Тёмное солнце (СИ) - Евдокимова Лидия Григорьевна (книга бесплатный формат TXT) 📗
— Козел, козел, — буркнул он дварфу. — Большой такой. С серебристой шерстью и вот такими рогами.
— Можешь на меня рассчитывать, — дварф отхлебнул из большой фляги, в которой плескалось южное вино, взятое в разбитом караване. — Не люблю козлов.
Близился вечер. Как всегда в горах, темнота падала с небес неожиданно. Два солнца едва коснулись горизонта, тени удлинились и налились синевой, и все вокруг на глазах затянулось плотной ночной мглой, почти не давая времени на то, чтобы успеть хоть что-то прежде чем перестанешь различать свои руки. Горцы потому и торопились весь день, чтобы успеть к небольшой площадке в укрытии между скалами, где была вода и маленькая пещерка с запасённым сеном для животных. Темные круги на каменистой почве показывали, что здесь останавливались множество раз, с тех пор как подземный путь стал непроходим, а подгорные туннели обрушились.
Пока звездочёты сноровисто разворачивали лагерь, устраивая спальные места в защищённой от ветра пещере, зажигая костры из запасов этого промежуточного лагеря, и готовя нехитрую снедь, Морстен с тхади, посовещавшись в пути, решили расположиться в отдалении от остальных. Это было естественно, и не стоило мешать людям совать пальцы в мясорубку, то есть реализовать заговор против Тёмного Властелина.
Сам Гравейн остался сидеть возле разожжённого огня, смотря в пламя сузившимися зрачками. Ему было о чем и над чем подумать — распухшая от полученных знаний голова болела, зудела и даже чесалась изнутри. Замок, отринув под конец всякое человеколюбие, буквально изнасиловал Морстена потоками данных, уже не объясняя, что к чему, и не отшучиваясь.
«Время шуток прошло, — подумал он, шевеля пылающие дрова веткой, и наблюдая, как уносятся вверх под действием подъёмной силы жара искры. Вздувшийся пузырёк в голове, посвящённый воздухоплаванию, взорвался настоящим селем картинок, формул, выкладок, чертежей и фактов из истории совершенно незнакомого мира, который погиб задолго до того, как Древние шагнули на эту землю. Облегчение, схожее с тем, какое бывает, когда лопается нарыв, извергая гной, заставило Морстена передёрнуться. — Проклятый Крес!»
Теперь он очень хорошо понимал, о чём говорили Звездочёты. Вместе с кучей ненужной информации Варгейн Крес щедро, хотя и торопливо одарил своего питомца настоящей историей этого мира. После того, как Морстен переварил и не сломался на кровавых и просто отвратительных подробностях из жизни пяти тысячелетий.
«Да, я — питомец, — скрепя сердце, признал Гравейн, и через силу улыбнулся. Пламя взвилось темными струями, когда он сплюнул едкой слюной в костёр. — Что для Креса полтысячелетия? Он бессмертен, Свет его раздери».
Но кем бы не чувствовал себя он, у Морстена был долг. Раз его выбрал придирчивый и очень аккуратный Замок, он достоин своего статуса, хоть и приходится подтверждать это каждую минуту. А, значит, в свете сложившихся обстоятельств, на нем вся ответственность за Север, тхади и людей, живущих там.
Морстен догадывался, что остальные владыки — тоже отпечатки своих столпов, и история мира, подаренная ему Варгейном, далеко не полна — часть ему еще рано знать, часть — знать вредно, а еще много фактов просто бесполезны. Это объяснение вполне устраивало Гравейна. Северянин был очень благодарен Замку еще и за то, что тот не стал вдаваться в подробности и описывать, как именно передавались знания среди имперцев и долинцев. Ему и так хотелось долго и со вкусом пытать создателей всей этой системы.
Лаитан передёрнула плечами под длинным плащом, скрывавшим ее новую одежду. Ночью стало холоднее, и такой облик показался ей не вызывающим подозрений. Плотная нательная рубаха, утащенная из тюков каравана, кожаная куртка со вшитой защитой, такие же плотные перчатки, скрывающие руки почти до локтей, прямые штаны, до стычки с караваном должные пойти на продажу, и хорошие добротные сапоги, какие носили не в Империи, а на ее окраинах.
