Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
— А, так это, наверное, marina trombona! — закивал господин Карл.
— В точку, приятель! Она самая!
Все опять захохотали.
— Вы не серчайте, что они такие, — прошептал итальянцу на ухо поэт. — Я предупреждал вас. Гистрионы, шпильманы — что с них взять? Шалят мальчишки. Балаган!
— Scuzi, scuzi, — разводил руками кукольник. — Извините и вы. Что тут скажешь! Вы ведь тоже… как это… Видок у вас, прямо скажем, не располагает к общению.
Музыканты расхохотались.
— Видок что надо! — объяснил за всех Михель дер Тойфель и пихнул Рейно локтем в бок. — Молодухам нравится. Шестеро мужиков, которые не одеваются слишком тепло и выглядят при этом будь здоров, — это зажигает!
После ужина, однако, музыканты не стали укладываться, наоборот, расчехлили инструменты.
— Кураж пошёл, — заявил Рейно, надувая здоровенную, на три бурдонные трубы, волынку. — А ну, давай до крайности!
Так они играли и плясали, пели, пили и вопили до глубокой ночи, а потом уснули прямо там, где сидели, у погасшего костра, а Феликс и Тойфель подрались.
Сейчас дер Тойфель шёл рядом с повозкой и насвистывал, сверкая синяком под глазом, бубенчики на его посохе позвякивали в такт шагам. Серая мулица плелась вперёд, Йост правил и бубнил под нос. свои стихи и рифмы, Барба снова погрузился в размышления.
Задумался и Фриц.
Поэт преследовал какой-то план, но, может, действовал без плана, по наитию. Йост стремился в Лейден. Из разговоров, сплетен, новостей, подслушанных в пути, Фриц знал, что этот город, «мануфактурная столица» между Амстердамом и Гаагой, осаждён и что осада эта длится уже не неделю и не месяц, а гораздо дольше — чуть ли не полгода. Испанские войска, отчаявшись взять город приступом, решили взять его измором. Но голодные, ослабевшие лейденцы предпочитали умереть, но не сдаться. Что ждало там их — Октавию и Фрица? И куда идти потом? Об этом Фриц раньше как-то не думал.
Он поднял глаза и сразу же столкнулся взглядом с Октавией.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
Мальчишка заёрзал в смущении. Видно, на лице его отражалась такая интенсивная работа мысли, что девочка невольно заинтересовалась.
— Да так, — уклончиво ответил он, — о том, что с нами будет
— А ты выбрось руну или лучше сразу три, — посоветовала девочка. — Спроси, что там случится — там, куда мы едем.
Фриц покосился на сидевших впереди Йоста с итальянцем.
— Так ведь мы не знаем, куда едем.
Октавия пожала плечиками:
— Что за разница? Ведь руны всё равно ответят. Фриц полез в карман и вытащил гадательный мешочек. Еле развязал тесёмку. Пальцы стыли. День холодный предвещал ненастье. Фриц сунул руку в мешочек и принялся перебирать скользкие костяшки.
— Справа налево, — подсказала девочка.
— Я знаю, — буркнул Фриц, хотя до этого не знал, и покраснел.
Первой из мешка досталась Inguz, далее был Туг, а третьей выпала Fehu.
Октавия склонилась над раскладом.
— Интересно, — выговорила она, — интересно… Что ты спрашивал?
— Ничего, — признался Фриц. — Я просто думал, что случится. Думал и тянул, как ты учила. А что?
Йост правил, и его внимание было всецело поглощено дорогой, а вот Карл Барба обернулся, привлечённый разговором.
— Чем это вы тут занимаетесь? — спросил он, бросив на них взгляд из-под очков. — А?
— Разбрасываем руны, — объявила девочка. — Хотим узнать, что будет.
— Вот как? Занятно. Можно мне послушать?
— Конечно, господин Карл.
Тележка тряслась и переваливалась на колдобинах. Три желтоватые костяшки чуть подрагивали. Октавия рассматривала их, грызла заусеницу и хмурилась.
— Сперва вот эта, Инг, — сказала наконец она и указала на неё пальцем. — Руна движения. Ох, она сильная… Это герой, бог или колесница. Мы пошли куда-то и идём. Бросили всё, понадеялись на лучшее. Нашли какой-то выход.
— Это прошлое? — спросил Фриц.
— Да, это прошлое.
— Тогда всё верно. А сейчас?
— Сейчас главная вот эта — Тюр, которая посредине. Это ученичество, а может, правосудие: ас Тюр главный на тинге. Отец говорил, что когда один человек вызывает другого на поединок — это называется «хольмганг», — то они обращаются к Тюру. А ещё может быть так, что это просто копьё или стрела.
