Зимнее серебро - Новик Наоми (лучшие книги TXT) 📗
Еле заметное движение моей воли — и безделушка вспыхнула золотом по всей длине. Девочка тихонько ахнула, точно звякнул бубенчик. И мне показалось, что сейчас я сотворила больше волшебства, чем когда набила золотом две кладовые. Я медленно повернулась к Флек и дотронулась до горки серебра в ее ларце. Все его содержимое окрасилось золотым — столь же быстро и легко. Словно мой дар каким-то чудесным образом сделался сильнее. Словно сейчас я могла пойти и обратить в золото серебро всех трех кладовых, не прибегая к хитрости. Я обратила серебро Цоп и Балагулы: они даже не удивлялись тому, как запросто я это проделываю. Закончив, я спросила:
— Прилично ли мне поблагодарить вас — или это считается чем-то предосудительным?
Трое взрослых Зимояров переглянулись, и Цоп заговорила немного обреченным голосом:
— Госпожа, мы примем все, что ты пожелаешь нам дать. Но, как мы слышали, в солнечном мире смертные благодарят, когда бессильны воздать за что-то должным образом. Однако ты дала нам столько, что мы можем предложить взамен лишь собственные жизни. Ты своими устами нарекла нас, ты возвысила нас, ты наполнила наши руки золотом. Что такое благодарность в сравнении с этим?
Я и не подозревала, что данные мною имена — это прямо уж какой-то особый дар. Однако когда Цоп все это сказала, я поневоле задумалась: а и правда, что такое благодарность? Кроме того, что это просто вежливые слова? Мне понадобилось время, чтобы собраться с мыслями: все-таки я еще толком не проснулась и по-прежнему плохо соображала, голова была как куль, набитый шерстью.
— Благодарить — это как брать взаймы, — наконец вымолвила я, почему-то вспомнив о дедушке. — Подарки, благодарности — это когда… Когда мы принимаем что-то, что нам дают, а потом благодарим, то есть возвращаем, когда потребуется, как можем. Если мы благодарим, мы сами решаем, как и сколько мы воздадим. Тут, конечно, легко обмануть и не отдать долга, но бывает так, что из благодарности мы получаем и воздаем сторицей. Потому-то я и благодарю вас, — поспешно прибавила я, — за то, что вы были готовы пожертвовать всем, чтобы помочь мне. Пусть вы и рассчитывали на вознаграждение, я не забуду того, как вы рисковали собой. И я с радостью сделаю для вас все, что в моих силах.
Они во все глаза смотрели на меня, а Флек, положив руку на голову дочки, сказала:
— Госпожа, не сочти мою просьбу чрезмерной: не дашь ли ты моей дочери истинное имя? — Я слегка опешила, и вид у меня, вероятно, был соответствующий. Поэтому Флек опустила взгляд. — Тот, кто произвел ее на свет, не пожелал обременять себя, когда она родилась. Он оставил ее без имени, — тихо объяснила она. — Теперь, стоит мне попросить, он исполнит мою просьбу, но будет вправе взамен требовать моей руки. А я больше не хочу давать ему свое согласие.
Неизвестно, какие у Зимояров законы насчет брака. Зато известно, как я отнеслась бы к мужчине, который произвел дитя на свет и не пожелал признать его. Я бы тоже не жаждала заполучить такого в мужья.
— Конечно. А как мне это сделать? — спросила я. Флек объяснила, я протянула руку малышке, и мы вместе с ней отошли в дальний конец спальни. Там я прошептала ей прямо в ухо:
— Тебя зовут Ребекка бат Флек. [5]
Думаю, любой Зимояр изрядно поломает голову над таким затейливым именем.
Девчушка просияла с головы до пят, словно внутри у нее сверкнула искорка. Она со всех ног кинулась к матери и восторженно выпалила:
— Мама, мама, у меня есть имя! Можно я тебе скажу?
Флек опустилась возле дочки на колени, обвила ее руками и поцеловала.
— Пусть твое имя поживет эту ночь только в твоем сердечке, — ответила она. — А завтра ты мне его скажешь. Хорошо, снежиночка?
Они радовались, и я радовалась за них. В тот миг мне казалось, что все-таки они получили свое справедливое воздаяние за те кошмарные день и ночь, которые они пережили вместе со мной. Даже если я их больше никогда не увижу, пусть у них все будет хорошо. Меня немного грызла совесть: ведь неизвестно, что с ними станется, если мой замысел осуществится и трон Зимояров опустеет. Хочется верить, в худшем случае их разжалуют в чуть менее титулованные особы. Однако как бы то ни было, я обязана рискнуть ради своего народа. Иначе ему грозит быть погребенным под снегом, который непрестанно валит за моим окном.
