Тысяча Имен - Векслер Джанго (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
— Трудно сказать. Последствия единения непредсказуемы даже для тех, кто готовился к этому всю жизнь. Быть может, она потом проклянет нас обоих.
— Потом? — Винтер заглянула в серьезное личико Феор. — Ты в самом деле думаешь, что она выживет?
— О да. — По губам девушки скользнула едва заметная улыбка. Обв–скар–иот не остановить такой заурядной раной.
— Что это означает — «обв–скар–иот»? — По страдальческой гримасе Феор Винтер поняла, что произнесла это слово из рук вон плохо.
— Таково имя моего наата.
Это Винтер хотя бы понимала. «Наат» означало «заклинание» или «чары», а дословно — «то, что читается» или «чтение».
— Это значит, — продолжала Феор, — что–то вроде «магия для сотворения Хранителя». По крайней мере так меня учили.
— И оно… — Винтер запнулась. — Оно вылечит Бобби?
Феор кивнула:
— Но…
— Но?
Девушка опять глубоко вздохнула и вытерла глаза.
— Я — наатем. Мне дано соединить наат с человеком, но после того, как это произойдет, разорвать связь сможет только смерть. А до тех пор я не смогу соединить наат ни с кем другим. Быть может, мне за всю жизнь суждено свершить только одно соединение. — Она помолчала немного. — Вы спасли меня. Вас было несколько человек, но именно ты дал мне прибежище, хотя мог бы… — Феор осеклась, судорожно сглотнула и продолжила: — У меня нет иного способа отплатить за спасение.
— Феор, — произнесла Винтер, — ты не должна…
— Я так хочу. — Девушка поджала губы. — Вот только…
Она внезапно замолчала. Винтер завороженно смотрела не нее. После долгой паузы хандарайка договорила:
— …я приберегала это для тебя.
— Для меня? Но…
Несмотря на усталость и душевное смятение, Винтер почти мгновенно поняла, что к чему. Обв–скар–иот, сказала Феор, не соединится с мужчиной. Винтер собралась было все отрицать, но при одном взгляде на лицо Феор поняла, что в этом толку нет. Девушка с трудом сглотнула и медленно убрала руку с плеч хандарайки:
— И давно ты знаешь?
— С некоторых пор.
— Но как?..
Феор пожала плечами:
— Я наатем.
«Все дело в магии», — подумала Винтер и спросила:
— Но насчет Бобби ты не знала?
— Я провела с ней слишком мало времени. Рано или поздно я бы поняла.
— Почему же ты ничего не сказала?
— Зачем? — ответила Феор. — Тебе явно хотелось сохранить это в тайне. Ты бы места себе не находила, зная, что мне известен твой секрет. А я опасалась… — Девушка запнулась, покраснела. — Опасалась, что, если ты узнаешь о моем открытии, ни за что меня не отпустишь.
При этих словах Винтер невольно улыбнулась:
— В самом деле?
— Да, но только вначале, — заверила Феор. — Пока не узнала тебя ближе.
«Что ж, могло быть и хуже. Первый, кто меня разоблачил, не говорит по–ворданайски». Винтер покачала головой:
— Боже праведный, как же давно рядом не было человека, который знал бы, кто я такая!
Феор серьезно кивнула:
— Я думала, что, если тебя ранят в бою, я смогу сделать для тебя хотя бы это. Спасти твою жизнь, быть может, как ты спасла мою.
— Но если ты используешь этот свой наат сейчас, с Бобби, мне помочь уже не сможешь, — уточнила Винтер.
Феор вновь кивнула с несчастным видом.
— Действуй, — велела Винтер. — Мне просто придется уж как- нибудь выживать самой.
Она не могла бы сказать, когда именно начала принимать все это всерьез. Видимо, в тихой непреклонной вере Феор было что–то заразное. «Что ж, если это ее утешит, я подыграю ей», — думала Винтер. Непросто помнить, что, несмотря на серьезность, приобретенную за время служения в храме, Феор все еще оставалась ребенком.
— Хорошо, я сделаю это, — сказала Феор и с напором, словно споря с кем–то невидимым, повторила: — Сделаю! — В неярком свете, сочившемся сквозь брезент палатки, ее смугло–серое лицо казалось мраморным. Она обернулась к Винтер: — Мне нужна чаша с водой.