— Копьё? Какое копьё? У нас нет никаких копий.
— Ну, я не знаю… — Октавия надула губки. — Руны не говорят о чём-то в лоб. Надо думать и смотреть, и тогда в нужный момент становится понятно… Нам надо что-то решать, и очень скоро.
— Что?
— Я не знаю.
— Ну ладно, — сдался Фридрих. — Что там дальше?
Октавия поболтала ногами.
— А дальше Фе, — рассеянно сказала она. — Это может означать какие-нибудь деньги, плату, просто — скот… Делёж богатства. Ой, я ещё вот чего вспомнила: это руна Фреи, а она — богиня любви, вот!
— Вам, девчонкам, всё бы сюси-пуси, — недовольно поморщился Фриц. — Где бы что ни говорили, всё у вас про любовь.
— А вот и нет, а вот и нет! Просто Фрея — добрая госпожа, ей очень по душе любовные песни и всякие такие танцы.
— Ну тебя, — разочарованно сказал Фриц. — Ничуточки не интересно. Наполовину непонятно, а что понятно, мы и так знали.
— А никто не говорил, что будет интересно!
— Тогда какой прок от этого гадания? Лучше б мы у цыган спросили. Цыгане гадают на картах. А на рунах они не гадают.
— Это потому, что руны — не гадание!
— А что тогда?
— Руны это… это… м-м… — Октавия задумалась, покусывая ноготок. — Руны — это как игра, — вдруг нашлась она, — Да! Они тебе не скажут всякое такое, про любовь какой-то дамы, а покажут только то, что есть. Может быть, дадут совет. Вот!
Фриц растерянно посмотрел на три разложенные костяшки.
— Может, тогда ещё разбросим? — неуверенно предложил он.
— Не надо, лучше над этими подумай.
— Где ты научилась таким вещам, деточка? — перебил Октавию итальянец. — И вынь сейчас же палец изо рта! Грызть ногти — плохая привычка.
— Я только один! — торопливо сказала она, пряча руки за спину. — А руны я знаю от папы. Он мне вырезал такие, а я, ещё маленькая, с ними играла, даже проглотила одну… А ещё у меня мама тоже часто гадала на рунах, только у неё не получалось, а у Фрица получается.
— Откуда знаешь?
— Мама спрашивала у рун, когда папа приплывёт, а папа не приплыл, а всё, что Фриц выбрасывает, на самом деле есть
— Правда? Очень интересно, — как бы про себя отметил Барба. — А папа у тебя, говоришь, был мореходом? Хм… Я запомню эти твои толкования. А руны тоже твои?
— Нет, руны мои, — сказал Фриц. — Их мне оставил мой учитель, когда умер.
— Я видел у тебя браслет с такими же. Он тоже твоего наставника?
— Он его сделал для меня.
— Дай взглянуть.
Мальчишка закатал рукав и показал. Карл Барба вытащил очки, надел их и нагнулся посмотреть. Два глаза, увеличенные стёклами, уставились на браслет, потом на двух детей, как две маленькие луны. Фриц почуял холодок, а может, то была обычная прохлада: повозка уже несколько минут как въехала под тёмные лесные своды и теперь катила в узком коридоре между буков и осин. Для леса здесь было непривычно тихо.
— Straordinario! — пробормотал Карл-баас, по привычке гладя пальцами бритый подбородок. — Вдвоём вы представляете весьма необычайное явление. Я даже начинаю думать, что наша встреча не случайна и кем-то подстроена, хотя, разумеется, это не так. Вот что, друг мой Фрицо, спрячь эти костяшки, никому их не показывай и постарайся больше на людях такого не делать, si? Дома, за закрытыми дверьми — сколько хочешь. А то времена нынче опасные, надо быть осторожнее…
Как будто подтверждая его слова, раздался заливистый свист. Йост вскинулся и дёрнул вожжи, но уже со всех сторон слышались возгласы, топот ног и хруст валежника. Бежали люди. При виде их напуганная мулица стала реветь и пятиться, повозка заскрипела и задёргалась, как это бывает, если дать ей задний ход, и грузно съехала в канаву. Карл Барба выругался, Фриц полетел на дно телеги вверх тормашками и сильно стукнулся, Октавия вообще едва не выпала. Дер Тойфель предостерегающе закричал, музыканты подбежали и сгрудились возле повозки, ощетинившись кто палкой, кто ножом, кто секирой. В руках у Рейно оказался настоящий моргенштерн — железный шар с шипами, на цепи; он повращал им, рассекая воздух, и сразу стало понятно, откуда у здоровяка такое прозвище.
