Тысяча Имен - Векслер Джанго (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
— Мать вашу, зверя мне в задницу!
— Что такое? — Сердце Винтер мгновенно сжалось. Она обернулась. — В чем дело?
— Да сами гляньте! — пробормотал Графф. — Вот…
Вначале Винтер решила, что речь идет о ране, вокруг которой капрал тщательно вытер кровь, покуда не осталась лишь кровавая рваная дыра в правой части живота. Вслед за тем он расстегнул пуговицы, чтобы снять с Бобби остатки прилипшей к коже рубашки, и тогда…
— Вот оно как, — тихо проговорила Винтер. Взгляд ее скользнул по лицу Бобби — юному, неогрубевшему, не тронутому щетиной женственному лицу, — и сотни деталей в ее сознании со щелчком сложились в отчетливый узор.
— Чтоб меня!.. — выдавил Графф. — Да ведь он…
— Она, — поправила Винтер.
— Она, — тупо повторил капрал. — Я же не могу… то есть я не…
— Продолжай, — оборвала Винтер. — Можно подумать, ты впервые в жизни увидел женскую грудь.
— Продолжать?! Но…
— Потом, — жестко сказала Винтер. — Потом. А сейчас — делай все, что можешь.
Графф поглядел на нее, и девушка приложила все усилия, чтобы ее ответный взгляд выражал полное спокойствие. Капрал судорожно сглотнул, затем кивнул и снова склонился над своим пациентом.
Некоторое время спустя Графф выпрямился. Струйка пота стекала по его лбу, и капрал рассеянно стер ее, оставив на волосах красный след.
— Плохо, — сказал он. — Пуля так и сидит где–то там, внутри, но если стану копаться в ране — выйдет только хуже.
Винтер посмотрела на Бобби. Его, точнее, ее губы беззвучно шевелились, но глаза были плотно закрыты, словно ей снился сон и она никак не могла проснуться.
— Отнести бы ее в лазарет… — начал Графф.
— Это что–нибудь изменит?
— Нет, — признал он. — Скорее всего, нет. У него… у нее слишком сильное кровотечение, и уже началась лихорадка.
— Можешь прикинуть, сколько… сколько еще это продлится?
— Пару часов в лучшем случае, — сказал Графф.
— Она придет в сознание?
Графф устало пожал плечами:
— Я не врач, а всего лишь капрал, который научился кое–как резать и штопать. Хотя сомневаюсь, что даже врач мог бы вам ответить на этот вопрос.
Винтер кивнула:
— Тогда тебе лучше уйти.
— Уйти? — Графф поднял на нее взгляд. — Куда?
— Быть может, еще кому–то в роте нужна твоя помощь. Фолсому по крайней мере.
— Но… — Капрал беспомощно указал на девушку, лежавшую на полу.
— Я побуду с ней, — сказала Винтер. — Не оставлять же ее одну.
Графф отвернулся, но Винтер успела заметить, что на лице капрала промелькнуло облегчение. Она постаралась не винить его в этом.
— Я еще загляну, — произнес Графф, отступая на шаг. — Попозже. А вы можете найти меня и сообщить, если он… то есть когда она…
— Сообщу.
Винтер подтолкнула его к выходу. Когда за капралом опустился полог палатки, она с полминуты устало смотрела ему вслед, а потом повернулась и села около Бобби.
Хотя Графф и перевязал рану самодельными бинтами, на повязке уже проступала кровь. Винтер не сводила взгляда с лица девушки. Оно словно закаменело, исказившись от боли, коротко, по–мужски остриженные волосы слиплись от пота. Винтер отрешенно расправила их одной рукой.
— Только не к мясникам, — пробормотала она. — Ну да, конечно.
Ей самой подобная возможность даже в голову не пришла.
«Эта девочка оказалась куда предусмотрительней, — думала Винтер. Грудь, которая вызвала у Граффа такое потрясение, была совсем небольшая — только начала набухать, и Винтер задумалась, сколько же Бобби на самом деле лет. — Если б только она мне об этом рассказала… — Бредни, конечно. Все, в том числе и Винтер, прекрасно знают, что тайна, хоть раз произнесенная вслух, — уже не тайна. — Но я могла бы задать ей столько вопросов! Как она прошла через вербовочный пункт? Откуда она родом? Как попала в Хандар? Что за чудовищная несправедливость — узнать, что ты не одинока, и через пару часов опять оказаться в одиночестве».
