В сердце тьмы - Дрейк Дэвид Аллен (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Маврикий пожал плечами. Показал на юго-запад.
— Посмотри. Время секретов прошло.
Антонина и Ирина развернулись в седле. Они были недалеко от колонны Марциана. Монастырь и прилегающий к нему собор располагались прямо внутри старых стен столицы — стен Константина. От сердца Константинополя, уголка города, в котором находились Большой Дворец и ипподром, их отделяло не более двух миль.
Поблизости от ипподрома две женщины увидели дым, поднимающийся от костров, которые развели собирающиеся Голубые и Зеленые, чтобы погреть своих хулиганов. Они слышали слабый рев толпы, даже на таком расстоянии.
— Как ситуация в Большом Дворце? — спросила Антонина у Ирины.
— Напряженная. Очень напряженная. Юстиниан на сегодня на полдень назначил заседание высшего совета. Однако он все еще слушает Иоанна из Каппадокии, который заверяет его, что большая часть армейских подразделений будет защищать трон. Поэтому он живет в раю для дураков. Он не понимает, что единственная сила, которая у него есть, — это отряд дворцовой стражи — пятьсот человек — и войска, которые приведем мы.
Ирина повернула голову и посмотрела на юг.
— Ситтас с Гермогеном должны быть в гавани Хормиздаса. Мне лучше сейчас уехать и сказать им, где стоят твои силы.
Антонина кивнула. Маврикий приказал взводу катафрактов сопроводить начальницу шпионской сети.
Внимание Антонины привлек шум.
Толпа гренадеров и их жен высыпала из дверей монастыря и направилась к ней. Все они смотрели на нее, на лицах было написано беспокойство.
— Ты сказал им, — Антонина взглянула на Маврикия.
Маврикий усмехнулся.
— Сказал им? Я отправил сюда утром десять катафрактов, чтобы порадовать их рассказом. Полным рассказом! До последней мрачной, мерзкой, отвратной детали.
Антонина вздохнула от раздражения, Маврикий поставил своего коня рядом с ней. Склонился к ней — весь юмор испарился — и хрипло прошептал:
— Послушай меня, девочка, и хорошо послушай. Теперь ты ввязалась в войну, и ты — командир. Женщина-командир — первая в римской истории, если не считать древние легенды. Тебе нужна вся уверенность, которую ты можешь получить от своих солдат. А им она требуется еще больше, чем тебе.
Антонина уставилась в его серые глаза. Она раньше никогда не замечала, насколько холодными могут быть эти глаза.
— Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь такой возможностью? — спросил он. Затем добавил с хриплым смешком: — Боже, теперь, после того как все закончилось, я почти готов поблагодарить Балбана! Какой подарок он нам сделал!
Маврикий снова прямо сел в седле.
— Антонина, самые суровые из моих катафрактов испытывают благоговение перед тобой. Попав в такую засаду — без оружия, только с одним маленьким кинжалом, — выжил бы, может, один из десяти. И они это знают. Как, ты думаешь, себя чувствуют эти сирийские крестьяне? Теперь? Что они думают о своем командире — маленькой женщине?
Было очевидно, что чувствуют крестьяне. Гренадеры и их жены окружали Антонину, молча глядя на нее снизу вверх. Выражения их лиц читались без труда. Смесь чувств — облегчение от очевидного благополучия Антонины, яростное удовлетворение от ее победы, гордость своим командиром и гордость, что она командует ими.
В большей мере — и это почти пугало Антонину — они испытывали чувство квазирелигиозного восхищения. Простые сирийцы смотрели на нее так, как они могли бы смотреть на живого святого.
Она благословлена милостью Божьей.
Как и предсказывал пророк Михаил.
На мгновение Антонина почувствовала, что сжимается от этой давящей на нее ответственности.
Затем, собрав в кулак огромную силу воли, которая всегда оставалась ее частью, с детства на улицах Александрии, Антонина отбросила все колебания в сторону.
— Со мной все в порядке, — громко заверила она гренадеров.
Она стала спешиваться, но тут же почувствовала, как ей помогает дюжина рук. Те же руки затем понесли ее к собору. Тут же возникли монахи и священники и открыли огромные ворота. Среди них Антонина увидела полную фигуру епископа Антония Александрийского.
