Двенадцатая дочь - Миронов Арсений Станиславович (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
— До чего изящно работают, негодяи… — прошипела Феклуша. — Над самой волной провели птичек — и пробоину устроили почти у самой ватерлинии, в подлиз волны… Искусный оператор у этих воронов.
— В чем искусство? — я пожал плечами.
— Видите ли, трепетно любимый коррехидор… — Феклуша улыбнулась и закатила глаза. — Железные вороны очень боятся воды. Если чиркнуть крылом по волне — конец. Птица отключается, падает и — все. Камнем уходит во глуби, на дно.
Я уже не слушал, я не мог отвечать — на экране творилось ужасное! Сразу пять голодных гигантов, пять нечистых, пятнистых, ярящихся дивов! Пробудившись, они вылезли из тесных древесных гробов, утробно и жадно завыли — а вокруг столько теплого, юного мяса! Вот они, мохнатые богатыри на кровавом пиршестве: счастливо скалят клыки, лупят себя кулачищами в рыхлые груди… Свистят жадные когти, гудят палицы и — падают, валятся, подламываются тонкие белые фигурки, как нежный снежный цвет под жестокой косой.
— Гады, гады… — скрипит зубами дядюшка Гай. Разволновался, зажимает кулаками глаза. — Девушек, красных девушек в клочья… Не могу смотреть!
Не песни уже, а визг. Дрожащими иглами пульсирует в ушах, впивается в мозг — и вот дружинники внешнего периметра дрогнули, смутились… Строй багряных щитов развернулся, только трое остались прикрывать боярышню Метанку с юга, со стороны реки. А семеро задергались, обнажая мечи; один за другим обернулись щитами и злыми лицами на север. Быстро переглядываясь, щурясь, нервно всматриваются через головы беснующихся в ужасе девок — туда, на вершину холма, на черный горбатый профиль, из-за которого вылетают раскаленные головни огненных шутих, доносятся страшные крики и гогот чудовищ.
— Щука отвечай наезднику зреют ли зерна? — негромко шепчет Мяу, подслушивая вражеские переговоры в волховском эфире.
— Зерна созрели семь полных мешков.
— Пора молотить…
И вдруг перебивает резкий торопливый голос Язвеня:
— Слухач кличет няньку слухач кличет няньку слышу треск да влажное хлюпанье смертные крики и тонущих зовы…
— Ну вот, — вздохнул я. — Это второй ворон долетел до цели…
Ладья десятника Погорельца с наших блюдец не просматривается — и хорошо. Обидно и горько глядеть, как тонут старые славные бородачи в тяжелых кольчугах.
— Все, дружинники сорвались с места, — невесело крякнул молчаливый Усмех — все это время он сидел неподвижно, вцепившись когтями в бородатый подбородок. — Жаль ребятишек.
Да, Усмех прав. Дружинники поддались на Куруядову провокацию — семеро телохранителей не выдержали. Потихоньку, нервно оглядываясь, тронулись вверх по склону, ловчей прихватывая в железных рукавицах рукояти мечей.
— У них ведь приказ! — простонал за спиною Гай, слезы в глазах блестят. — Держать строй! Не отходить от боярышни…
Я покачал головой: а долго ли стерпишь, когда обезьяны рвут, заламывают юных девчушек — там же сестры, подруги в толпе! Да, хитроумец Куруяд уже, наверное, потирает руки. Один за другим парни срываются в бой навстречу мохнатым гадам, поначалу вроде оглядываются на бегу, как там боярская дочка, а потом — все перестали: в конце концов, ничего страшного, там еще кречеты в воде сидят… Да по великому счету, жизнь боярской дочки не настолько ценна, чтобы стоять столбом, когда заморские нелюди безбоязненно избивают наших девок на нашем же племенном празднике!
…Впрочем, три охранника еще бегают вокруг перепуганной Метанки. Быстро подтащили ее поближе к разукрашенным бочкам, прикрыли щитами, а с другой стороны сгрудились верные «подруги» с волосатыми руками и усатыми лицами под бабьими платками.
— Щука отвечай наезднику скоро ли будет мука?
— Цепы заготовлены, — отвечает щука-Гугней голосом спящего Мяу. — Будет хозяину добрый намолот.
Да уж, молотьба распаляется знатная. Семеро пылких телохранителей, темно-серебристыми ледоколами пробиваясь сквозь обезумевшую толпу, расталкивая орущих растрепанных девок, пробиваются вверх по склону и — вот! Достигают клыкастых негодяев, напористо ввязываются в бой! Пятеро монстров против семерых разгневанных дружинников — тут шансы почти равные, бабушка надвое набрехала… Легкими молниями плещут клинки — ребята хорошо начали атаку, улыбаюсь я, но тут… вдруг… вообще непонятные вещи происходят: кто-то из девок в толпе, словно теряя рассудок от ужаса, начинает нападать на своих же, славянских дружинников, со спины! Прыгают, дуры, на плечи, цепляются сзади за ноги…
Откуда у девок кинжалы?
