Левая Рука Бога - Хофман Пол (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Большинство лошадей из задних рядов в панике стали слишком быстро разворачиваться назад, при этом они поскальзывались, сбрасывая седоков; другие продолжали по инерции двигаться вперед, налетая на тех, которые остановились в захлебнувшейся атаке; некоторых, находившихся с краев, выталкивали в прилегавший к полю лес.
Люди сыпали проклятьями, лошади ржали и бешено метались, будто это были не мощные боевые кони, а какие-то существа, вдвое меньше и легче, чем на самом деле, они рвались назад, в безопасный тыл. Седоки сотнями сыпались на землю, и лучники, молниеносно выныривавшие из-за своего частокола, обрушивали на головы и груди ошеломленных падением всадников смертоносные удары своих деревянных молотов. На каждого конника Матерацци, который, скользя и спотыкаясь, пытался встать на ноги и обнажить меч, приходилось по три Искупителя в измазанных грязью сутанах, которые набрасывались на него и всаживали свои мечи в глазные отверстия шлема или зазоры между частями доспехов. А освободившиеся от страха и разъяренные лучники, стоя среди кольев, продолжали поливать стрелами отступающих всадников. И снова падали раненые лошади, те же, кого стрела миновала, потеряв ориентацию, став неуправляемыми, несли своих седоков неведомо куда.
Но худшее было еще впереди. Для поддержки наступления в помощь кавалерии Нарцисс, как положено, послал передовые части тяжеловооруженной пехоты.
Восемь шеренг общей численностью в восемь тысяч пехотинцев были уже на полпути к позициям Искупителей, когда в них врезалась собственная отступающая кавалерия: обезумевшие от ужаса и ран лошади вклинились в передовой строй наступавшей матерацциевой тяжеловооруженной пехоты, который не имел возможности ни расступиться, чтобы пропустить их, из-за густого леса по обе стороны поля, ни отойти назад — из-за подпиравших сзади, ничего пока не ведавших и продолжавших наступать своих же шеренг. Пытаясь избежать смертельного столкновения с несущимися на них неуправляемыми животными, тяжеловооруженные пехотинцы заметались, натыкаясь друг на друга, толкаясь и умоляя освободить дорогу, хватаясь за соседей, чтобы не упасть, увлекая их за собой и создавая волну падений, которая, как круги на воде, расходилась назад и в стороны.
Строй сломался, наступление захлебнулось, люди скользили в грязном месиве, изрыгали проклятья и тянули друг друга за собой. Искупительские лучники, получив передышку и придя в себя, выпустили последние стрелы. И на сей раз, поскольку Матерацци стояли на месте и находились на расстоянии всего восьмидесяти ярдов, острые наконечники пробивали даже стальные доспехи, если попадали в них по прямой.
Но при всем при том лишь несколько сотен были затоптаны лошадьми или погибли от стрел. Тысячи оставшихся в живых, припадая к земле, прятались друг за другом, пока сержанты и капитаны властными окриками не заставили их подняться, выровнять строй и продолжить атаку. Хотя солдаты и были раздосадованы неразберихой и необходимостью тащиться триста ярдов по грязному месиву пашни в доспехах, весивших шестьдесят фунтов, инерция наступления была восстановлена. Пятьдесят ярдов. Двадцать. Десять — и вот они побежали, копья наперевес, острия нацелены в грудь противнику.
Но в момент столкновения Искупители, словно это был один единый организм, быстро отступили на несколько ярдов назад, в последний миг лишив противника опоры. И снова передняя линия Матерацци, топчась и спотыкаясь, остановилась, кто-то по инерции выбежал вперед, кто-то отпрянул назад — мощь наступательного порыва иссякла.
Однако теперь, несмотря на весь хаос, Матерацци безоговорочно понимали: они — закованные в броню величайшие воины в мире, наконец сошедшиеся лицом к лицу с противником четверо к одному, — обязаны победить. И, уверенные в будущей победе, они снова двинулись вперед. Теперь кроме людских криков воздух оглашали бряцание копий и сиплые от натуги кряканья обремененных тяжелыми доспехами воинов Матерацци: сейчас они действовали на еще более ограниченном пространстве, и сзади их подпирало несколько рядов своих, которые толкали их, чтобы тоже выйти вперед, принять участие в схватке и урвать свою толику славы. Однако наносить удары могли только те немногие, кто находился в первой шеренге, то есть меньше тысячи человек за раз.
