Танец с драконами. Книга 1. Грезы и пыль. (Другой перевод) - Мартин Джордж Р.Р. (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
«Какой я оруженосец? — вознегодовал Квентин, когда Геррис предложил прибегнуть к этой уловке. В отряде Герриса звали Герольд-Дорниец, чтобы не путать с двумя другими Герольдами — Красноспинным и Черным, — а иногда и Дринк из-за случайной обмолвки здоровяка. — Шпоры мне достались не просто так — я такой же рыцарь, как ты».
Геррис, однако, был прав. Они с Арчем обязались охранять Квентина, а это значило, что Квентин должен держаться поближе к здоровяку.
«Арч из нас троих лучший боец, — указал Дринквотер, — но жениться на драконьей королеве можешь лишь ты один».
Жениться ли, сразиться — встречи в любом случае ждать недолго. Чем больше Квентин слышал о Дейенерис Таргариен, тем сильнее страшила его эта встреча. Юнкайцы уверяли, что она кормит своих драконов человеческим мясом и купается в крови девственниц, чтобы сохранить молодость. Бакк над этим смеялся, но сам только и делал, что рассказывал о любовных похождениях серебряной королевы. «Один ее капитан происходит из рода, где у мужчин члены длиной в целый фут, но ей и такого мало. У дотракийцев она привыкла с жеребцами сношаться, поэтому ни один человек не может ей угодить». А Книжник, волантинец, вечно читавший какие-то ветхие свитки, стоял на том, что Дейенерис безумна и убивает всех без разбору. «Кхал убил ее брата, чтобы сделать ее королевой, а она убила самого кхала, чтоб стать кхалиси. Они приносит кровавые жертвы, лжет как дышит и со своими обращается как с врагами. Нарушает перемирия, пытает послов… У нее это в крови, отец тоже был сумасшедший».
Весь Вестерос знал, что Эйерис Второй был безумец. Он изгнал двух своих десниц и сжег третьего. Неужели ему, Квентину, придется взять в жены убийцу? Принц Доран ничего об этом не говорил.
Лягуха был рад убраться из Астапора — Красный Город, по его мнению, мало чем отличался от ада. Юнкайцы закупорили взломанные ворота, чтобы мертвые и умирающие оставались внутри, но то, что Квентин Мартелл видел на красных кирпичных улицах, обещало остаться с ним до конца его дней. Река, забитая трупами. Жрица в изорванном облачении на колу, окруженная роем зеленых мух. Окровавленные грязные люди на грани смерти. Дети, дерущиеся из-за поджаренных наспех щенков. Нагой король Астапора, терзаемый в яме стаей голодных собак. И пожары, сплошные пожары. Он закрывал глаза и видел, как клубится дым над кирпичными пирамидами, что выше всех замков Вестероса, известных ему.
При южном ветре гарью пахло и здесь, в трех милях от города. Астапор продолжал дымиться за своими красными стенами, хотя почти все большие пожары догорели сами собой, и пепел порхал в воздухе подобно жирному снегу. Скорей бы уйти.
— Давно пора, — соглашался и здоровяк — он играл в кости с Бобом, Книжником и Костяным Биллом и проигрывал, как всегда. — Как, Лягуха, отскреб мою кольчугу от крови? — Наемники полюбили Зеленорыла, который делал ставки столь же азартно, как дрался, вот только в игре ему везло куда меньше.
— Отскреб, сир. — Кольчуга у рыцаря была старая, тяжелая, много раз латанная. То же относилось к шлему, латному вороту, наручам, перчаткам и прочим частям его разрозненных доспехов. У Лягухи с этим обстояло немногим лучше, у сира Герриса много хуже. Оружейник называл все эти латы в целом «отрядным железом». Сколько человек до Квентина погибли в этой броне, ведали только боги. Собственные доспехи Квентина и его спутников остались в Волантисе вместе с золотом и настоящими именами. Состоятельные рыцари из благородных домов не поступают в наемники за Узким морем — если, конечно, они не изгнанники, запятнавшие свою честь. «Представимся лучше бедняками, чем злодеями», — решил Квентин, когда Геррис все это ему объяснил.
На то, чтобы сняться с лагеря, у Сынов Ветра ушло меньше часа.
— Мы выступаем, — провозгласил Принц-Оборванец с высокого серого коня на классическом валирийском, который, хоть с пятого на десятое, понимали почти все. Попона на жеребце, как и плащ всадника, была сшита из верхних камзолов тех, кого убил командир. Оборванцу уже перевалило за шестьдесят, но в седле он держался прямо, и голос его был слышен во всех концах поля. — Астапор мы лишь надкусили, пировать будем в Миэрине.