— Не уверена, что смогу добыть чашу, — отозвалась Винтер. — Котелок подойдет?
Феор сняла крышку с котелка, посмотрела внутрь и кивнула. Затем она обвела оценивающим взглядом палатку и повернулась к пологу, который прикрывал вход.
— Ты должна позаботиться о том, чтобы меня ни в коем случае не прервали. Не дай никому отвлечь меня от нее, понятно? Что бы ни случилось.
— Не думаю, что сюда кто–нибудь ворвется без спроса… — начала Винтер.
— Что бы ни случилось! — с нажимом повторила Феор. — Даже если… даже если сюда явится сам король Вордана. Этого нельзя допустить. Речь не только о ее жизни, но о моей тоже и… о многом другом.
— Ладно. Если сюда заявится его величество, я скажу ему подождать. — Винтер перехватила убийственный взгляд Феор и взмахнула руками. — Хорошо, понимаю!
— Когда все закончится, — продолжала девушка уже спокойней, — я, скорее всего, засну. И проснусь не сразу. Не пугайся.
— Усвоила, — сказала Винтер. — Что–нибудь еще?
Феор неловко поежилась:
— Это будет… в каком–то смысле все равно что зажечь маяк в темноте. Колдун, который следует с вашей армией, непременно заметит это. И возможно, станет выяснять, что происходит.
Винтер хотела было возразить, но убежденность девушки в том, что с ворданайским войском следует маг, казалась незыблемой. Потому она просто кивнула и села на полпути между убогим ложем Бобби и входом, готовая перехватить любого, кто бы ни явился, будь то король или колдун. Увидев это, Феор, похоже, успокоилась, с трудом подняла здоровой рукой котелок с водой и поставила его на пол, рядом с головой Бобби. Потом девушка закрыла глаза, погрузила пальцы в воду и замерла.
Не сразу Винтер осознала, что Феор заговорила. Губы хандарайки едва шевелились, и легчайший шепот, слетавший с них, почти не вызывал колебаний в сухом неподвижном воздухе. Тем не менее шелестящий приглушенный речитатив все звучал и звучал, едва доступный пониманию. Что–то шевельнулось в воздухе, словно откликаясь на этот звук. Брезентовые зыбкие стены палатки по–прежнему окружали их, но само место неуловимо менялось до тех пор, пока Винтер не показалось, будто она находится в просторном каменном чертоге. Ей представлялось, что стоит шевельнуться или произнести хоть слово — и гулкое эхо часами будет повторять этот звук.
Винтер и прежде доводилось видеть, как хандараи молятся, но то было вполне заурядное зрелище. Безусловно, обилие богов, их причудливые имена и раскрашенные изваяния придавали местным обрядам экзотический оттенок, но в основе своей они ничем не отличались от служб, которые можно увидеть в любой сельской церкви Вордана. «Убереги меня от болезни и увечья, защити мою семью, даруй мирную жизнь и процветание». Все то же самое, только просили об этом не одного бога, а многих. Проповеди священников различались, но наставления верующим в них были одинаковы: уважительно внемлите вышестоящим, живите праведно, почитайте богов. Единственное серьезное отличие, которое до сих пор удалось обнаружить Винтер, — среди хандарайских священнослужителей были женщины, и одевались они гораздо лучше.
То, что происходило сейчас, нисколько не походило на обычные службы. Архаичный диалект хандарайского языка, которым пользовались в религиозных обрядах, грамматически сложный и труднопроизносимый, все же был доступен пониманию. Когда голос Феор постепенно зазвучал громче, Винтер начала различать отдельные слова, но они не были похожи ни на один известный ей язык. Винтер даже сомневалась, что такие слова существуют на самом деле. Девушка говорила, не останавливаясь, даже не переводя дыхания. Каждый слог перетекал в следующий, струясь непрерывным потоком бессмыслицы, и все же…
И все же Винтер казалось, что она почти понимает сказанное. Слова Феор обладали смыслом настолько прозрачным, что он маячил совсем близко, почти постижимый, лишь самую малость ускользающий. Как будто — мелькнула нелепая, но, как ни странно, верная мысль — нечто, заключавшееся в этих словах, хотело, чтобы Винтер поняла их смысл, потянулась к нему разумом, погрузилась в него, как погружают руку в ледяной поток.