Таким образом, сильно уступая противнику в общей численности, на площади, ограниченной всего дюжиной футов, Искупители имели больше простора для маневра и легче уклонялись от ударов. Матерацци же, не имевших возможности продвинуться вперед, по-прежнему толкали или пытались оттащить их же товарищи, стоявшие непосредственно за ними, а на этих наседали те, кто находился еще дальше и не видел, что происходит впереди.
Давление усиливалось: второй напирал на первого, третий на второго и так далее. Передние пытались уклониться, отступить в сторону или отойти назад, но отходить было некуда, и под давлением сзади их выбрасывало вперед, прямо на острия копий Искупителей, под удары их молотов. Некоторые падали от ран, некоторые под натиском сзади не могли удержаться на ногах, увязая в мягкой грязи, скользили и тоже падали, те, что напирали сзади, потеряв опору, падали на них, следующие за ними — сверху и так до бесконечности. Чтобы сохранить равновесие, солдаты пытались переступать через упавших, но помимо их воли давление сзади заставляло их топтать своих товарищей, и, не в силах удержаться на извивающихся и брыкающихся телах, они соскальзывали и падали сами. Какой толк от доспехов, если нет простора для движения? Они становятся лишь обузой для человека, который старается встать на ноги или перелезть через два-три лежащих на земле тела. А между тем спереди его колют мечом или оглоушивают тяжелым ударом молота.
Искупители тоже падали, конечно, но они легко вскакивали, или товарищи могли без особого труда освободить их из-под свалки. Всего за три-четыре минуты на переднем краю выросла стена из попадавших Матерацци, которая защищала Искупителей от дальнейшего развития атаки противника. А с тыла на эту стену продолжали напирать задние ряды, которые не видели и не знали, что происходит на передовой. Каждый тамошний обвал они принимали за продвижение и с еще большим энтузиазмом устремлялись вперед. Среди лежавших штабелями Матерацци было не так уж много мертвых и даже раненых, но, упав, ни один рыцарь уже не мог подняться, так как оказывался в вязкой грязи, обремененный десятками фунтов надетой на него брони. Стоило второму упасть сверху — и он уже практически не мог пошевелиться. Третий — и он становился беспомощным, как дитя.
Представьте себе его ярость и отчаяние: годы тренировок, множество шрамов, полученных в учебных сражениях, — и все это для того лишь, чтобы тебя раздавили насмерть или чтобы, воя от бессилия, лежать в грязи легкой мишенью для какого-нибудь неотесанного мужлана, который расплющит тебе грудь деревянным молотом или воткнет меч в глазное отверстие твоего шлема или в щель между доспехами под мышкой. Какая мука, какой ужас, какая беспомощность!
А между тем продолжается чудовищное давление сзади товарищей по оружию, уверенных в победе и жаждущих отметиться в бою, прежде чем закончится битва. Посыльные штаба, которые толпились вокруг арьергарда, стараясь разузнать новости, не имея возможности видеть катастрофу, происходящую впереди, и не зная, что битва уже проиграна, отправляли победные реляции о том, что триумф уже почти в руках Матерацци, и просили подкрепления, чтобы нанести завершающий удар.
Одновременно от наблюдателей с холма Силбери, откуда провал на передовой был виден, как на ладони, до Белой Палатки доходили противоречащие этим реляциям донесения. Но даже здесь, на холме, только мальчики и ИдрисПукке в полной мере осознавали, какое бедствие вершится у них на глазах. У неуверенных, нерешительных наблюдателей не хватало духу посоветовать командованию Матерацци отступить. Это было немыслимо само по себе, к тому же они боялись ошибиться, поэтому писали тревожные донесения, но обставляли их тысячами «но» и «однако». Таким образом, Нарцисс с одной стороны получал с поля боя требования о подкреплении, чтобы поставить победную точку, а с другой — противоречащие им невразумительные доклады наблюдателей с холма Силбери, не решавшихся честно признать очевидное: то, что битва проиграна.
