Наместный маг 2 (СИ) - Вишневский Сергей Викторович (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Помахав перед его глазами рукой, Пест добился лишь поднятого от пола взгляда. Людвиг глядел на друга пустыми глазами. Словно душу из парня вынули.
– Ты слышал, что сказал тот колдун? – спросил ведун, присев перед воздушником на колени и стараясь поравняться с ним лицом.
– Нет, – тихо ответил Людвиг. – Я видел ночью.
Молодой маг воздуха шумно сглотнул, сфокусировал взгляд на Песте и начал говорить:
– Когда Гвинеи и в помине не было, на землях этих жили рырги. Жили от самых льдов до песков пустыни на юге. Не знали они, что такое война, что такое убийство, предательство, обман... У них слов для этого не было. Жили кочевьями, городов не строили. Ездили между стоянками, когда уезжали со стоянки – для других ее готовили.
Жили с природой бок о бок, и ни в чем нужды не знали. Детей рожали вровень по старикам помершим, лишнего с охоты не брали...
А потом в те земли пришел первый Государь, Анон. Поначалу в мире с рыргами жили, но разумными их не считали. При втором Государе тесно стало, и рыргов теснить на север стали. Сначала просто просили уйти, потом палками гнали, потом кто-то их травить придумал, но лучше всего получилось их убивать голодом. Нечисть по охотничьим угодьям пускали, живность вся и уходила. Даже белки, и те шарахались.
Поначалу рырги лесным духам кланялись, и те их силой своей прикрывали, но когда была создана первая Академия магии Гвинеи – лесных духов начали ловить. Одного удалось заключить в артефакт, остальных перебить. Люди думали, что их всех уничтожили...
А потом, когда прятаться стало негде, последние северные племена ушли на острова. Еды на северных островах нет, выращивать что-либо негде. Одни камни. Рырги тихо и медленно вымирали как народ. Сначала доели все, что было. Потом начали есть друг друга... Именно тогда последние шаманы рыргов поклонились тьме, и тьма их приняла. Они приезжали с островов на континент, чтобы пополнить запасы пищи. Человек для них – еда. Они просто хотели есть.
Людвиг умолк, а Пест только горько усмехнулся.
– И это сделали мы, люди, – криво улыбнулся ведун. – Темные твари – это мы…
– Я детей не убивал, я врагов своих не жрал как зверь, – попытался возразить Людвиг. – Я, как рырги, тварью никогда не стану!
– Не станешь, – кивает Пест. – Рыргам до нас еще далеко.
– Ты сейчас на что намекаешь?
– А ты не разумеешь? Ты посмотри на нас, людей. Мы же ровно жить не умеем, мы по потребностям никогда не жили. То нам шкуру подавай не заячью, а медвежью, то нам поле подавай не одно, для прокорма, а сразу десяток… А вот у того соседа коровы толще, трава зеленее, поля с хлебом сытнее. Вот и топоры берут, лихо думают. Редко из зависти, чаще все же с голодухи лихое дело делают.
– К чему ты это все говоришь? – хмурясь спросил Людвиг.
– А ты не разумеешь? – Пест наклонился к самому уху воздушника и зашептал громким шепотом. – Это мы, люди, придумали предательство, это мы придумали ложь, это мы придумали кражу и убийство. У тех же рыргов слов таких не было. Не знали они, что такое замок, что такое обман, не было у них слова наказание, не было и гордыни.
– А ты откуда знаешь, что не было?
– Не тебя одного прокляли, – резко отвечает Пест.
Людвиг молча отвел глаза, словно что-то совсем обычное вдруг стало самым стыдным на свете, а Пест продолжал шептать:
– Убивать разумных тоже научили мы, мы научили их вырезать селения, мы научили их слову «голод». Они даже произносят его почти так же, как мы.
– Нет… это не так! – Людвиг встает, опираясь рукой о стену, и пытается куда-то идти. – Я не ел детей, это…
– Ты скажи, цыплят в каше отваренных никогда не ел? – усмехнулся молодой ведун.
– Не передергивай! Я видел! Видел, как они и мать, и дитя из утробы жрали! – взревел до хрипа воздушник.
– А ты, когда осетрину ножом вспарываешь и икру в миску вываливаешь, о чем думаешь? – с горькой усмешкой произносит Пест. – Ты бы о той икре задумался, только если бы та осетрина на Гвинейском говорить начала…
– Нет, не так! Мы же… – промямлил Людвиг, но Пест его не слушал. Он продолжал говорить:
– Ну, а когда голодно тебе, что ты делаешь? Ты другого зверя бьешь, оленя, волка, медведя, без разницы. Или вот, хлеб растишь. Ты же на поле его растишь? А поле надо расчистить, лес весь порубить. Зверье без дома и прокорма остается. Оно же с того леса кормится! Или из воды рыбу удишь, или птицу какую отлавливаешь, кормишь, чтобы подросла она. А потом один черт снова ее убиваешь. Ну? Чего ты нос воротишь? Кто тварь темная из нас?
