мэг боязнь высоты?
— Точно. Так что смело приглашай обеих. Даже ради полета на «Крылатом» Мэг себя не пересилит: там нужна длительная терапия.
Выходит, у подруги серьезные проблемы, а я этого даже не замечала.
— Ты многого не замечаешь, — упрекнул Мэйтин. — Нельзя так. Любая мелочь может оказаться ключом. У каждой странности должно быть объяснение. Учись видеть. И, меня ради, доводи начатое до конца!
Он набрал в горсть песка, сдавил в ладони и резко разжал пальцы. В воздух поднялся десяток разноцветных бабочек… И осыпался серой пылью.
— Вот и с тобой так, — поморщился Мэйтин.
— А можно прямо сказать, кто виноват и как все исправить?
— Как исправить — я говорил. Найди книгу. С виноватым сложнее. Человек, в стертой реальности проведший ритуал, в этой не делал ничего подобного. Понимаешь?
— Нет, — я замотала головой. — Как реальность могла измениться, если ритуала не было? Это же парадокс. Как с путешествиями во времени. Если я вернусь в прошлое и убью своего отца до собственного рождения, я никогда не появлюсь на свет. А если меня не будет, как я смогу отправиться в прошлое и убить своего отца?
— Это не путешествия во времени, — не согласился Мэйтин. — Переписывая реальность, ты можешь создать такую ее версию, в которой не будет ни твоего отца, ни тебя, и парадоксов это не вызовет. Но пока новая версия не заменила прежнюю, их предостаточно. Я бы сказал, что сейчас время парадоксов. Пользуясь предложенной тобой аналогией, это так, словно твоего отца уже нет, а ты почему-то есть. А вот когда исчезнешь и ты… Знаешь, как говорят: жизнь все расставит по местам? И она расставит. Но даже я не скажу, насколько сильными будут перемены. За каждым исчезнувшим тянется длинная цепочка жизней и судеб. Вот Чарли Лост — он никогда не рождался. Почему? Его родители бесплодны в этой реальности? Или они все же завели ребенка? Того ребенка, которого не было бы, родись у них Чарли. И у этого ребенка со временем тоже появятся дети, которых не предполагала старая версия реальности. А если Чарли не родился потому, что его родители не встретились? Если новая реальность свела их с другими людьми? Кому предназначалась женщина, в измененном мире ставшая женой мистера Лоста? Кем должен был стать ребенок, которого она никогда уже не родит? Кем станет тот, что родится в браке, которого не было в изначальном плане бытия? Продолжать можно до бесконечности, ведь иногда для изменений хватает одного слова, сказанного или несказанного. А ты мне тут о парадоксах.
Он вздохнул, и мне сделалось не по себе. Одно дело, когда в бессилии признается человек, но когда бог вздыхает так обреченно — это страшно.
— Не верю, что ты и твое семейство не можете повлиять на ситуацию, — решила я не поддаваться панике.
— Мы можем, — вечно юное божество снова вздохнуло. — Но последствия нашего вмешательства предсказать еще сложнее.
— Реальность меняется не впервые, — напомнила я ему.
— В прошлые разы ритуал контролировали. Драконы. С их стороны это было… Скажем, это был эксперимент. И он не предполагал стирания людей из новой версии. У них был шанс остаться в зависимости от того, насколько искренна была их жертва и чего они сами хотели для себя. Но все же драконы признали ритуал опасным и уничтожили все документальные свидетельства, чтобы никто и никогда не смог его повторить.
— Выходит, не все, — я обняла себя за плечи: серая пустыня никогда не баловала теплом.
— Все. Но не учли роль фольклора в людской культуре. Былины, сказания. Через века после ухода драконов нашелся умник, собравший все эти истории в одной книге. А недавно другой умник решил проверить правдивость сказок на деле.
— Знаешь, было бы проще, если бы ты не выдавал информацию частями, а сразу рассказал, с чем мы имеем дело.
— Сразу не могу. Но пару деталей к тому, что ты уже знаешь о ритуале, добавлю. Во-первых, число участников. Их должно быть не меньше семи.
— Семь? — всполошилась я. — Но ведь у нас всего шестеро с библиотекарем.
— Пишущий судьбы — не в счет.
— Но…
— Это все, что я хотел сказать об участниках, — не позволил продолжить расспросы Мэйтин. — Теперь о пишущем. Ритуал, разработанный драконами, не предусматривал изменения собственной судьбы. Это опасно для самого пишущего, ведь он обречен жить на стыке реальностей. Если память о чужих изменившихся судьбах сводила людей с ума, подумай, что чувствует человек, чье сознание хранит две версии воспоминаний о собственной жизни. Время парадоксов не закончится для него никогда.
— Хочешь сказать, мы имеем дело с психом?
— Зависит от того, насколько глубоки изменения, — ответил бог уклончиво. — Прожить два разных дня — не то же самое, что прожить два разных года. Два года — не то же, что два десятилетия.
Боже, ну почему все так сложно? У меня же и в мыслях ничего похожего не было, когда я писала свой роман.
Мэйтин встал с песка, и я вскочила вслед за ним. Успела подняться за ноги за миг до того, как серая пустыня сменилась темнотой.
— Почему терминал? — спросила я, не надеясь на ответ. — Почему все время так: подуровень, терминал, выход? Почему нельзя сразу…
— Дверь за твоей спиной, — послышался глас божий. — Открой. Посмотрим, куда тебя в этот раз вынесет.
…За дверью было лето. Не солнечный день, не цветущий луг, но теплый летний вечер: звездное небо над спящим садом, ласковый ветерок, колышущий занавески на террасе маленького домика, пение цикад и запах печеных яблок…
Пирог готов. Осталось вытащить из духовки и переложить на блюдо. Заварить чай…
Смотрю в последний раз на звезды и закрываю ведущую в сад дверь. Аромат печеных яблок и сдобы становится сильнее. Дразнит…
Его любимый пирог.
Неужели так и будет молчать? Прятаться за раскрытой газетой от меня и от запаха лакомой выпечки? Будет, я его знаю.
И он меня.
Знает, что извиняться я не умею. И не стану. Но все равно подойду первой. Не потому, что виновата… хоть и виновата, да… А потому, что мне сил не хватает терпеть его обиженное молчание. Подойду, обниму сзади за плечи…