Когда ее проносили сквозь двери, она встретилась взглядом с Антонием. Он ответил ей улыбкой, но в глазах читалось беспокойство.
Ее отнесли к алтарю и поставили на ноги. Она повернулась и увидела, как гренадеры и их жены быстро заходят в собор. В течение двух минут огромный собор заполнился. Там стояли все сирийцы. Они молча смотрели на нее.
За много лет до этого мать Антонины немного обучала ее актерскому мастерству Антонина не пошла по стопам матери, выбрав другую дорогу, хотя такую же неуважаемую, но приносящую гораздо больший доход. Но она все еще помнила уроки. Не скромные таланты матери как трагической актрисы, а ее умение проецировать звук голоса.
Все гренадеры в помещении — как и катафракты, которые к ним присоединились — чуть не подпрыгнули. Такая маленькая женщина и такой сильный, мощный голос!
— Я не буду долго говорить, солдаты. Друзья. И не нужно много говорить. Наши враги собираются. Вы видите их костры. Вы слышите их грубые победные крики. Не бойтесь их. Они — ничто. Ничто. Наемные убийцы. Уличные бандиты. Головорезы. Насильники. Воры. Сутенеры. Мошенники. Ничто. Ничто!
Она сделала паузу, подождала. Гренадеры — вначале один или два — подхватили клич. Вначале тихо. Затем громче и громче.
— Ничто. Ничто!
— Мы превратим их в ничто. Мы отгоним их назад в их сливные трубы.
— Ничто! Ничто!
— Мы загоним их в их норы. Мы последуем за ними в их крысиные норы. Мы будем гнать их, пока они не попросят пощады.
— НИЧТО! НИЧТО!
— Пощады не будет. Для ничтожеств — ничто!
Теперь от криков содрогался сам собор. Антонина показала пальцем на катафрактов. Крики смолкли. Гренадеры слушали ее с полным вниманием.
— У нас простой план. Предатели собирают силы на ипподроме. Мы пойдем туда. Катафракты поведут нас, но мы станем молотом Божьим. Удары нашего молота превратят ничтожество в ничто.
Антонина пошла вперед, по центральному проходу. Гренадеры расступались перед нею, а затем мгновенно смыкали ряды. Она двигалась сквозь небольшое людское море, как корабль под всеми парусами.
Когда она достигла двери, вперед шагнул Антоний Александрийский. На мгновение она обняла старого друга.
— Пусть мне поможет Бог, — прошептала Антонина.
— О, я считаю, Он поможет, — мягко ответил епископ. — Поверь мне в этом, Антонина. — На лице мелькнула улыбка: — Ты знаешь, я ведь довольно известный теолог.
Она ответила на улыбку, поцеловала в щеку и пошла дальше.
К этому времени на улице собралась большая толпа зрителей. Даже гневные взгляды катафрактов не могли отогнать любопытных. Но затем, услышав звук множества приближающихся лошадей — тяжелых, в броне, — толпа отошла назад, прижимаясь к стенам домов и заборам, которое стояли вдоль улицы.
По улице рысью приближались две сотни катафрактов. Оставшиеся фракийские букелларии возвращались после собственного триумфа.
Всадники достигли собора и остановились. Катафракты из первых рядов бросили результат своей мести к ногам Антонины.
Толпа зрителей стала хватать ртом воздух и шипеть, сильнее прижалась к стенам. Некоторые, у кого страх пересилил любопытство, быстро скрылись в домах и дворах. Двадцать или около того отрубленных голов могут заставить похолодеть самого любопытного.
Увидев мрачные трофеи, гренадеры с другой стороны разразились дикими довольными криками.
— НИЧТО! НИЧТО! НИЧТО!
Антонина двинулась к лошади. Маврикий и двое его катафрактов встретили ее на полпути.
— Надень вот это, — приказал Маврикий. — Я специально заказывал их для тебя.
Сопровождавшие его катафракты протянули ей кирасу и шлем.
— Сделать шлем было легко, — заметил Маврикий. — Но кираса оказалась в некотором роде вызовом для мастера-оружейника. Он не привык делать ложбинки.
Антонина улыбнулась. При помощи Маврикия надела непривычные доспехи. Улыбка сошла с лица.
