Зумана (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde" (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
К тому же всем этим родовитым гостям надлежало как-то объяснить, почему принцесса отправляется в плавание к Материку. Им ведь не скажешь, о ее личном желании найти мага-лекаря для своего полумертвого шута. К слову, целый день ушел только на то, чтобы выдумать благопристойный повод для этого нелегкого и небезопасного путешествия. А прежде король потратил несколько часов стараясь убедить дочь: мол, наследнице не подобает принимать участие в столь сомнительном деле. Но что бы он ни говорил, Элея стояла на своем. Те перемены в ее характере, которые начались год назад, не только не обернулись вспять, так еще и укрепились за минувшие месяцы. Прежняя Элея осталась далеко в прошлом, в том каменном лабиринте, где она впервые пережила все самые ужасные чувства, сплавленные воедино — от трусливой боязни за свою жизнь до острого, как жала диких пчел, страха потерять шута.
Она прекрасно понимала — и отец, и Совет Мудрых отнюдь не рады этим переменам. Но вместо угрызений совести Элея испытывала лишь радость от того, что более ничья воля не способна согнуть ее собственную. Предательство Руальда словно разбило оковы смирения. Да, осознание долга осталось, но теперь оно обогатилось новым пониманием — через любой запрет можно переступить. Ну, или почти через любой. Если очень захочется.
Все мысли Элеи теперь были заняты предстоящим плаванием, она почти ничего вокруг не замечала, охваченная предвкушением этого пути. И весьма удивилась, когда однажды утром вдруг обнаружила под дверью опочивальни дядюшкин «подарок». Тьеро действительно сидел у самого порога, прижимая к груди свою лютню. Едва лишь принцесса шагнула в коридор, как менестрель грохнулся на колени и воскликнул в отчаянии:
— Ваше Высочество! Умоляю, пощадите меня!
Элея оторопело уставилась на него, пытаясь понять к чему этот спектакль. Видят боги, Патрику подобные выступления удавались лучше… Но Тьеро не отступил, даже увидев смятение и неприязнь в глазах принцессы. Только сильнее сжал пальцы на грифе своей красивой лютни и заговорил так быстро, словно был уверен — его сейчас просто оттолкнут и пройдут мимо:
— Я знаю, что немил вам, — жарко говорил музыкант, — но, пожалуйста, скажите отчего? Прошу вас, позвольте мне искупить мою вину, в чем бы она ни крылась! — он был такой нелепый… напомаженные волосы, модный зеленый дублет, лакированные туфельки… Слишком ухоженный, слишком любезный. Ну как объяснить этому соловью, что он всем хорош, только… не для нее…
— Довольно, — Элея тряхнула ладонью, веля менестрелю встать. С досадой посмотрела, как он медленно, пряча полные отчаяния глаза, встает с колен и… вдруг поперхнулась заготовленной колкостью. Вдруг увидела себя со стороны — жестокую, бессердечную, ледяную статую в человеческом обличье.
"Когда я стала такой? Когда я перестала видеть чужую боль, заблудившись в своей собственной?"
Она протянула руку и взяла менестреля за плечо.
— Тьеро… — он вздрогнул, впервые услышав из ее уст свое имя. — Ты прекрасный музыкант. Я никогда не слышала, чтобы на лютне играли так… так виртуозно. И поешь ты замечательно. Просто… я не люблю музыки, — это была ложь, но она слетела с языка почти без труда. — Раньше любила, а потом… Потом много всего случилось. Ты и сам знаешь. С тех пор мне милей тишина. И одиночество, — последнее было правдой. И проверкой для этого человека. Элея должна была понять, насколько он в самом деле может быть верным, насколько способен молчать об услышанном.
Менестрель вздохнул. Конечно, что еще ему оставалось…
— Ваше Высочество… — он замялся. — А правда, вы покидаете Брингалин?
Элея усмехнулась. Этот замок, как и любой другой, полнили слухи.
— Правда, Тьеро, — и улыбнувшись ему, направилась прямиком к отцу, чтобы узнать, как продвигаются сборы.
