Чародей и Дурак - Джонс Джулия (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Отступление началось. Багряные с серебром камзолы медленно оттягивались назад. С одной стороны на них наседали королевские войска, с другой — черношлемники. Единственное слабое место представляла собой середина бренских сил, состоящая из наемников, новобранцев и наспех обученных солдат. Мейбор не мог не признать, что Кайлок — хороший стратег: он намеренно сделал середину слабой, чтобы побудить Град ударить именно туда. Чем ближе высокоградцы подойдут к городу, тем легче их будет окружить.
Мейбор начал отдавать приказы. Пехота будет отступать впереди кавалерии, и надо дать ей фору. Безик на восточной стороне поля собирал людей для прорыва. Это не просто отступление: командующему придется проложить дорогу сквозь ряды герцогской гвардии. Мейбор мысленно пожелал ему удачи.
Пехота отошла с передней линии, и кавалерия двинулась на прорыв. С запада нажимали синие с золотом королевские войска. Мейбор, потный, усталый и чувствующий себя глубоким стариком, молча воззвал к Борку. Он молился не за себя, а за Безика: тот вел две трети своего войска на верную гибель.
Мейбор не мог больше смотреть на то, что происходит на востоке. Его крыло отделилось от войска Безика, и рота черношлемников уже скакала с севера, спеша вбить клин в эту брешь.
Мейбор обратился к югу, к остаткам высокоградского лагеря, к горам и предгорьям, чтобы посмотреть, как отступает его пехота. Солдаты бежали во всю прыть и уже достигли подножия холмов за лагерем. Хорошо. Пора отдавать приказ кавалерии. Повернувшись в седле, Мейбор заметил синеву с золотом на юго-западе. Королевские силы смыкали кольцо.
Он дал знак горнисту. Прозвучали три ноты: две высокие и короткие, одна низкая и длинная.
На этой последней ноте Мейбор увидел своего сына.
Кедрак, сидя посередине западного склона на гнедом жеребце, направлял свои войска. Конь был убран в синие с золотом цвета, но сам Кедрак оделся в родовые цвета Мейбора — красное с серебром. Цвета их герба, цвета Восточных Земель.
Страшная, рвущая боль стеснила сердце Мейбора. Гордость мешалась в нем со страданием. Его сын возглавляет королевское войско!
Как он молод и великолепен, какой у него решительный вид! Приближенные окружают его, словно придворные короля.
Вот Кедрак поднял руку, и Мейбор похолодел. Сын смотрел прямо на него, и жест этот предназначался для отца. Они стояли примерно в трети лиги один от другого — единственные на поле сражения в красных с серебром одеждах — и смотрели друг на друга. Сердце Мейбора готово было разорваться. Нет, не из гордости надел на себя сын фамильные цвета — это с его стороны пощечина, жестокая издевка над отцом, которого он считает изменником.
Мейбор отвернулся. Не было больше нужды смотреть на Кедрака — он и так знал, каким будет следующий приказ сына.
Отступление продолжалось, и грязь на поле мешалась с кровью. Кавалерию Безика преследовали бренские наемники и королевская гвардия. Люди падали сотнями, сраженные стрелами и клинками. Воздух полнился их криками. Мейбор покачал головой. Отступление сулит тяжелые потери. Гораздо больше жизней будет утрачено, нежели спасено.
Сражение перемещалось к югу. Все бренские силы пустились в погоню за Градом. Мейбор краем глаза увидел роту рыцарей в тяжелом вооружении, быстро скакавших вниз со склона, где стоял Кедрак. Угрюмо поглядев на них, Мейбор дождался, когда с ним поравняется первая шеренга его кавалерии, и пустил коня в галоп..
— За мной, в горы! — в безумном порыве вскричал он.
Итак, сын хочет его смерти? Что ж, придется мальчику постараться на совесть.
XXIII
Обратный путь до Рорна занял шесть дней. Грот-мачта была слишком неустойчива, чтобы ставить грот-марсель, и приходилось идти на одном гроте.
Путешествие было спокойным. Ветры ластились к кораблю, а море словно просило прощения. Дни были короткими, но закаты долгими, а ночи светились звездами. «Чудаки-рыбаки» со скрипом переваливались с волны на волну под неусыпным попечением матросов.