Винтер с удивлением поняла, что плачет. Она крепко зажмурилась, борясь со слезами, но они неумолимо пробивались наружу, текли по щекам и капали на мундир Бобби. Одна слезинка закатилась в уголок рта, и Винтер бездумно слизнула ее — соленую, с едким привкусом пота и пороха.
— Винтер.
Феор сидела, подавшись вперед, неотрывно глядя на Бобби.
— Нечего на нее глазеть, — сказала Винтер.
— На нее, — повторила Феор вполголоса, словно пробуя это слово на вкус. — На женщину. — И совсем уже тихо, очень быстро добавила что–то непонятное.
— Кстати, — продолжала Винтер, — стоило бы ее прикрыть. Чего доброго, ввалится кто–нибудь без спроса, и будь я проклят, если…
— Я могу ей помочь, — выпалила Феор.
Винтер застыла. Искорка надежды, ничтожно малая, на миг вспыхнула в ее сердце, хоть девушка и осознавала, как глупо тешить себя этой надеждой. Но ведь священнослужительницы с Памятного холма известны тем, что хранят тайные знания! Возможно ли, что Феор известно некое таинственное снадобье, некий рецепт, нечто…
Она подавила внезапный восторг и сказала:
— Ты могла бы сообщить об этом раньше.
— Раньше я не знала, что капрал — женщина, — пояснила Феор. — Обв–скар–иот не соединится с мужчиной.
Этого слова из древнего хандарайского Винтер не знала.
— Что именно ты хочешь сделать?
— Я могу соединить ее с моим наатом, — едва слышно проговорила Феор.
— Понятно. — Искорка надежды замигала и бесследно погасла. — Магия. Ты имеешь в виду, что можешь помочь ей духовно.
Винтер старалась не выдать себя голосом — Феор говорила очень серьезно, и ей совсем не хотелось задеть чувства девушки, — но все же помимо воли последнее слово прозвучало натянуто.
— Это не…
— Послушай, — перебила Винтер. — Если ты хочешь помолиться за нее или как там у вас принято — я не против. Правда, не уверен, что она бы этого хотела. Она принадлежала… принадлежит, как и все мы, к Свободной церкви.
— Это не молитва, — терпеливо проговорила Феор. — Молитвы суть просьбы к богам, которые пребывают над нами и вокруг нас. Наат — это заклинание, изъявление воли. Ему нельзя не подчиниться.
— Ну ладно, — сказала Винтер. — Валяй, если думаешь, что от этого будет прок.
С минуту Феор сидела молча, обхватив здоровой рукой поврежденную. Она выглядела какой–то беззащитной, и Винтер стало стыдно за свой резкий тон. Она осторожно обогнула лежавшую на полу Бобби и положила руку на плечо хандарайки, надеясь втайне, что этот жест будет принят именно как ободрение.
— Извини, — проговорила она. — Я не хотел так… мне просто тяжело. — Винтер глянула на Бобби и тут же отвела глаза, но было уже поздно. Слезы хлынули с новой силой, и девушка резким движением вытерла лицо тыльной стороной ладони.
— Ты не понимаешь, — прошептала Феор.
Винтер зажмурилась:
— Ты права. Наверное, не понимаю.
— Это ересь, — сказала Феор. Винтер с удивлением ощутила, что девушка вся дрожит, как осенний лист на ветру. — Наистрашнейшая, самая непростительная ересь. Соединить обв–скар–иот с ней — не Избранницей Неба, даже не исповедующей истинную веру! Мать никогда не простит меня. Вся моя жизнь превратится в ничто, станет совершенно бесполезной.
Теперь Феор тоже плакала. Она прижалась к Винтер, и та, не задумываясь, что делает, обняла девушку за плечи. Худенькое тело хандарайки сотрясали рыдания.
— Извини, — повторила Винтер. — Я не понимал, что именно ты предлагаешь.
Каких–то сто лет миновало с тех пор, как в Вордане Черные священники предавали пыткам несогласных, и столетнее, терпимое к инакомыслию правление Свободной церкви стало сдержаннее в обвинениях в ереси. Костры Искупления, пылавшие в Эш–Катарионе, красноречиво свидетельствовали о том, что хандараи относятся к своей религии куда серьезней.
Феор подняла глаза, еще влажно блестевшие от слез, и сделала глубокий вдох. На лице ее появилась решимость.
— Конечно, не понимал. Откуда ты мог знать?
— Я уверен, что Бобби… — Винтер вынудила себя посмотреть на искаженное болью лицо капрала. — Я уверен, что она с благодарностью примет все, что бы ты ни сделала.
