Безумный корабль - Хобб Робин (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
– Ну, – продолжал Брэшен, – я тут просто подумал… Если ты вправду купишь у Фалдена тот портрет корабля, то тебе его нигде не сбыть с такой выгодой, как в Удачном. Там-то люди сразу поймут, что это на самом деле такое и каких денег стоит!
И Брэшен скрестил на груди руки, откидываясь к фальшборту и напуская на себя вид крайнего самодовольства. Дескать, ничего мыслишка, а?…
– И там-то человек, продающий подобную вещицу, угодит прямиком в крутой кипяток, – подозрительно нахмурился Финни.
Брэшен отмахнулся с легкомыслием, которого, по правде говоря, не ощущал.
– Просто надо знать нужных людей и преподнести дело как надо. Вот смотри. Мы приходим в город, я свожу тебя с нужным посредником… и в итоге оказывается, что ты еще вроде как доброе дело им сделал. Вернул домой портрет корабля и принес печальный рассказ о том, что коснулось твоих ушей. А посредник пускай позаботится, чтобы твое доброхотство было должным образом вознаграждено!
Финни задумчиво шевельнул за щекой кусочек циндина…
– Надо подумать… Вот только путь неблизкий, и не ради же одной картины тащиться туда!
– Конечно нет! Я просто к тому, что картина великолепно увенчала бы хорошую сделку. Может получиться, что она вообще принесет тебе много больше, чем ты даже мечтаешь!
– Что касается неприятностей и хлопот – вот их точно будет много больше, чем мне бы хотелось… – проворчал Финни, хмурясь на солнце. Но после непродолжительного молчания все же спросил: – А как по-твоему, что еще там можно будет продать?
Брэшен задумался. Потом ответил:
– Да все, что в Удачном не делают сами или не могут достать в северных землях. Чай разных сортов, пряности… Джамелийские вина… Что-нибудь необыкновенное из южных стран… Или хорошие предметы старины из Джамелии. Ну и все остальное в таком же духе…
– И ты вправду мог бы посоветовать мне посредника?
Брэшен склонил голову к плечу:
– Кое о ком я уже подумал. – И хихикнул: – А в случае, если совсем ничего не срастется, я и сам бы попробовал!
Финни без лишних слов протянул ему руку. Брэшен ее принял, и молчаливое рукопожатие поставило на их сделке печать. Молодой старпом испытал величайшее облегчение. Вот он, способ подать весточку в Удачный. Сделать это – и уж конечно Роника Вестрит найдет способ и средство вырвать из рук пиратов свою дочь и корабль. Брэшен покосился назад, на Альтию и Проказницу, словно прося простить его неизвестно за что. Скользкая дорожка, на которую он нынче вступил, кажется, была единственным путем к их спасению. И ему оставалось только молиться, чтобы они обе сумели продержаться до тех пор, пока придет помощь…
Тут у него вдруг вырвалось неожиданное и яростное ругательство. Финни даже вздрогнул:
– В чем дело?
– Да ни в чем! Занозу под ноготь всадил. Надо будет юнге дать нагоняй – пусть завтра хорошенько отшлифует здесь поручни…
И Брэшен отвернулся от капитана, делая вид, что изучает якобы пострадавшую руку.
На самом же деле его глазам предстало вот что. Фигурка, которую он посчитал за Альтию, вполне по-мужски мочилась через фальшборт…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЛЕТО
ГЛАВА 13
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ…
«Это – не настоящий клубок… – невесело размышляла Шривер. – Настоящий Клубок собирается кругом вожака, которого все любят и уважают. А эти?…»
«Эти» были просто бродячими змеями, которые присоединялись к ним по одной – две. Особых дружеских чувств к Моолкину и его немногочисленному Клубку они не выказывали: объединял их в основном общий источник пропитания. Те и другие следовали за Подателем, двигавшимся на север.
