Двенадцатая дочь - Миронов Арсений Станиславович (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗

Однако едва вошел в землянку, как вдруг: искры, грохот, едкий дым! Моя цепь едва не зашипела от злости: столько языческой магии вокруг! Склянки с образцами крови для мониторинга здоровья оперантов! Волшебные блюдца удаленного наблюдения с наливными яблочками, вымоченными в слюне алконоста! Спящий медиум Язвень, опоенный наркотическим зельем! Как известно, златая цепь болезненно реагирует на подобные явления… Поэтому она стала «выключать» колдовские предметы один за другим! Содержимое пробирок вспенилось, магические блюдца потемнели и начали потрескивать, а одно и вовсе перегорело — чудом не взорвалось! Я поспешно выскочил из землянки…

Перепуганный Стенька тут же вызвал меня на связь через вилу Феклушу (кажется, ее настоящее имя Сауза?) и поспешно объяснил: золотую цепь надо снимать. На время, конечно же. Стенька выдвинул два аргумента. Во-первых, присутствие столь редкого и знаменитого греческого артефакта будет немедленно выявлено всеми вражескими наблюдателями. Моя цепь, как пояснил любезный Степан-Траян, представляет собой мощнейший источник очищающей силы, которая выжигает вообще любое колдовство (пусть не на километры в округе, как императорские Стати, а всего-то в радиусе нескольких шагов — но этого тоже немало). Учитывая, что наша землянка оборудована всего в десяти верстах от оперативного квадрата «Трещатов холм», существует приблизительно 95-процентная вероятность того, что Куруяд заметит подозрительно светлое пятнышко на своей ментальной карте местности И насторожится…

Во-вторых, физическое присутствие золотой цепи в землянке с колбами и блюдцами создает мощнейшие помехи для ментальной связи и наблюдения за физическим состоянием наших агентов. Мониторинг по цвету крови — очень сложный метод, предполагающий одновременное протекание хитрых магических процессов. Артефакт перехожего калики глушит все эти тончайшие флюиды практически мгновенно.

Так мне пришлось снять цепь — впервые с начала игры. Некоторое время я раздумывал, кому бы отдать ее на сохранение — ведь это самая большая драгоценность в невеликой пока сокровищнице князя Геурона. Цепь не раз предупреждала об опасности, она была со мной в самые тяжелые мгновения испытаний и душевных кризисов. Кроме всего прочего, эти золотые звенья — элементарный символ моей легитимности. Неопровержимое и веское доказательство того, что именно я — Алексиос Геурон, племянник последнего базилевса. Пожалуй, еще вчера я бы, не раздумывая, доверил реликвию десятнику Неро… Но сегодня я выбрал… девушку Руту.

Милая барышня чуть не умерла от счастья. Кажется, поначалу рыженькая княжна просто остолбенела, временно утратив дар речи. Выждав момент, я без свидетелей передал ей костяную, хитрой нережской работы шкатулку, замкнутую на три ключа, и попросил беречь. Рута вспыхнула, мгновенно уронила на резную крышечку пару светлых счастливых слезинок и пролепетала в шутку: «Что это, премиленький князь? Мой ли здесь свадебный подарок?» «Именно так, любезная княжна», — пошутил и я в ответ.

Пожалуй, забавная барышня в доспехе — идеальный хранитель реликвии. Из всех потенциальных оперантов, умеющих эффективно сражаться с дивами и железными воронами, только Руту не допустили к участию в операции. На этом категорически настоял Каширин, и даже после его таинственного бегства я не склонен нарушать железный завет наследника Зверки, озвученный неоднократно, твердо и с особенным мерцанием в желтых глазах. Итак, княжна Рутения Властовская будет находиться довольно далеко от места действия — в комфортабельном Бисеровском бункере у Холмистой Плешины. Вот пусть сидит там, кушает яблочки и хранит мою шкатулку. Чудесно замыслено: во-первых, девушка вызовет меньше подозрений. В случае, если вдруг нападут враги, ей будет легче исчезнуть — мало кто догадается, что премудрый князь Геурон доверил свою цепь глупенькой рыжеволосой резвушке. Во-вторых, Рута действительно не слишком умна — и потому уж точно не злоупотребит моим доверием, не додумается вскрыть шкатулку. Наконец, в-третьих. Рута — не просто изящная юная леди, но — довольно искусный воин. Кажется, она блестяще владеет кинжалами, метко разит из арбалета, быстро бегает, ловко прыгает и сражается в ближнем бою, прекрасно управляется с лошадью…