Медноликая вышла из тени, осторожно подсаживаясь к огню и подбрасывая в него ветку. Пламя жадно лизнуло подачку, затрещав и осыпав руки Лаитан искрами. Она улыбнулась, улыбка вышла немного сумасшедшей, а в глазах отразились всполохи костра, придавая образу окончательно неприличный вид городской блаженной. В новом наряде она ощущала себя лучше. Защищённой, что ли. Ей хотелось снова ощутить на теле прочную и лёгкую защиту костюма, в котором была та, другая женщина. Женщина кого-то, кто теперь стал Замком, или был им всегда. Попытка стать лучше для себя, неосознанное желание хотя бы стать копией той, ради кого завертелась такая вереница событий. Приблизиться к древнему образу прародительницы так, как могла себе позволить нынешняя Лаитан.
В юности это назвали бы жаждой подражания более успешной охотнице или умелой жрице, когда менее удачливые и красивые сверстницы одевались и украшали себя похоже на тех, с кого брали пример. Тем самым словно бы желая получить часть благ и внимания, отведённых их соперницам.
«Соперницам?» Мысль показалась Лаитан странной, но та волна негодования и протеста, взбухшего внутри, что затопила всю решимость и свела ее к простой неуверенности в себе, подтвердила неожиданную мысль.
Она стиснула зубы и посмотрела вокруг… Поблизости сидел только северянин, буравящий ее ненавидящим взглядом. Присмотревшись, Лаитан поняла, что Морстен смотрит куда-то за ее плечо. Оглянувшись и никого там не приметив, она снова уставилась в огонь, отгоняя глупые мысли. «Две с половиной сотни лет, а все еще не повзрослела, — подумала она, — или это лишь реакция на столкновение с чем-то, доселе неизведанным?»
Взгляд Морстена, упавший на Лаитан, а потом отправившийся дальше, вернулся к предыдущей цели. Прищурившись, и различая под балахоном очертания лёгкой кожаной брони, северянин сопоставил несколько фактов. Ритуальное омоложение раз в несколько столетий Матери Матерей, которое длилось до нескольких десятилетий. Прямое подчинение Лаитан или ее предшественниц к вертикали власти Золотого Колосса, а, следовательно, к технологиям передачи памяти. И неважно, каким путём это происходило — как у Морстена, вливанием чистых знаний, или как у Ветриса, который пробуждал память своей единственной и неповторимой личности в новом теле. «Представим на секунду, что Золотой Колосс занимает среднее положение между ними, — подумал Гравейн, удивляясь, как просто мыслить, когда у тебя достаточно фактов, и ты уверен в их достоверности. — Тогда наша Лаитан должна обладать памятью предков, но быть самостоятельной личностью!»
— Твою мать, Замок, — тихо прошептал он, невидяще глядя в огонь. — Твою мать!
«Не ругайся, — послышался слабый отголосок мысли бессмертного. — Это ничего не изменит. Ни того, что случилось задолго до тебя, ни того, что останется после. Если, конечно, что-то останется».
«Моя месть, все, чем я жил — это химера, — ввернул новое слово в разговор Морстен, закипая внутри. — Меня убила не Лаитан. Она «сбрасывала кожу», то есть появилась на свет, двести пятьдесят лет назад. И, даже если что-то помнит, все равно она — совершенно другой человек. И ведь она сказала мне об этом, но я даже не подумал сопоставить факты тогда. Да и не было мне до этого дела. Уже не было. Я чуть было не убил невиновную…»
«Невиновных тут нет, — Крес закряхтел, словно сдерживал смех. — Но она тоже вспоминала своих предшественниц не сразу. Процесс пошёл лавинообразно после встречи с тобой, ты послужил спусковым крючком. Так что она помнит, как убивала тебя. Но ты жив. И жаль, что не убил ее. Теперь все будет гораздо неприятнее».
— Да иди ты в зад уккуна, — со злостью проговорил Морстен, — опекун хренов.
«Детей надо опекать, — с непонятной грустью в голосе произнёс Варгейн, — а вы все — дети. Ловушка готова. Но я бы сильно не рассчитывал на нее, сразиться придётся».
— Никто и не собирается сдаваться без боя, — прошептал Гравейн, — папочка, блять. Всеобщий.
Замок затих, и ничем не проявлял себя.
