Война Цветов - Уильямс Тэд (читать бесплатно полные книги txt) 📗
– Но шанс ведь все-таки есть, правда?
– Шанс всегда есть, Тео. – Она не досказала того, что предполагала ее интонация: «только не у меня, наверное».
– Он... о Боже. Это сильно тебя мучает, мама?
Она подумала, прежде чем ответить. Она не спешила. Он ощутил вдруг, как должен чувствовать себя человек, которому больше нет смысла спешить с чем бы то ни было.
– Одно время мучило. Поначалу все было не так плохо. Я думала, это просто поясница болит. Со мной это бывает, когда поднимаю что-нибудь или мебель двигаю, чтобы пропылесосить.
Еще один приступ вины – нет, уже не вины, а настоящего горя – при мысли о том, как мать двигает диваны, убирая дом, где нет никого, кроме них двоих. Но что толку теперь? Все представлялось настолько ужасным, что впору засмеяться для разрядки – но даже при странной отрешенности матери это, пожалуй, было бы не совсем правильно. Ей бы, наверное, больше понравилось, если бы он заплакал. Он смотрел на чистые ковры, непритязательную мебель, на маленькую темноволосую женщину, сидящую перед ним, и не мог придумать, что бы такое сказать.
– И есть мне почти не хотелось, – снова заговорила она, – но я ведь никогда и не отличалась особым аппетитом. Не то что твой отец. Он всегда ставил рядом орешки или что-то вроде... – Она умолкла так же внезапно, как и начала.
– Хочешь... пойдем куда-нибудь вечером? В клубе «Кеннел» выступает ирландская группа. Говорят, хорошая – настоящая ирландская музыка, естественная акустика.
Она улыбнулась по-настоящему, и именно эта ее улыбка показала ему, как она измучилась и устала.
– Хорошо бы, Тео. Давай правда сходим.
После этого все быстро пошло под уклон. То, что случилось с Кэт, было так внезапно, что больше напоминало хулиганское нападение – ты идешь по улице, размышляя, что будешь есть на обед, а в следующий момент оказываешься в канаве и думаешь, как бы доползти туда, где тебя смогут найти. С матерью дело обстояло совсем по-другому: здесь все походило на замедленную съемку чего-то страшного, где кадры повторяются снова и снова, без конца – но ты знаешь, что конец непременно будет.
Тео открыл, что в краю смерти говорят на другом языке. Выкидыш Кэт тоже был окружен загадочными терминами, но Тео даже не предполагал, сколько здесь неизведанных возможностей. Во-первых, они имели дело не с раком и не с опухолью, а с аденокарциномой. Мать не просто обследовали, ей делали лапароскопию или ретроградную эндоскопическую холангиопанкреатографию – это последнее словечко даже на доске для скрэббла не уместишь. Что касается лечебных процедур, то этим таинствам – гемцитабину, флюороурасилу, паллиативному шунту и химической спланхникэктомии – позавидовали бы даже друиды. Порой дымовая завеса рассеивалась: человек в белом халате, склонясь, выдыхал «перкутанный радиологический сброс желчи» и пропадал снова. В жизни Тео, в их общей с матерью жизни – но мать все больше отдалялась от него за пеленой обезболивающих средств – словно вырыли большой котлован, в который беспрестанно сбрасывали кузова греко-латинских терминов, грохочущие лавиной непонятных и все же внушающих ужас звуков.
«Неоперабельно» – одно из самых страшных сочетаний, «метастазы» – страшнее всего.
С работы, конечно, пришлось уйти, хотя у Хасигяна хватило доброты сказать, что он сможет вернуться, когда захочет. Мать, бережливая по натуре, скопила кое-что из мужниной пенсии и социального страхования – этого хватало на ипотечные выплаты и на питание, тем более сама она теперь почти ничего не ела, как Тео ее ни упрашивал. Его это так беспокоило, что он даже попросил Джонни принести немного высококачественной травы, и мать после долгих уговоров , согласилась покурить.