Наемники откликнулись громким «ура». На копьях развевались вымпелы голубого шелка, впереди несли раздвоенные штандарты, синие с белым.
Трое дорнийцев орали вместе со всеми — молчание могли счесть подозрительным. Лишь когда Сыны Ветра двинулись на север вслед за Красной Бородой и Дикими Котами, Лягуха поравнялся с Герольдом-Дорнийцем и сказал на общем языке Вестероса:
— Надо что-то делать, и быстро.
В отряде имелось еще несколько вестероссцев, но они были далеко и не могли его слышать.
— Не сейчас, — с достойной лицедея улыбкой ответил Геррис. — Поговорим ночью, когда разобьем бивак.
От Астапора до Юнкая по старой гискарской прибрежной дороге сто лиг, от Юнкая до Миэрина — еще пятьдесят. У вольных отрядов на хороших конях дорога в Юнкай займет шесть дней быстрой езды или восемь более медленной. Пехота из Старого Гиса будет идти в полтора раза дольше, юнкайцы же со своим рабским войском…
«Чудо еще, что генералы их морем не повели», — сказал Боб.
Чего-чего, а воевод у юнкайцев хватало. Верховным командующим был старый герой Юрхаз зо Юнзак — его Сыны Ветра почти и не видели; старика таскали в громадных носилках, рассчитанных на сорок рабов, зато подчиненные ему командиры сновали повсюду что твои тараканы. Половину их них, похоже, звали Гхаздан, Граздан, Маздан или Гхазнак. Отличить одно гискарское имя от другого мало кто мог, а в отряде их называли по-своему.
Самым приметным был Желтый Кит, невероятно толстый и всегда носивший желтые токары с золотыми кистями. Он даже стоять не мог без подмоги и страдал недержанием — мочой от него несло так, что не спасали крепкие духи. Говорили, что это первый во всем Юнкае богач, собирающий разные диковины: среди его рабов числились мальчик на козлиных копытах, бородатая женщина, двухголовый урод из Мантариса и гермафродит, хозяйский наложник. «И хрен, и дырка, — рассказывал Дик-Соломинка. — Великан у них тоже был — Кит любил глядеть, как он рабынь пялит, — только помер. За нового Кит, слыхать, сулит мешок золота».
Была еще Девка, разъезжавшая на белой лошади с красной гривой. Она командовала сотней рабов, которых сама обучила. Все молодцы как на подбор, стройные, мускулистые, в набедренных повязках и желтых плащах, на длинных бронзовых щитах непристойные инкрустации. Лет ей было не больше шестнадцати, и она воображала себя юнкайской Дейенерис Таргариен.
Голубок, не совсем карлик, в сумерках мог за такового сойти, но держался как великан, широко расставляя пухлые ножки и выпячивая пухлую грудку. Выше его солдат Сыны Ветра никого не встречали: самый маленький семи футов, самый большой ближе к восьми. Длиннолицые, длинноногие, да еще и на ходулях, вделанных в нарядные поножи. Торсы их защищала чешуйчатая розовая эмаль, покрытые розовыми перьями шлемы венчались стальными клювами. Все они носили длинные кривые мечи и копья с себя ростом, с листовидными остриями на обоих концах.
«Он их разводит сам, Голубок, — говорил Дик-Соломинка. — Скупает везде высоких рабов, скрещивает баб с мужиками и берет в Цапли отпрысков, кто ростом побольше. Когда-нибудь ему, глядишь, и ходули не нужны станут».
«Может, их на дыбе растягивать?» — предлагал здоровяк, а Геррис смеялся: «Вот страх-то. Воины на ходулях, в розовой броне и таких же перьях… случись мне сразиться с таким, я бы ржал до уссачки».
«Говорят, что цапли — птицы величественные», — заметил Костяной Билл.
«Может, твой король ест лягушек, стоя на одной ножке?»
«Трусы они, — сказал здоровяк. — Раз охотились мы с Дринком и Клотусом, глядим — цапли бродят по отмели, клюют мелкую рыбешку и головастиков. Красиво, да, но стоило пролететь ястребу, как они все поднялись на крыло, будто дракона увидели. Такой ветер подняли, что меня с коня сдуло, но Клотус успел достать стрелу и одну цаплю сбил. На утку похожа, только не такая жирная».
