Магия отступника - Хобб Робин (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Не знаю, как отнесся к ее словам мальчик-солдат, но сам я почувствовал себя крайне неуютно, задумавшись о том, к чему привело мое появление здесь. Я вдруг осознал, что это послужило спусковым крючком для длинной цепи событий, дальние последствия которых я не способен даже вообразить, не говоря уже о том, чтобы их вычислить. Может, это и есть магия? Что-то, происходящее в итоге столь запутанной последовательности событий, что изначально ни один человек не может ее предсказать? Эту ли силу мы зовем магией? Я задумался над этим вопросом. Ударь огнивом по кремню, и первая высеченная искра покажется тебе магией. Но когда искра вспыхивает всякий раз, мы добавляем ее в список тех явлений, которых сами способны добиться от мира. Это стало нашей наукой, нашей технологией. Искра, попавшая в порох, взрывает его. Рычагом можно поднять больший вес, чем руками. Но магия, пришел я к выводу, работает лишь тогда, когда ей это удобно. Словно плохо выдрессированная собака или норовистая лошадь, она подчиняется, лишь когда сама того пожелает. Возможно, она вознаграждает только тех, кто ей повинуется. Почему-то эта мысль показалась мне пугающей.
Мне в голову пришел более важный вопрос. Мне хотелось задать его мальчику-солдату, но я сдержался. Если он узнает, что я пришел в себя и вновь зашевелился, полагаю, он снова меня запрет. От одной только мысли об этом меня охватил ужас. Я оставил вопрос при себе. Знала ли Лисана точно, что произойдет, когда забрала меня для магии? Взяла ли меня магия и передала ей для обучения? Или она сама взяла меня, рассчитывая, что сумеет обучить меня для магии? Мне внезапно захотелось получить ясный ответ. Мой разум кипел вопросами. Что изначально привело меня на путь магии? Девара. Но мой отец никогда бы не познакомился с ним, если бы не ранил его железной пулей и не уничтожил его магию. Произошло ли и это по воле магии спеков? Может, я сам лишь звено в цепочке столь запутанных событий, что никто не смог бы вспомнить их начало или предсказать конец? И если это так, что с чего все началось на самом деле? И закончится ли когда-нибудь?
Пока я размышлял, жизнь мальчика-солдата продолжалась. Вечерело, все в доме готовились к отдыху. Со стола убрали посуду. Кормильцы принесли ему длинное одеяние, своего рода ночную рубашку, его тело умастили ароматическими маслами и насухо вытерли. Для него приготовили постель. Если раньше за ним ухаживала одна Оликея и Ликари помогал ей, теперь около дюжины человек суетилось вокруг с разными поручениями. Оликея главенствовала над ними, не оставляя ни малейших сомнений относительно своего превосходства. Ликари в основном делал вид, что ухаживает за мальчиком-солдатом: он был скорее любимцем, чем кормильцем, но ни у кого это не вызывало недовольства. Великий явно наслаждался его обществом, их расположение было взаимным.
Наконец суматоха вечерних приготовлений стихла. Мальчик-солдат удобно расположился в кровати. Оликея делила с ним постель. Ликари спал на тюфячке в ногах. Светильники в доме Лисаны погасли, сумрак разгонял лишь огонь в очаге. На его фоне вырисовывался силуэт кормильца, оставшегося следить за пламенем. Еще несколько улеглись на матрасах в другом конце комнаты. Снаружи царила тишина, ее нарушали лишь вой ветра и неровная дробь капель, срывающихся больше с ветвей, чем с далеких туч в небе. Очаг сдерживал сырость и зимний холод. Пожалуй, эта ночь была самой приятной из всех, проведенных мальчиком-солдатом в моем теле, которым я стал свидетелем. Живот его был набит, тело согрето, все опасности остались далеко, по ту сторону гор. Я ожидал, что он соскользнет в сон сразу же, как только уляжется.
Но он бодрствовал еще долго после того, как дыхание Оликеи и Ликари стало ровным и медленным. Он тревожился. Часть его, вспоминающая мое обучение в Академии, знала, что он должен действовать в соответствии с ситуацией. Стратегия требовала, чтобы в танец Кинроува была вложена сильная магия. Отказаться от него — все равно что распустить треть войск перед самой битвой. Страх и уныние постоянно давили на Геттис, изматывая солдат и подрывая боевой дух. Мальчик-солдат трезво оценивал их влияние, но страшился призыва и в тревоге гадал, когда же тот начнется. Это дорого обойдется клану и его собственному дому, вне всякого сомнения.