Конечно, я изрядно посомневался, прежде чем расстаться со златой цепью. Все-таки она — могущественный оберег, индивидуальное средство защиты от вражеской ворожбы, а кроме того — чуткий индикатор агрессии извне… Когда цепь на груди, мне как-то… теплее, что ли. Однако, с другой стороны, последнее время она уж очень отяжелела, будто налилась дополнительным весом! Даже странно: теперь нужно много усилий, чтобы не сутулиться под грузом драгоценных звеньев. Когда я снял ее — ах какая волшебная легкость… Будто прояснилась голова! И хочется скорее за дело, чтобы началась наконец наша операция по захвату Куруяда. Мое детище, мой первый тактический эксперимент… Как-то все сложится?

Скоро, скоро начнется! Уже вечереет! Я бежал по тропинке к землянке, наспех вырытой в склоне лесного овражка — верстах в десяти на юго-запад от оперативного квадрата… Всего-то в десяти верстах отсюда тяжко висят, вцепившись в ветки на верхушках сосен, неподвижные злобные дивы… Такие же мерзкие твари дремлют под гипнозом в огромных пнях, дожидаясь своего часа, чтобы пробудиться, как мина замедленного действия… Томятся в запечатанных ящиках волшебные осы и цикады. Холодно-льдистое, в мелких росинках конденсата, таится в траве волшебное Горносталево кольцо. Зреет, втуне вызревает большая Куруядова диверсия… Но — ничего. Мы тоже подготовились к празднику Купалы. И наши полозы уже зарылись в землю и терпят, выжидают сигнала. И птицебой с акустиком затаились в своих гнездах. И ярые рубцы-берсерки, наевшись мухоморной каши, дергаются как псы на цепях и воют, просятся в бой… И великий связист, специалист по тенетам по имени Язвень, глухо бредит, завернувшись в одеяла, — настраивается на волны других оперантов, прислушивается к голосам, позванивающим в голове…

— О! Бубёнть! Амператор Леха ихней персоной!

Бисер. Это Бисер. Радостный и казуально пьяный, с красными глазами, выскочил из малинова куста на тропинку — наперерез! Растопырил руки:

— Дай любовно заломать т-тебя в объятиях, разлюбезное дитя! Дай облобызать твою лысую плешь! — загудел безумный Мстиславушка. И тут же сообщил гордо: — А я уже-е… Уже успел! Набубенился, т-то есть — в аут налимонился. И пречудно себя ощущаю!

Как некстати. Надо спешить к пробиркам и блюдечкам, а тут… Улыбаясь, я попытался с ходу обогнуть Бисера — не мешай, приятель. Ведь ты отказался лично принимать участие в операции… Буркнул, что, мол, уже сделал свое дело — Метанку волшебным волосом обмотал, превратил в приманку для Куруяда… «Больше», дескать, «перцем о палец не ударю» (я прошу прощения, это цитата). Надо же, как он нынче развеселился, а еще недавно сидел наш Мстиславушка мрачнее снежной тучи…

— Пыри-чудно ас-чус-чаю! — настойчиво запыхтел Бисер, пытаясь обнять меня ладонями за уши. — Дай причмокну в лобешник.

— Извини, Слава, я спешу, — пробормотал я, пытаясь обогнуть Бисера, как напрочь распахнутый комод. — Надо начинать операцию…

— Какая?! Какая еще упыряция?! — недовольно взревел Бисер, с неожиданной ловкостью изгибаясь и ухватывая сзади за оружный ремень. — Детям в-вашу оперяцию-триперяцию, советским детям под хвост! Все ж отменилось!

— Ничего не отменялось. С чего ты взял. Отпусти ремень, сделай одолжение.

— Я т-тебе говорю, отменилось! Чик-чирик, похерилась ваша секретная упыряция. — Он сделал неприличный жест пальцами, ушами и носом. — А иначе п-почему я напузы-рился, как ты думаешь? А нап-пузырился я на р-радостях, во-от.

— Отпусти, Мстислав. Задерживаешь…

— Шоу мает пис оф! [37] — заревел, настаивая, пьяный Бисер и принялся дергать за ремень. — Слышь, амператор, слышь меня?! Данька в-ведь убег?! Убег. А на ф-фига ж нам теперь операция, если Данька убег?! Мы чичаз Метанку хоп, и что? И хто на ней женицца будет, если Данька убег?