Пять дней из шести Джек пролежал в постели с горячкой. Файлер и, всем на удивление, капитан Квейн не отходили от него ни днем, ни ночью. Таул первые два дня в счет не шел — ему самому пришлось лечить свои многочисленные раны и ушибы. Файлер был на судне за лекаря, и никогда еще Таул не сталкивался со столь рьяным, а потому опасным шарлатаном. Рыцарю порой казалось, что Файлер штопает его единственно ради собственного удовольствия. Но даже штопка бледнела по сравнению с примочками из сырой рыбы или, того хуже, с прижиганием. Единственным лекарским достоинством Файлера было то, что он не жалел горячего ромового пунша в качестве болеутоляющего.
В блаженном ромовом отупении Таул, можно сказать, и проделал весь путь. Пунш оказался превосходным средством против Ларна.
На Джеке остров отразился куда тяжелее. За те часы, что прошли между разрушением пещеры оракулов и следующим утром, Джек постарел лет на пять. Его волосы утратили блеск, и на висках появились седые нити. Хуже того — его лоб прорезали морщины, и глубокие складки пролегли от носа ко рту.
Таул не стал говорить ему об этом. Зеркал на корабле не было — но скоро они причалят к Рорну, и Джек сам все узнает. С улыбкой Таул ощупал собственное лицо, опухшее и покрытое швами. Да, красавцами их обоих сейчас никак не назовешь.
Однако они еще дешево отделались. Им посчастливилось остаться в живых. Таул не понимал толком, что произошло в пещере и что пришлось испытать Джеку, но он почувствовал могущество этого места — оно пронизывало его тело до самых костей. Какая бы магия ни таилась там, она была несказанно сильна, и неудивительно, что взяла с них дань.
Таул прежде думал, что при успешном завершении дела ощутит облегчение, даже удовлетворение, но чувствовал только пустоту. Оракулы погибли, пещера уничтожена, но многие жрецы выжили, а в них-то и заключается истинное зло. Древняя магия никого не привязывала к камням.
— Каким, однако, красивым кажется Рорн отсюда.
Таул оглянулся. Джек подошел и стал рядом с ним на фордеке. Рыцарь в который раз подивился тому, как переменился его друг, — он все еще к этому не привык.
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо. Только ром меня уже не берет.
— Тогда ты крепче меня. Четыре Файлеровых пунша — и я начинаю лизать палубу.
Бледный, изможденный Джек улыбнулся. Горячка оставила его всего два дня назад, и Файлер только вчера разрешил ему вставать.
— Нам с тобой предстоит еще долгий путь.
Таул смотрел на белые шпили Рорна, поднимающиеся на горизонте.
— Ты и оглянуться не успеешь, как очутишься в Брене.
«Чудаки-рыбаки» вошли в гавань с помощью двух тяжелых гребных буксиров. К Джеку с Таулом присоединились Карвер и капитан Квейн. Стоя вчетвером на фордеке, они смотрели, как их судно скользит мимо рыбачьих лодок и каравелл. Чайки выписывали круги в голубом небе, и бриз нес навстречу знакомые запахи Рорна.
На подходе к берегу Таул заслонил рукой глаза. На причале стояли две фигуры. Хвата он узнал сразу — камзол мальчишки был раздут, и за плечами висела котомка, а ноги за эти дни не стали толще, — но никак не мог разобрать, кто стоит рядом с ним.
Карвер поглядел в подзорную трубу.
— Одна нас уже встречает, капитан. Тощая маленько, зато живая.
Квейн заметил, что Таул смотрит туда же, и сказал:
— Не думаю, что она встречает нас, Карвер. Дал бы ты лучше трубу Таулу.
— Держи, приятель. Вон она, стоит рядом с мальчонкой. Молоды стали нынче сводники.
Таул посмотрел в трубу и не сдержал улыбки при виде Хвата. Тот стоял понурый, а его спутница протирала ему платочком лицо и шею. Девушка выделялась своей худобой и коротко остриженными волосами — если бы не платье, она сама могла бы сойти за мальчика. Вот она повернулась лицом к кораблю — и у Таула захватило дух. Это была Меган. Его Меган.
Он опустил трубу. Что с ней сталось? Куда девались ее чудные локоны и розовые щеки? Где ее пухлые губки, округлая фигурка, сияющие глаза? В сердце Таула закрался холодный страх. Он хорошо помнил, как, сойдя в прошлый раз с «Чудаков-рыбаков», побежал прямо к Меган, надеясь провести с ней ночь. Но ее комната была пуста, а пожитки раскиданы в беспорядке. Тогда он решил, что она просто ушла. А что, если он ошибался? Что, если с ней случилась беда?