Мальчик-солдат вздохнул. Он поступил так ради своих сородичей. Он был готов пойти на жертвы, но сомневался, какая часть его решимости определяется желанием спасти народ и деревья предков, а какая — военной подготовкой Невара Бурвиля. Одобрил бы это настоящий спек, воспитанный соплеменниками? Или чужой подход отравил его мышление подобно яду, попавшему в кровь? Он понимал, что сделал разумный выбор, но разумен ли он по-гернийски или по-спекски?
— Лисана знала бы ответ, — мысленно шепнул я ему.
Далекий выдох, едва коснувшийся его ушей. Лисана может дать ему совет. Она помогла ему достичь власти и могущества. Она научила его всему, что он знает о народе. Она поймет, где начинается тот, другой Невар и где он заканчивается.
Я навел его усталый разум на мысли о Лисане. Я воскресил самые яркие воспоминания о ней и сосредоточивался на них, пока не начал тосковать по ней так же сильно, как сам мальчик-солдат. И пока он проваливался в дрему, я скармливал его расслабившемуся сознанию образы и мысли о Лисане. Моя тактика увенчалась успехом. Он соскользнул в сон о Лисане, щедрый на подробности и ощущения. Я присоединился к нему, а потом, задержав дыхание, которым больше не мог управлять, вытолкнул нас обоих из его тела в странствие по сновидениям.
Я жаждал отправиться к Эпини. Мне нужно было поговорить с сестрой и узнать, что с ней происходит. Я не осмелился даже попытаться. Но я мог сосредоточиться на Лисане, зацепиться за собственные воспоминания о ней и вырваться из сна мальчика-солдата к ней.
Не думаю, что она спала. Едва ли она нуждалась в этом. Но я застал ее там, где она не была древесным стражем, привязанным к своему дереву и вечному наблюдению за мостом душ. Она вспоминала осень. Лисана сидела на склоне холма и смотрела вниз, в долину, заросшую деревьями. Сквозь утреннюю дымку она разглядывала разноцветные кроны. Порывы ветра оставляли за собой след танцующих в воздухе листьев.
— Сколько раз ты встречала осень? — спросил я, усевшись рядом.
— Я давно перестала вести им счет, — ответила она, не глядя в мою сторону. — Эта была одной из моих любимых. Вон та маленькая березка как раз достаточно выросла, чтобы разбавить желтым красноту ольшаника.
— От этого оба цвета кажутся ярче, — заметил я.
К моей радости, улыбка тронула уголки ее губ. Она повернулась ко мне и округлила глаза.
— Теперь ты выглядишь как один из народа.
Я с удивлением покосился на собственные руки и босые ноги. Она была права. Моя кожа была разукрашена пятнами, наколотыми мальчиком-солдатом. Я хотел было что-то объяснить, но вместо этого сказал:
— Мне так тебя недоставало. Ты даже не представляешь, как я по тебе скучал. Не только твоих знаний и наставлений. Твоего присутствия. Твоих прикосновений.
Я взял ее за руку. В сравнении с моей ее ладонь казалась маленькой и пухлой. Я наклонился ближе, чтобы вдохнуть аромат ее волос. Несколькими мгновениями раньше в них поблескивала седина. Сейчас они стали густо-каштановыми, лишь с несколькими серебристыми прядями. Она закрыла глаза и прижалась ко мне, вздрогнув, когда мое дыхание коснулось ее кожи.
— И ты еще говоришь, что я не представляю, как ты по мне скучал? — прошептала она. — Ты ходишь по живому миру. Вокруг тебя другие люди, другие женщины. А мне остались лишь воспоминания. Но сейчас ты здесь. Я не знаю, как тебе удалось прийти ко мне, и не хочу попусту терять время на догадки. О, мальчик-солдат. Побудь со мной хоть немного. Дай мне прикоснуться к тебе, обнять тебя. Боюсь, другого случая нам уже не представится.
Я, не задумываясь, обнял ее и привлек к себе. Пожалуй, лишь в отношении Лисаны наши с мальчиком-солдатом чувства полностью совпадали. Меня больше не заботило, что свело нас вместе. И не тревожило, что воспоминания о том, как мы полюбили друг друга, принадлежали не мне. Обнимать ее было хорошо, просто и правильно. Любовь к ней не требовала с моей стороны никаких усилий. Я поцеловал ее мягкие губы и зарылся лицом ей в волосы, чувствуя себя так, словно наконец вернулся домой.