– Хотите сделать из меня наркоманку вроде вас самих, – устало шутила она, держась за волосатую руку Джонни. Это и правда могло быть смешно – они с Джонни еще долго бы вспоминали, «как мать накурилась», – если бы не желтая кожа Анны, не синяки под глазами, не шарф, которым она всегда теперь повязывалась, потому что волосы после химиотерапии лезли клочьями. Она только что прервала курс гемцитабина, заявив в приливе упрямой решимости: «Это все равно не поможет, а лысой я умирать не хочу».
Марихуана не оказала эффекта, на который Тео надеялся. Первый опыт матери прошел гораздо хуже, чем Тео приходилось наблюдать даже у самых мнительных новичков. Она плакала, стонала и говорила что-то про ночь, «когда малыша забрали». Тео не мог понять, о чем это она – может, о выкидыше Кэт? А может быть, ей вспомнилось что-то из собственной жизни, думал он, обнимая ее, неловко гладя по спине и стараясь не думать о том, как она исхудала. Просто поразительно, как мало он знал о жизни матери до того, как сам появился на свет.
Когда худшее миновало, она почувствовала себя совсем разбитой и есть, конечно, не захотела. Тео в конце концов уложил ее в постель. Джонни, уходя домой, сокрушался и обещал подобрать «что-нибудь помягче», чтобы попробовать еще раз. Но Тео, глядя, как всхлипывает мать в беспокойном сне, знал, что проб больше не будет. Трудно сказать, чем была отрешенность ее последних недель – отказом от борьбы или мужеством, но он не хотел лишать ее этого еще раз.
– Я хочу, чтобы ты продал дом, – сказала она как-то утром, когда они, как обычно, ехали в клинику: несколько часов процедур для нее, потрепанные журналы и кофе в комнате ожидания для него.
– То есть как это «продал»? Ты что, хочешь лечь на полный стационар?
У нее достало сил на раздраженный взгляд – одно из немногих удовольствий, которые ей остались.
– Не сейчас. Когда я умру.
– Мама, не надо...
– Если теперь не сказать, то когда же? – Она поправила шарф, сползавший ей на уши. – Послушай меня. Это не твой дом, и ты не захочешь в нем жить без меня. Ты даже в чистоте его содержать не сможешь.
– Я не хочу думать об этом сейчас.
– Ты никогда не хочешь думать о таких вещах. Потому и ведешь такой образ жизни. Потому и поселился у меня.
– Я уже переехал бы... если б ты не заболела.
– Возможно, – недовольно поморщилась она, – но ты все равно послушай. Продашь его, купишь себе хорошую квартиру, и у тебя еще останется. Сможешь пойти в колледж, получить степень. Ты мог бы очень хорошо учиться, если бы постарался – учителя всегда говорили, что ты способный, но у тебя только твой рок-н-ролл был на уме. Ипотека почти выплачена – остался только кредит за перепланировку кухни, но на колледж тебе хватит.
Мысли об этом угнетали, но некая искорка – возможно, перспектива грядущей свободы – все-таки зажглась в нем.
– Мы еще поговорим об этом, мам. Не надо пока. Ты поправишься.
– Не умеешь ты врать, Тео. – Она помолчала. – Хорошо еще, что у тебя способности к музыке.
Он взглянул на нее. Точно: она улыбалась. Это не укладывалось у него в голове. Неужели матери нужно было заболеть раком, чтобы обрести чувство юмора? Ни фига себе обмен!
Но честных обменов не бывает. Вселенная работает не по принципу честности. Некуда пожаловаться, некуда подать апелляцию.
Сплошное кидалово.
Спуск под уклон продолжался всю весну и начало лета – свободное падение, мучительно быстрое и в то же время изматывающе медленное, как в кошмаре. Джонни Баттистини не приходил больше – не мог смотреть на пугало, в которое превратилась Анна Вильмос, но временами звонил, спрашивал о ней и уговаривал Тео пойти куда-нибудь вечером.
– Пошли, – в который раз предложил он. – Тебе надо проветриться. Всего на пару часов.
– Ага, сейчас. А если она упадет в ванной, пока меня не будет? – Тео отмечал истерические ноты в собственном голосе, как будто подслушивал чей-то чужой разговор. – Что ты мне предлагаешь: пить пиво, глазеть на телок и надеяться, что этого не случится? Будь это твоя мать, ты бы...
– Слушай... – Джонни умолк. Они приблизились к черте, которую никогда еще не переходили.