Пест поднялся и повернул за плечо осунувшегося Людвига.
– Ты мне в душу посмотри и скажи, что человек не темная тварь! Ну? Что не мы под себя все ломаем и переделываем, как саранча везде пролезая и выживая? Молчишь? Тогда проклятье свое прими и неси по жизни как положено. Рырги слабее оказались, и ни тьма, ни свет им помочь не смогли. А смогли бы – это мы бы на островах жили и детей рырговских да баб жрали, за обе щеки уплетая…
– Нет! Нет! Лучше сдохну с голоду, чем так жрать! – вновь взревел Людвиг и резко обернулся. – Нельзя как зверь жить… нельзя! Голод не дает права…
– А ты не голодал всю жизнь! Ты хоть раз поголодай так, чтобы на ногах стоять мочи не было, ты детей своих, голодом уморенных, схорони, а потом говори! – возмутился Пест и гневно добавил. – Вы, благородные, горазды нос от гнилого яблока воротить. Гниль есть – лучше с голоду сдохнуть? А что вы про голод тот знаете? По-твоему, рырги просто так с собою люд и скот уводили? И овес конский они с собой тащили не от жадности, а чтобы детей своих вырастить, чтобы с голодухи те не подохли. А пленные им нужны были только как скот на мясо. На севере скота, почитай, и не держат, а что держат – то либо конь, либо овца в меху. Вот и уводили с собой люд, кони-то от рыргов шарахаются, а с овцы проку толком нет. Шерстью сыт не будешь...
Пест постарался выпрямиться. Он вытянул руку с указательным пальцем в сторону Людвига и утробным, хриплым голосом произнес:
– Ты думаешь, что детей не убивал? Мы с тобой обратно к северному морю пойдем и за то на островах посмотрим. Сколько душ твой артефакт сгубил, сколько там детей рырговских, сколько стариков и баб с утробой полной. Я каждого считать буду и под нос тебе суну! Жрать не заставлю, но каждого считать буду! – Пест развернулся в сторону выхода и, прихрамывая, начал шоркать ногами. У самой двери он произнес не оборачиваясь:
– Месть тоже люди придумали. Ни один волк в лесу не будет медведя выслеживать, потому что тот из его стаи волка задрал. Ни один еж не станет лиса, брата сожравшего, по лесам выслеживать и убить пытаться. Ежи лис не едят. Волк на медведя в драку без голодухи не полезет.
Людвиг поджал губы и промолчал, а Пест вышел прочь из избы. Как только он вышел, на него чуть не налетел спешащий староста. Он сходу начал ощупывать Песта, но, заметив провалы вместо глаз, горько вздохнул:
– Значит, насовсем без глаз остался?
– Насовсем, старшой, – кивнул ведун и устало облокотился на стену землянки. Ноги потряхивало от усталости, и они начали потихоньку подгибаться. – Народ накормили? Угол каждому нашелся?
– Нашелся, все сыты. Мужики и отроки пришлые рука об руку дела делают, – староста взволнованно смотрел на Песта, который оседал на чурбак, стоявший у стены. – Ты того, мож, позвать кого?
Ведун в ответ только мотнул головой, а староста опасливо спросил:
– Пестушка, а тварей северных извели? Вышло у вас?
– Вышло, старшой... вышло... нет больше тварей северных, остались только южные, – парень сел на чурбак и прислонился к стене спиной. Глубокий вдох и усталый хриплый голос. – Ты, старшой, думу думай, как еще четыре сотни люду разместить. Сможем по соседям расселить?
– Не сможем. Все, кто с топором да руками прямыми, у нас избы рубят, а у соседей избы рубить некому. Если и смогут взять, то по два десятка душ. Не больше. Селить некуда. Посему первую зиму все вместе будем зимовать, – староста уселся на землю рядом с Пестом и начал рассказывать все, о чем удалось договориться с соседями. – Воржские рыбаки обещали рыбу в зиму начать возить. Как Ворж встанет, так они и пойдут. Отроки ужо и сани готовят, и снегоступы. Обещают раз в две седмицы с рыбой ход делать. Тут тебе надо с Речным хозяином говорить, чтобы с уловом подсобил.