И все равно присутствие других змей некоторым образом утешало. Иные из них казались почти разумными… по временам. Другие выглядели точно привидения, молчаливые, с жуткими пустыми взглядами. А третьи – и они-то были хуже всего – вообще мало чем отличались от обычных животных. Эти были готовы пустить в ход и яд, и клыки против всякого, кто случайно приближался к облюбованной ими еде. Шривер, Моолкину и Сессурии пришлось научиться просто не обращать внимание на тех, кто опустился до подобного состояния. И если начистоту, то вовсе не их присутствие было труднее всего выносить. Сердечную боль вызывали как раз те, кто, казалось, готов был вот-вот вспомнить, кто они на самом деле такие и кем были когда-то…
Трое змеев из первоначального Клубка Моолкина сами со временем сделались почти такими же молчаливыми, как и вновь присоединившиеся. Что толку беседовать, если любой случайно затеянный разговор только усугублял овладевшее ими отчаяние?…
Шривер смутно припоминала голодные времена, которые им некогда выпало пережить. Она знала: длительное отсутствие пищи кого угодно лишало способности к ясному и четкому мышлению. И она обзавелась своими собственными мелкими ритуалами, помогавшими удерживать в целости разум.
Каждый день она старательно напоминала себе, что перед ними лежала великая цель. Моолкин сказал им: «Время пришло!», и они устремились на север. Там их должна была приветствовать Та, Кто Помнит. Эта встреча обновила бы их память и помогла совершить следующий шаг…
– Что это значит? – тихо пробормотала она.
– Ты про что? – сонно отозвался Сессурия.
Они трое тесно переплелись между собой, устроившись среди спящих сородичей, – всего их насчитывалось теперь около дюжины. Под вечер у новых знакомых все-таки пробуждались какие-то остатки правильного поведения, и они соединяли свои кольца ради ночлега, как будто и впрямь были Клубком.
Шривер крепко держалась за осенившую ее мысль:
– Ну вот, положим, встретили мы Того, Кто Помнит, и к нам вернулись наши воспоминания. А что должно случиться потом?
Сессурия зевнул:
– Если бы я знал ответ на этот вопрос, нам, может, и хранитель памяти не понадобился бы…
Моолкин, лежавший между ними, даже не пошевелился. Было похоже, что их пророк с каждым днем попросту угасал. Двое его верных спутников успели понять, что за пищу следовало драться, и никого не подпускали к захваченному куску. Моолкин, однако, упрямо держался за прежние понятия. Даже когда ему удавалось подцепить безжизненное тело, бросаемое Подателем и спускавшееся сквозь Доброловище, если с другого конца за него хватался кто-нибудь из утративших разумную душу, Моолкин немедленно размыкал челюсти. Он по-прежнему считал, что лучше отказаться от пищи, чем сражаться за нее подобно зверям. И результат такого поведения уже сказывался. Вереница ложных глаз, некогда ярко горевших на его шкуре, превратилась в тусклые пятна. Иногда он принимал пищу, которую заботливо приносила ему Шривер, но в половине случаев просто отказывался. И у нее недоставало мужества прямо спросить его: неужели и он близок к тому, чтобы забыть о великой цели их странствия?…
…В это время в гуще дремлющих змей произошло некое шевеление. Стройный ярко-зеленый змей выпутался из объятий сородичей и медленно, словно до конца еще не проснувшись, стал подниматься вверх, к границе Пустоплеса. Шривер и Сессурия переглянулись. Обоим было любопытно, но любопытство гасилось усталостью. А кроме того, в деяниях неразумных все равно не было смысла: ну и что толку гадать и раздумывать о причинах поведения зеленого?… Шривер снова прикрыла глаза…
Но вот сверху донеслись удивительно чистые звуки: кто-то возвысил голос и пел! Некоторое время Шривер просто слушала, испытывая благоговейное изумление. Певец безошибочно выводил каждую ноту, отчетливо произносил каждое слово. Да, это не был беспорядочный рев или писк, который от полноты чувств издает порой какой-нибудь легкомысленный змей. Это была настоящая песня! И в ней чувствовался счастливый восторг истинного призвания. Шривер снова приподняла веки.
– Песня Простоты!… – хрипло выдохнул Моолкин. Глаза Сессурии ответили согласным мерцанием. Все трое осторожно высвободились и начали подниматься к вершине Доброловища, а достигнув границы, пробили ее и подняли головы в Пустоплес.