Да такие странные — длинные, тонкие, точно иноземные? И в недоумении оборачивается славянский воин: ах, как жигануло по щеке! Неужто отравлены?!
Ну все, теперь ясно: на первый взгляд, сорочки да косы, однако… Под разметавшимися накладными волосами — хищные черные брови, коричневые носы и аккуратные восточные бородки… Ряженые гады в девичьих сорочках! Со спины атакуют! Берегись ряженых, робята! Берегись…
Минут через пять вся карта оперативного квадрата — самое сладкое воплощение Куруядовых грез. В северной части уже жарко, весело пылают четыре повозки, на которых недавно привезли Метанку с властовскими телохранителями. М-да. Я и проглядел, как «комсомольцы» Гугнея ухитрились подпалить их так удачно и быстро. Празднично горят, буйно — все, по дороге не ускользнуть Метанке.
Южнее, у самой вершины холма — жуткое батальное полотно с кровью и стонами: семеро дружинников зажаты меж дивами и переодетыми «комсомольцами». Плохи дела Катоминых ребят. Вот опять один из дружинников упал, покатился по траве, вниз под откос, нелепо махая железными руками — ударом крюкастой булавы ему снесло шлем, а подскочившая усатая сволочь в длиннополой бабьей рубахе, ловко запрыгнув сзади, вогнала в горло черный стилет…
Дальше на юг страшная суета бегающих девок, крики задавленных и клочья одежды, среди дымящих костров — медовая бочка и визжащая Метанка, прикрываемая напряженными, молчаливыми наемниками в женском платье и троицей растерянных ратников: крутят головами по сторонам, не покажется ли на реке ладейка с подкреплением?
Не покажется. Вон на юго-востоке тихо гибнет распотрошенная черная ладья десятника Оботура, никнет в черную воду желтое солнышко паруса. А выше по течению — на западе — вторая ладья десятника Погорельца, тоже начинает тонуть, захлебываясь и дергаясь, как раненая лошадь на привязи. Еще, конечно, держится на волне (ворон ударил всего-то с минуту назад), но уже вовсю захлестывает черной пенистой зеленью через рваные пробоины… Нос круто пошел вниз, а хвост протараненной ладейки нелепо задирается к небу — обнажается сохнущее днище и безвольное желтоватое кормило болтается в метре над водой. Бегают в слепой суете пожилые дружинники Погорельца — один в спешке срывает доспехи, надеясь доплыть до берега, другой цепляется за вздыбленные борта… Старый десятник, сбросив дедовскую кольчугу, пытается нырнуть-нащупать грузовую веревку — ладья ведь по-прежнему держится на становых грузах и можно бы обрубить грузовые веревки (авось тонущую посудину отнесет к бережку), да не добраться до веревок, они уже под водой! Ныряет упорный дед Погорелец, шумно выныривает и плюется злобно: воздуху не хватает старику, снова и снова поспешно ныряет в черноту, а ладья тяжелеет. Ладья корежится. Проваливается в глубину…
— Слухач кличет свою няньку чую железные крылья со стороны упадка.
— Как? — не понял я. — Он что-то путает. Железные вороны ушли на север… Почему акустик слышит их на западе?
— Еще один гвоздевран? — простонала Феклуша, тряхнула волосами. — Не может быть. Плескун сказал на допросе, что птиц будет только две…
Значит, Плескуна не поставили в известность о некоторых деталях операции «Купальня», медленно подумал я, уже наблюдая, как на маленьком экране старшего птицебоя Кирилла Мегалоса появилось и движется темное пятнышко, поблескивая лунными искрами на фоне темно-синего неба. Итак, появился еще один, незапланированный ворон… Неприятная новость.
…Ярко пылают повозки за холмом, на зеленом окровавленном склоне скользят и цепляются железными пальцами за траву израненные дружинники, трещат и разваливаются славянские щиты под — ага! Вижу, как черный двухметровый див, роняя темное крошево кишков, тяжело скачет под откос с раззявленной от ужаса пастью, а следом прыгает ловкая лунная тень: взмах меча — и половина обезьяньего черепа, вертясь, отлетает к небу на добрую сажень… Обезглавленное чудище рушится, как темная колонна языческого храма в час землетрясения. Но рано радуется славянский мститель в обагренной кольчуге — змеиный свист аркана оплетает левую руку, рослый гнида в женской рубахе дергает за веревку, и в тот же миг! Проклятие! Когтистая лапа рыжего коренастого дива срывает с головы шлем… Ну, теперь парень недолго продержится, отворачиваюсь я…