Она и сама не смогла бы точно объяснить, почему ей было так важно оказаться на этом корабле, уплывающем на поиски надежды. Сказать по чести, Элея устала… Устала от бесконечного ожидания: нет ничего хуже, чем события, слова и мысли, которые повторяются изо дня в день. Ей хотелось сбежать, просто сбежать от всего. От негодующего расстроенного отца, от обманувшей ее наставницы и даже от Патрика, существующего в своем бесконечном нигде. Но главным образом — от необходимости каждый день смотреть на море и искать у горизонта парус. И не видеть ничего, кроме этого сулящего надежду паруса, который долгое время будет существовать лишь в воображении…
Элея точно знала — для нее нет ничего хуже, чем еще несколько месяцев ожидания. Именно это она и предъявила отцу главным аргументом. "Я не желаю и в самом деле лишиться рассудка, — сказала она. — А это непременно произойдет, если я и дальше буду сидеть и ждать! Мне нужно покинуть Острова, узнать другую жизнь. Отец, ну что я видела, кроме Тауры и Золотой Гавани? Разве не имею я права на нечто большее, чем одиночество наследницы, у которой не будет ни мужа, ни детей, ни даже воспоминаний о чем-то особенном? О чем-то за пределами дворцовой жизни?". И, как всегда, они оба знали, что слова эти — не выдумка и не уловка. Что они абсолютно правдивы… Именно поэтому Давиан, хоть и скрипел зубами, но подключил к подготовке похода всех, кто только мог принести ощутимую пользу. Корабль дочери короля должен был стать неуязвимым, быстрым и надежным. А команда, сопровождающая принцессу — способной оградить наследницу от любого зла.
Официальным поводом этого, как говорил отец, безумия, объявили необходимость создания новых торговых связей. Мол, чтобы меньше зависеть от Закатного Края. В конце концов, это было на самом деле важно: влияние Руальдова королевства стало излишне велико в последние несколько лет. Разумеется, Совет мудрых отнесся к идее с большим скептицизмом, но у них не оказалось явных причин для протеста, ведь присутствие принцессы среди послов имело большое значение для успешного результата. Поэтому сборы шли полным ходом.
А в самом замке в это время с неменьшим усердием готовились к празднику. И пока король выбирал людей для экспедиции, Элея была вынуждена столь же серьезно отнестись к приготовлению нарядов для бессмысленного пафоса, который именовали ее годовщиной рождения.
Фрейлины кружились вокруг принцессы, точно пчелы у цветка — впервые за долгое время у них появился настоящий повод угодить наследнице, которая с момента своего возвращения на Острова не проявляла не малейшего интереса к обычным дамским делам и развлечениям. Вместо того, чтобы сидеть с пяльцами в кругу верных подруг, она то затворялась в замковой библиотеке, то часами изучала доходные книги, то общалась с самим канцлером и его подопечными. Те пять лет, что Элея провела в Закатном Крае, жизнь на Островах не стояла на месте. А ей, как дочери монарха и первой претендентке на трон, надлежало быть в курсе всего, что происходило в королевстве. Элее много нужно было наверстать, пересмотреть, узнать по-новой. На вышивание цветочков не оставалось ни времени, ни желания. Прогуливаться она предпочитала в одиночестве, а трапезничать — с отцом. В остальное свое свободное время принцесса постоянно находилась за пределами замка. Если быть точнее — у Ваэльи, но об этом мало кто знал.
Дамы огорчались. Но поделать они — как и Совет в случае с путешествием — ничего не могли, ибо не имели объективных оснований. Не обвинять же наследницу престола в том, что она уделяет столько внимания государственным делам и размышлениям, требующим уединения…
Зато подготовка к празднику давала фрейлинам полное право захватить почти все время принцессы. Они усердствовали так, будто ожидалась по меньшей мере свадьба, а не обычная годовщина рождения. Поначалу Элея пришла в ужас от подобного внимания, а потом ей стало стыдно. Совсем как тогда, перед Тьеро. И в самом деле — до чего нужно было довести дворцовых женщин, чтобы они так отчаянно бросились доказывать свою нужность? Осознав это, Элея стала более спокойно относиться к дамскому кудахтанью и стараниям фрейлин подобрать ей лучшие туфельки в тон платью. Она вздыхала лишь об одном — что среди них не было ее дорогой сестры. Иния дохаживала последние дни беременности и уже давно не покидала фамильного замка своего супруга.