Я набрала в легкие побольше воздуха и объявила:
— Я готова.
Почти в то же мгновение хрустальная стена разошлась, и появился мой супруг, которого я вознамерилась убить. Разумеется, это дело правое, но мне все равно было не по себе. Я не отваживалась поднять глаза на короля. Раньше я старалась не смотреть на него, потому что он был такой страшный и необычный, как ожившая сверкающая льдина. Но сейчас я отводила взгляд по другой причине. Сейчас король стал казаться мне живым. Я подержала за руку ледяную статуэтку девочки — я нарекла дитя, а ведь это что-то да значит. Вот передо мной Флек, Цоп и Балагула, и золото в ларцах возле их ног бросает теплый отсвет на их льдистые лица. Это лица моих друзей — друзей, которые помогли мне, и помогли бы еще не раз по первой просьбе. В здешних краях не принято рассуждать о доброте — но что с того? Мои бывшие слуги о доброте не рассуждали, они просто явили ее. По мне, так второе предпочтительнее первого.
И я вдруг поняла, что в чертах мужа вижу не только лед. Он не стал мне другом, нет — он по-прежнему был чудовищем, острой льдиной, готовой вспороть мою утробу и излить из меня золото, пока мой мир гибнет под снегом. Но сегодня это чудовище насытилось: я сама вспорола себе утробу, я забила доверху золотом две кладовые. Королю важно не уронить себя перед лицом моих свершений. Поэтому он разоделся в пух и прах под стать мне самой — так, будто и впрямь для него выдался торжественный случай. И поклонился чрезвычайно любезно, точно перед ним стояла настоящая его возлюбленная королева.
— Идем же, моя госпожа, веди нас на свадьбу, — произнес он неожиданно учтиво. И это именно сейчас, когда мне хотелось, чтобы он вел себя злобно и враждебно. А впрочем, чему тут удивляться: когда он поступал по-моему просто так, без уговора?
В последний раз я взглянула на своих друзей, кивнула им, попрощалась и вышла следом за королем. Мы вместе спустились во двор. Сани, заваленные белыми мехами без единого пятнышка, уже дожидались нас. Мне было так тяжело и неудобно в платье и в короне, что пришлось вцепиться обеими руками в бортик. Я хотела подтянуться, но Зимояр подхватил меня за талию и легко поднял. А потом сам уселся рядом.
Возчик дернул поводья, и олени побежали вперед, а вокруг нас засверкала гора. Лицо мне обдувало сильным, мягким ветром, не слишком холодным. Мы пронеслись через серебряные ворота в большой мир: только полозья поскрипывали на снегу да гулко цокали оленьи копыта. За считаные минуты мы домчались до опушки леса. Упряжка неслась, оставляя на свежем снегу едва заметный след; мимо мелькали наполовину утонувшие в снегу деревья — они казались необычно низенькими.
Я пристально наблюдала за Зимояром. Должен же он проговорить какое-нибудь заклинание или как-то еще поколдовать, открывая дорогу в солнечный мир. Но вместо колдовства он обернулся и вперил в меня пытливый взгляд, словно гадая: а вдруг я внезапно извергну поток небывалого волшебства? И ни с того ни с сего произнес:
— Сегодня я не отвечаю на вопросы.
— Как это? — осведомилась я сиплым от беспокойства голосом. А вдруг он меня раскусил? Наверняка он знает, что я задумала, и везет меня не на свадьбу, а на казнь. Но в следующее мгновение я догадалась, о чем он. — У нас же договор!
— Мы договорились лишь о твоем праве. О моем праве речи не шло. Теперь я вижу, что заключил нечестный договор… — Король осекся и, отвернувшись, устремил взгляд вперед. — Поэтому ты потребовала лишь ответы на глупые вопросы? В знак презрения к нанесенному мною оскорблению?
Он умолк и, прежде чем я успела возразить, рассмеялся. Будто целый хор бубенцов зазвенел — и приглушенный звон разнесся далеко над снежной далью. Я даже не представляла, что он умеет смеяться. Я так и застыла с полуоткрытым ртом, то ли озадаченная, то ли взбешенная, а он резко повернулся ко мне, схватил мою руку и поцеловал ее. И касание его губ было как дыхание на морозном стекле.
